Этюды, любовь и кровь

Дни от исчезновения Светы летели слишком медленно и мучительно для всех, кто как-то был связан с ней. Скрывая в себе переживания, Николай продолжал ходить на учебу под наставлением Фёдора. Тот, в свою очередь, видел, как сильно пытается скрыть внутреннюю тревогу его друг — это было поводом для тех же переживаний уже у Достоевского, но ему нельзя было падать духом в такой ситуации, в которой они сейчас находились; кто-то из них должен находиться на ногах и держать другого на плаву. И этим человеком вызвался стать именно Фёдор. Он, конечно, не мог вынуть всё, что затаилось внутри сердца Гоголя, но и нагло вытягивать не собирался, ведь это только ухудшило бы ситуацию. На этих выходных Фёдор выслушивал мольбы Николая о том, чтобы вмешаться в дело о пропаже их общей подруги. Эти светлые глаза, что были полны тоски и печали, пилили совесть Фёдора, и он всё-таки согласился. Сегодня утром они пошли в кабинку охранника, дабы узнать, куда делся бездомный мужчина, который вечно приходил переночевать в подсобке. На что тот им ответил: — Да этот дохляк давно не появлялся, а вот тут недавно, как только он снова вернулся на своё местечко, то его менты умотали. Ну а мне как-то безразлично, за что уводят нарколыгу вроде него, — мужчина в форме охранника рассказывал, одновременно пытаясь поймать нужную волну по радиоприемнику. Услышанное не было чем-то новым для ушей Николая, но Ларри мог бы видеть Свету, что дало бы небольшую частичку надежды на её поиски. Попрощавшись с охранником, двое молча направились в полицейский участок. На улице становилось теплее. Весна мешалась с хорошей погодой, напоминая, что скоро жаркое лето. Только вот на душе у этих двоих был тревожный холод, который бил прямо по сердцу. Фёдор каждый день наблюдал за изменениями своего друга. При знакомстве Николай показался ему очередным шутом и той самой душой компании и казалось, ему не знакомо такое понятие, как «уныние». Но, видимо, Достоевский сделал поспешный вывод. Ему хотелось забрать весь этот мусор из головы Николая, чтобы тот отдохнул от постоянных переживаний. Они со Светой не были друзьями детства, но Гоголь успел слишком сильно к ней привязаться, что вызывало каплю ревности у Фёдора. Однако он тут же старался её притупить, так как с Гоголем они знакомы всего полгода, и Достоевский просто не имел права на ревность. Хотя и он успел привыкнуть к этому задорному человеку, который по утрам с трудом вставал на учебу, а по выходным во всю пел разные популярные песни, из-за чего половина общежития давно хотела потравить его, а не тараканов. Эти воспоминания вызвали печальную улыбку на лице Фёдора. Он скучал по тем временам и как бы ни старался их вернуть, Николай всё ещё таился где-то в своей тёмной норе, не желая вываливать все свои проблемы наружу, хотя сам был готов прийти на помощь и выслушать всех. Совесть больно кольнула. Достоевский снова окунулся в воспоминания, и на этот раз оно было не из тёплых. Вроде бы, это дело замяли, но он до сих пор чувствовал вину за то, что тогда вспылил на своего друга, ведь тот всего лишь хотел помочь ему. — Пришли, — голос Николая выбил Фёдора из мысленных сожалений. Тот удивлённо похлопал глазами, наблюдая, как Гоголь ускорил шаг в сторону здания. Встряхнув плечами, чтобы избавиться от лишнего груза, Фёдор поспешил за ним внутрь. В выходные дни тут было меньше работников, поэтому и меньше шума, и меньше тех усталых парней со стаканчиками растворимого кофе, что жаловались на своих капризных детей или на начальство. Подойдя поближе к стойке администратора, где сидела недовольная женщина лет тридцати, они услышали её диалог.  — Да я считаю, его вообще сначала нужно отдать на прочистку, а уже потом что-то выяснять. У нас в четверг столько хлопот с ним было! Весь отдел уже жужжит о том, что нашли у него при обыске, и как он может быть связан с этим делом — лишь Бог знает, — женщина не замечала двоих, стоявших по ту сторону стойки. Она лишь продолжала вертеться на кресле, рассматривая свой маникюр и недовольно рассказывая сплетни, видимо, своей знакомой. — Прошу прощения, — раздался мягкий с уважением голос Николая. Он постучал по окошку, чтобы привлечь внимание женщины.  Та одарила его скучающим взглядом, попрощалась с подругой по телефону и наконец повернулась к Гоголю. — Здравствуйте, молодой человек. По какой причине вы обратились к нам? Кошечек в розыск не принимаем, — сказала она монотонно, рассматривая бледное лицо перед собой. Гоголь сдерживался. В таком месте лучше всего сохранять уважение к старшим, даже если перед тобой тридцатилетняя стерва, которая встала утром не с той ноги. Он наигранно хохотнул и продолжил: — Я не за этим. Я за человеком по имени Михаил... — тут он запнулся, так как не знал полного имени Ларри, но оставлять дело не собирался. — Мне сказали, его сюда недавно завезли, и я бы хотел с ним поговорить, если это, конечно, возможно. Николай говорил с надеждой в глазах. Любая зацепка была для него ценна, хоть и был велик шанс, что этот наркоман, который просто валяется под их учебным заведением, ничего не слышал и не видел. Он всё же надеялся. Женщина сузила глаза в подозрении.  — А кем он вам является? Гоголь снова запнулся, а затем выдал: — Дядей. — Врать нехорошо, молодой уважаемый. Мы проверили; у него нет ни братьев, ни сестёр, а значит, и племянников. Поэтому спрошу ещё раз: зачем он вам? Николай судорожно вздохнул. Был бы он сейчас под травкой, было бы спокойнее, но он не хотел занимать место Ларри, поэтому оставалось лишь терпеть и идти дальше. — Моя подруга пропала, и этот человек может что-то знать о её исчезновении. Поэтому мне нужно с ним встретиться. — К сожалению, я ничем не могу помочь. Хорошего дня. — Пожалуйста! Мы можем как-то договориться? — длинные пальцы вцепились в стойку. Гоголь чуть ли не сорвался на злой крик. Эта женщина раздражала его всё сильнее, и желание вырвать её волосы становилось тоже сильнее. На что он надеялся с их полицией? — Такого варианта мы точно не можем рассмотреть... — она не успела закончить, как Фёдор, избегая камеры наблюдения, протянул ей конверт. Та выразительно приподняла бровь, забрала конверт и осторожно его открыла. Дальнейшая её реакция удивила даже Николая. Глаза женщины засветились, она улыбнулась двоим, после чего набрала номер по телефону. — Дмитрий Степанович, подойдите, пожалуйста, к стойке администрации, — повесив трубку, она вышла из своего рабочего места и обратилась к Николаю с Фёдором. — Присядьте на диванчик. Я поговорю со старшиной, после чего вы сможете пройти и поговорить с этим Михаилом, — предложила женщина. Гоголь хотел что-то сказать, но Достоевский кивнул женщине, а затем, потянув за рукав друга, направился к месту, где они могли подождать. Присев, Николай возмущённо уставился на него. — Ты всегда всё будешь решать деньгами?  — с ноткой раздражения спросил Николай. — Мы бы ушли, не получив ничего, и ты бы снова сидел мучился в догадках. Мне больно на это смотреть, — ответил Достоевский, устраиваясь поудобнее на кожаном диване.  Правда была на стороне Фёдора, хоть Николай и не хотел этого признавать. Он недовольно прикусил губу и замолчал, принимая своё поражение и не желая дальше портить настроение. Гоголь метнул взгляд в сторону администрации, куда уже подошёл, видимо, тот самый Дмитрий. Мужчина засиял при виде женщины, а та мило улыбнулась, совсем не напоминая ту стервозную особу пару минут назад. Женщина что-то сказала коллеге, и сначала мужчина растерялся, но её очарование было настолько сильно, что он с тяжким вздохом кивнул и устало улыбнулся. Женщина шепнула ему что-то на ухо, засмеялась и вернулась на своё рабочее место. Поняв, что всё идёт по плану, Гоголь и Достоевский двинулись навстречу полицейскому. — Здравия желаю, — Дмитрий в уважительном жесте снял фуражку и кивнул парням. — Здравия желаю, старший, — Достоевский пожал руку мужчине. — Я с моим другом Николаем тут по делу; хотели бы поговорить с одним человеком. — Я вас понял. Не знаю, что вы хотите услышать от наркомана, который еле слова связывает, но я даю вам лишь пять минут на разговор, так как этот человек, возможно, замешан в пропаже девушки, и мы вообще не должны делиться таким с гражданскими.  Фёдор с Николаем переглянулись, и Гоголь нахмурился. Новость явно не улучшала их состояние. — Почему вы так считаете? — с опущенным взглядом спросил Николай. — Пройдемте, расскажу по дороге, — предложил Дмитрий. Мужчина развернулся и повёл их в сторону коридора. По пути он передал по рации приказ привести подозреваемого в комнату допроса, а затем отключился и обратился к парням: — При обыске этого дохляка мы нашли отрубленный палец. По нашим обследованиям, палец принадлежит вашей подруге. В некоторых местах он уже был обглодан подозреваемым. Видимо, из-за веществ в его теле тот даже не понял, что ест. — скучающе сообщил Дмитрий. Эта новость ошеломила Гоголя. Он замер на месте от шока, холодный пот прошиб его тело. Все посторонние звуки исчезли. Он только повторял слова полицейского в голове, представляя, как Ларри, находясь под воздействием наркотиков, обгрызает палец его, возможно, ещё живой подруги. Туман эмоций окутал его сознание. Он не мог ни ясно думать, ни двигаться; лишь стоять с открытым ртом и осознавать поступок человека, с которым когда-то делил одну сигарету. Николай задрожал, подняв взгляд на Фёдора, который старался привести его в чувство. Тошнота подступила к горлу.  — Принесите воды! — обратился Фёдор к Дмитрию, тот кивнул и быстрым шагом направился в сторону кулера. Достоевский крепко ухватился за Николая. — Коля, ты со мной? — Фёдор обхватил его лицо руками, тревожно заглядывая ему в глаза. Он слегка встряхнул друга, пытаясь привести его в чувства, но Гоголь продолжал испуганно смотреть перед собой. Когда Дмитрий принёс воду, Достоевский усадил Николая в кресло и дал ему попить. Успокоительные давать не имело смысла — Николай привык к веществам потяжелее, чем валерьянка и подобное. Поэтому Фёдор пытался вернуть его к реальности словами. — Коль, мы ещё не знаем наверняка. Света может быть жива и в полной безопасности, — Прошептал тому Фёдор, не сводя с него глаз. Гоголь молча кивнул. Спустя ещё пятнадцать минут Дмитрий вернулся и переспросил, точно ли они хотят встречи с подозреваемым. Видя состояние Николая, Достоевский предпочёл бы уйти, но не мог всё бросить. Поэтому он вызвался сам поговорить с Михаилом. Услышав это, Николай крепко вцепился в его рукав и умолял пустить его пойти вместе с ним, но Фёдор сумел его переубедить. Он оставил друга под присмотром Дмитрия и пошёл с другим полицейским в комнату допроса. Фёдор честно не знал, какие вопросы задавать, если Ларри вообще ещё способен на что-то ответить. Но ради Николая он постарается узнать хотя бы что-то. Зайдя в тёмную комнату, он увидел закованного в наручники мужчину. Тот дрожал, словно в лихорадке, и испуганно метался глазами по сторонам. Увидев Фёдора, Ларри едва не вскрикнул. Полицейский, который привёл его, встал в углу комнаты и кивнул, давая знак, что время пошло. Фёдор тяжело выдохнул и сел напротив Ларри. Смотрел на него и не мог поверить, что раньше этот человек мог нормально говорить и контактировать с людьми. Перед ним сидело запуганное существо, которое могло лишь издавать жалкие всхлипывающие звуки, что походили скорей на вой. Достоевский и вовсе отчаялся, но все же начал говорить: — Здравствуйте, Михаил. Я друг Коли Гоголя. Вы должны были его знать, и я надеюсь, вы поможете мне. Ларри вдруг затих и молча уставился на Фёдора. — Подруга Коли пропала недавно, и нам бы любая информация была очень кстати… Мы надеялись, что вы могли бы что-то знать. Не услышав ничего в ответ, Фёдор прикусил внутреннюю стенку щеки, после чего попробовал снова. — Вы видели Свету с кем-то? Глаза Ларри вспыхнули с новой волной испуга. Он интенсивно закивал и начал повторять. — Мужчина… мужчина, — продолжал он. Надежда возродилась в глазах Фёдора. —Как он выглядел? — Я не могу… Мужчина хочет меня убить. Я не могу сказать! Он сказал мне молчать, — сказал с прерывистым дыханием Ларри. — Нам это очень важно… Мужчина перед ним заёрзал на месте. С дрожью он начал повторять одну и ту же фразу: «Он убьёт меня, этот дьявол насытится мной». От такой сцены Фёдор с осторожностью отодвинулся назад. Ларри перешёл на крик, пытался выскользнуть из наручников, как животное из ловушки охотника. Чуть ли не плача, Ларри с отдышкой продолжал, после чего его вырвало на стол. Полицейский, что стоял рядом, подошёл ближе и что-то вколол тому, от чего тело Ларри повалилось лицом на стол, пачкаясь в своей же рвоте. Мужчина скривился, после чего подозвал пару ребят, чтобы помочь вынести тело Ларри из комнаты. — Твоё время вышло парень, — сказал полицейский и вышел с остальными, оставляя Фёдора в полном шоке от увиденного и услышанного. Всё, что ему удалось узнать, — это то, что Света была с каким-то мужчиной, и этот незнакомец угрожал бедному наркозависимому. Хотел накинуть своё содеянное на забытого всеми торчка? Одна из теорий, но гарантий слов Ларри не было. Но это лучше, чем ничего. Встав с места, Достоевский поспешил к Гоголю.

Отвлеки меня

После всего, что произошло, двоим надо было как-то проветриться и забыться. Достоевский ещё ничего не рассказывал Гоголю, так как тот, приехав в общежитие, сразу упал спать из-за слишком большой моральной нагрузки. Это дало немного времени для Фёдора. Он думал, как бы ему пересказать то, что он увидел и узнал от Ларри, но решил пока оставить это. Когда Николай проснулся, Фёдор предложил ему поехать развеяться в бар и немного выпить, на что Гоголь сразу же согласился — для него не было ничего лучше, чем запивать проблемы и потом валяться в алкогольном опьянении, не заботясь ни о чём. Собравшись, двое парней выехали на такси к самому лучшему бару, который выбрал Фёдор. Сам он там не бывал, ведь не был фанатом подобных мест, но друга нужно было отвлечь, поэтому вызвался быть спонсором вечера. Они заказывали множество напитков, выбрав место подальше от танцпола, где ритмично танцевали люди под управлением диджея и его сегодняшнего плейлиста. Их тела окутывал неон от мигающих лазеров, мигая в такт музыке. Гоголь наблюдал за этим, пока ждал напитков. Когда официант всё расставил, двое принялись за дело. Достоевский первое время неохотно, но пил. Заметив это, Николай криво улыбнулся. — Ты обещал мне, поэтому следуй своим словам и напейся со мной, — сказал Гоголь, отпивая из стакана. — Было бы хорошо, если бы кто-то из нас был более-менее трезв. — Плевать, просто выпей со мной, — упрямо ответил Николай, пододвигая ближе к Фёдору стаканы. Достоевский сдался алкоголю. Он вместе с Гоголем заказывал снова и снова, чередуя крепкие напитки с теми, где градус был поменьше, и потому они быстро напились. Тем более никто из них сегодня так и не поел, поэтому эффекта слишком долго ждать не пришлось. Гоголь покрутил стакан в руках, после чего невнятно спросил: — Так что он тебе там сказал? — Давай не об этом сейчас, мы отдыхаем, — Достоевский с задорной улыбкой протянул последнее слово, после чего стукнул своим стаканом по чужому и отпил. — Не забивай этим голову, пожалуйста, — он протянул ладонь к светлым волосам Николая, погладил их по всей длине и опустил пальцы к его затылку. Затем Фёдор зарыл руку в копну заплетённых в косу волос и придвинулся к нему ближе, отчего Гоголь затаил дыхание. — Я ведь так стараюсь отвлечь тебя, — с нежностью сказал он, слегка дёрнув того за волосы, чтобы Николай приподнял голову. Гоголь вообще не почувствовал боли. Он был затуманен алкоголем и удивленностью от неожиданно открытого Фёдора, который без стеснения гладил его волосы и нахваливал его красоту без остановки. Каждое слово друга было очень сладким для Николая. Тревожные мысли сменились на «а что если?..». Светлые глаза внимательно следили за каждым движением Фёдора. Тот, продолжая перебирать волосы Гоголя и что-то рассказывать, положил подбородок на его плечо, обжигая своим горячим дыханием шею Николая. От этого у Гоголя мурашки прошлись по спине и он сжал челюсть, продолжая укутываться в это ощущение, как в тёплое одеяло. Когда Достоевский поднял голову, их взгляды встретились, и что-то внутри Николая сломалось, как тогда, после выступления. Он смотрел на человека перед собой, и в нём бушевали эмоции. Тёмные глаза Фёдора блестели чем-то таким тёплым… что Николай почувствовал по-настоящему впервые, будто бы это и было тем, что ему сейчас нужно. — Я могу тебя поцеловать? — хриплым голосом спросил Николай, не сводя с него глаз. — Что? — удивился Достоевский, но не перестал улыбаться. — Я хочу тебя поцеловать. Фёдор приоткрыл рот, издав тихое «оу», что послужило приглашением для Гоголя. Тот схватил его одной ладонью за щёку, придвинул к себе и, преодолев расстояние, сомкнул свои губы с его, наслаждаясь теплом, которое грело его с каждым прикосновением. Он продолжал нежно целовать Фёдора, как и тот, кто, решив покончить с нежностями, крепко ухватился за волосы Николая и прижался ближе к нему. Достоевский продолжал с большим напором; его язык проскользнул между набухших губ Гоголя, отчего блондин вздохнул и принял инициативу друга, поддерживая интенсивность их близости. Хватило лишь секунды для передышки, как один из них снова прильнул к другому, не желая отдаляться. Ладонь Николая сползла с щеки Фёдора к его шее, вызывая у него приятную дрожь в теле, чему Гоголь улыбнулся через поцелуй. Его рука сползла ниже от плеч к талии Достоевского, и конечной остановкой стало его бедро. Он прижался к нему сильнее губами, в то же время сжимая ладонь на бедре Фёдора. Тот ахнул и немного отстранился от лица Николая, всматриваясь в его туманный взгляд. Их дыхание сбилось, губы налились винным цветом, как и лица. Вдруг, вспомнив себя, Достоевский смущённо отвернулся, но не отстранился. Николай приподнял брови, его глаза продолжали изучать губы Фёдора, после чего скользнули ниже по его телу… как вдруг Фёдор схватил его за подбородок. — Не смотри, — с дрожью и напряжением в голосе сказал Фёдор. Увиденное и интонация друга сбили Гоголя с последних остатков сдержанности. Его улыбка стала ещё шире. Он двинулся вперёд к шее Достоевского, приоткрыв рот, и провёл губами к его уху по шее, обжигая горячим дыханием, отчего Фёдор вздрогнул. — Так значит, не такой ты у нас и святой, — умелые пальцы Николая потянулись к краям свитера Фёдора. — По барам расхаживаешь, распиваешь тут со мной далеко не чай, так ещё и предаёшься греху, — с игривым хохотом прошептал он, пока его ладони проникали под одежду Фёдора. — В церковь позже схожу, — ответил Достоевский, открывая свою шею для ещё большей ласки. Такое приглашение Николай сразу же принял. Он начал покрывать чужую кожу поцелуями, иногда задевая клыками, вызывая у Фёдора удовольствие и усиливая напряжение внизу. Пальцы Фёдора всё сильнее сжимались на затылке у друга. Ему очень нравилось происходящее; он наконец смог дать волю чувствам и просто насладиться близостью, которую раньше избегал. Или же он просто не встречал такого, как Гоголь, который умело обращался с его жарким телом. Мысленно он просил и умолял Николая продолжать, но вслух сказать не мог, лишь рваные вздохи и выдохи звучали с его стороны. Шея горела от чужих губ, также как и живот, который сейчас исследовали ладони Гоголя. С каждым прикосновением Фёдору хотелось большего, и он это получил.

Истинное лицо 

Утро начал первым Фёдор. Немного повертевшись на одном месте в тёплой кровати, он наконец открыл глаза. Размытая картинка не дала сразу ему понять, где он находился. Парень недовольно буркнул из-за головной боли и, дабы не сделать ситуацию хуже, медленно приподнялся на локтях. Когда зрение стало более ясным, он понял, что находился в гостинице — и довольно хорошей, судя по мебели и интерьеру номера. Насмотревшись, тот повернул лицо к спящей тушке возле себя; к Николаю. Тот, тихо сопя, приобнял его за талию, уткнувшись носом прямо в бок Достоевского. Его длинные волосы были разбросаны по всей подушке и где-то немного запутаны. Фёдор невольно улыбнулся и протянул пальцы к спящему лицу, дабы убрать лишние пряди. С каждой секундой в голову возвращались яркие воспоминания вчерашнего вечера. Щёки парня приобрели румянец. Тот резко встал с места, о чём сразу же пожалел — ухватившись за голову, тот полез искать хотя бы какие-то таблетки. Не найдя их в ящике возле кровати, он медленно встал на ноги и пошагал к ванной. Найдя мини-аптечку на полке возле зеркала, тот мельком глянул в зеркало и ужаснулся; лицо его было бледнее обычного, оно немного опухло, а тёмные волосы, можно сказать, жили своей личной жизнью. Выпив лекарство, тот сразу отложил и для Николая. После этого Фёдор приступил к утренним процедурам, дабы выглядеть чуть красивее обезьяны. Закончив, он полез к телефону и побледнел настолько, что его было не отличить от того же мертвеца. На экране блокировки красовались сообщения от банка о снятии достаточно приличной суммы с карты. Не то чтобы он жалел денег, тем более он сам вызвался всё оплатить, но всё же стараться меньше сыпать деньгами ему ещё предстоит научиться. Выйдя из ванной, он хотел пойти заказать им завтрак в номер, но перед этим Фёдор зашёл проверить Николая, который всё так же распластавшись на кровати продолжал спать. Достоевский издал тихий смешок. Он уже хотел направиться в сторону телефона в номере, как ему позвонили на его личный. Увидев имя абонента, что-то неприятно дёрнуло в сердце, тяжесть поступила к ногам. Он встал как вкопанный, смотря на экран. С тяжёлым сомнением он отошёл подальше и ответил:   — Слушаю, — сухо произнёс Фёдор.   — Здравствуй, сынок. Как ты? Почему не звонишь? Я видел твоё выступление и мне очень понравилось, — прозвучал ласковый голос по ту сторону, из-за чего Достоевскому стало дурно.   — Я занят, у меня нет времени на телефонные звонки.   Мужчина издал тяжёлый вздох и продолжил: — Федь, мне важно хотя бы немного знать о делах своего единственного сына. Я же уступил тебе; ты учишься в сфере, в которой хотел. Почему не можешь и ты пойти на уступки?   Диалоги между отцом и Фёдором почти всегда проходили негладко. Старые обиды вспыхнули внутри Достоевского младшего, пальцы сжались на телефоне, а брови хмуро сдвинулись.   — Я думаю, каждый взрослый человек имеет право выбирать своё место. Я не хочу сейчас с тобой спорить, я слишком устал, — Фёдор уже хотел было отключиться, как мужчина, спустя долгое молчание, подал голос:   — Понял. Я видел, какую сумму ты вчера потратил с денег, которые я отправляю тебе. Может, ещё добавить?   — Не нужно, мне этого хватает.   Попрощавшись, тот откинул телефон подальше и присел на пол. Ему не нравилось осознавать то, что отец опекает его деньгами. Достоевскому они действительно были нужны, но чувство угрызения било по его гордости. Ему не хотелось зависеть от такого. Он хотел стать самостоятельнее и наконец-то отказаться от постоянной опеки со стороны человека, который хотел принудить его оставить всё, что ему нравилось, забыть, что за личность он, и получить наследство компании. Но не этого он желал всю жизнь. Он хотел быть как его мама. Она была такой свободной. Эта женщина знала, как жить моментом, и она пользовалась этим. Перед тем как уйти из этого мира, она побывала в разных странах, довольствуясь всем, чем можно было. Она любила и чувствовала. Она была по-настоящему живым человеком, в отличие от отца Фёдора. Может, поэтому он женился на ней? Потому что учился тоже чувствовать рядом с его матерью? Этот вопрос Достоевский иногда задавал, но ответ от отца так и не получил. В день её смерти умер ещё один человек. Осталась лишь физическая оболочка и цель воспитать сына и обеспечить ему нормальную жизнь. С детства мужчина слишком сильно налегал на Фёдора, из-за чего Достоевский почти потерял себя.   С другой стороны номера послышался шорох — видимо, Николай, который уже проснулся. Тяжело вздохнув, Фёдор поднялся с места и, перед тем как пойти к другу, взял стакан с водой и таблетками, оставленными ранее для Гоголя. Зайдя к нему, его глаза сразу же устремились на сонного Николая. Парень сидел на краю кровати. Он зевнул, после чего почесал свой затылок. Почувствовав, что сзади кто-то есть, Николай обернулся. Увидев Фёдора, он вяло улыбнулся:   — Голова немного болит. Думаю, и у тебя тоже после такого, — Гоголь встал с места и подошёл ближе к другу.   — Это мне? Федя, какая ты душка! — Фёдор еще не успел ничего ответить, как у него из рук забрали стакан с водой и таблеткой и быстро выпили их. — Кто звонил? Из полиции? — Николай посмотрел на него с надеждой в глазах, что больно уколола Фёдора.  Ситуация с его подругой занимала голову Николая даже в таком состоянии. Это поражало и огорчало Достоевского. Он устало посмотрел на него и после короткой паузы ответил:   — Нет, мне звонил отец.   От услышанного Николай чуть не подавился водой, которую пил в это время.   — Да ну! Ты же говорил, что ему плевать на тебя.   — Так и есть. Он звонил, чтобы спросить о моём счёте на карте.   Вспомнив, кто вчера оплатил всё, Гоголь смущённо опустил взгляд в пол. Он всегда был за то, чтобы за него платили или угощали, но не в случае с Фёдором. При их знакомстве Николай был рад тому, что Достоевский оплачивал всё, что тому было нужно, но со временем это стало неудобно.   — Надо было остаться дома...   — Нет, — холодно и с нотой злости ответил Фёдор. — Нам обоим нужен был этот вечер... — он задумался. — Мы вдвоём хорошо расслабились.   С каждым воспоминанием о вчерашнем вечере недовольное выражение лица Фёдора сменялось смущением. Подняв взгляд на невозмутимого Николая, он понял, что тот, видимо, ничего не помнил. Достоевский не знал, почему его сердце так сильно расстроилось.   — Ты прав, — коротко ответил Николай.   Когда послышался стук в дверь их номера, два парня сразу метнули взгляд назад, услышав ровный голос: «Завтрак в номер 92 доставлен». Работник принялся ждать. Гоголь поставил стакан и пошёл открывать, решив, что те, видимо, что-то перепутали, якобы они ничего не заказывали. Но Фёдор поспешил его остановить. Открыв дверь и забрав еду, он поблагодарил и расставил тарелки на журнальном столике.   — Ты успел уже и еду заказать, — воодушевлённым голосом сказал Гоголь, садясь рядом с другом, чтобы приступить к трапезе.   Вафли, покрытые шоколадным сиропом, приятно таяли на языке, разбавляя эту сладкую бомбу кофе без сахара. Достоевский же остановился на обычном выборе в виде омлета с соком. Двое ели в тишине. Таблетка уже начала действовать, и жизнь стала немного легче для Николая. Несмотря на его вечные переживания, ему сейчас действительно было хорошо и тепло; сидеть с близким другом и наслаждаться вкусной едой. Хотя угрызения совести насчёт трат Достоевского немного его грызли.   — Кстати, я тут подумал, — вдруг заговорил Гоголь, вытирая шоколад со рта салфеткой. — Сергей Иванович преподавал уроки музыки у Светы. Может, он что-то знает? Не хочешь съездить к нему завтра? Я могу назначить встречу. Думаю, он не откажется.   — Думаешь, она могла бы что-то ему рассказать? Душевное? — с сомнением предположил Фёдор, отпивая сок.   — Любая информация важна, — Гоголь положил свою ладонь на руку Фёдора и уставился на него своими милыми глазками.  — Пожалуйста, ты мне нужен.   Эти слова, как выстрел дробовика, прошибли Фёдора насквозь. «Ты мне нужен», — тихо повторил он про себя. Буквально секунда и душа Достоевского сладко затрепетала, и он не смог отказать. Гоголь радостно улыбнулся.   — Ты ангел, — со смешком сказал Николай, чмокнув того в лоб, и ушёл в душ.   Может, для Гоголя всё это не имело особого смысла, но все эти недолгие нежности очень сильно влияли на Фёдора. Может, он и не занимал первое место в мыслях у своего друга, зато он просто мог быть рядом. Уголки губ Достоевского немного приподнялись. Он продолжил пить свой сок, включая на повтор недавний контакт. Вечером, когда они уже были в общежитии, двое позвонили Сергею Ивановичу и попросили о личной встрече. Сначала их преподаватель думал, что над ним шутят, ведь только студенты, явно сошедшие с ума, захотят приехать к своему учителю на выходных. Но услышав парней, он согласился. Поскольку мужчина находился на даче, он предупредил их заранее о том, что ехать придётся долго. Но Фёдор и Николай настояли на своём. Преподаватель, приняв поражение перед своими учениками, назначил дату встречи.   Этой ночью Гоголь снова плохо спал. Встав посреди ночи, он подошёл к кровати друга, который уже спал. Стараясь его не разбудить, Николай аккуратно разместился у Фёдора под боком, прижавшись к его телу и довольствуясь теплом. В детстве, когда Гоголю снились кошмары, его всегда обнимала бабушка. Сейчас же у него никого не осталось. Он был сиротой, и лишь объятия Фёдора смогли утешить его. Медленно теряя сознание, он погрузился в сон.   Утром, когда Фёдор заметил Гоголя у себя в кровати, он сначала удивился, но затем улыбнулся. Легко толкнув его в нос, он принялся будить «спящую красавицу» перед собой. Николай, как кот на солнце, лениво потянулся, после чего ещё минут пять пролежал на месте и только потом встал. Собравшись, они по пути к выходу из общежития встретили своих старых знакомых японцев, которые, на удивление, не спорили, а лишь спокойно что-то обсуждали. Решив не вмешиваться в этот редкий момент, двое продолжили свой путь. Ехать им предстояло долго; где-то около двух часов. Пустой желудок не выдержал бы такого. По пути они зашли в кафе и взяли по стаканчику кофе со сладким, дабы угостить их преподавателя.  После, пройдя к автостанции, те сели в автобус и двинулись в путь. Половину дороги они слушали музыку через одни наушники. Зачастую играли спокойные мелодии, из-за чего Фёдор засыпал. Но когда вдруг включалась громкая реклама, тот дёргался, сразу же отходя ото сна. Данная сцена забавляла Николая, но мысли снова плавно начали переходить к подруге. Отвернувшись к окну, он облокотился щекой об холодное стекло и снова впал в свои раздумья. Так и прошли их два часа поездки. Выйдя из автобуса, Гоголь со стоном потянулся, дабы размять спину.   — Ну что там? Где его дача? — окинув взглядом местность, Гоголь нахмурил брови.   — Пока что это… не похоже на дачу.   — Сергей Иванович, видимо, любит отчуждение от социума, раз выбрал такое место… Ну, он сказал идти по тропе, которая ведёт через лес, — Достоевский достал телефон. — Он скинул фото для ориентира, да и пройтись, подышать свежим воздухом после городского нам не помешало бы, — Фёдор подался вперёд.  — Пошли, я хочу поскорей полежать на нормальной постели, а не на этих твёрдых сиденьях. Гоголь вместе с Достоевским вошли в лес и строго по указанному им направлению шли по дорожке. По пути им встретился пруд. Фёдор восхищённо рассматривал всё вокруг себя и нахваливал виды, пока Николай боялся подхватить клеща. Когда они дошли до постройки, Николай присвистнул. Перед ними стоял большой деревянный дом среди ухоженного сада — так и не скажешь, что это дача. Зайдя на территорию, они ускорили шаг. Дойдя до входной двери, Фёдор пять раз постучал, как и просил мужчина по звонку вчера. Прошло недолгое время, как Сергей показался за дверью. Мужчина сначала выглядел немного нервным, но он сразу же тепло улыбнулся и полностью открыл дверь.   — Добрый день, мои драгоценные студенты. Прошу пройти внутрь, — Сергей отступил от двери, впуская их в дом. Николай с Фёдором ахнули при виде мебели; всё выглядело настолько роскошно, что они задались вопросом: «А точно ли наш преподаватель работает в нашем колледже?»   — У вас красивый домик. Даже бы и не сказал, что это дача, — похвалил Гоголь.   — Благодарю. Я пытался создать приятную атмосферу для моей жены и детей.   — А где они? Так тихо… тишина невозможна для детей, — спросил Николай.   — Я купил им билеты на отдых, так сказать, сделал сюрприз, — сказал Сергей и повёл их дальше по тёмным коридорам к гостиной. Комната была внушительных размеров. Посередине стоял белый диванчик, а перед ним — маленький столик, на котором уже стоял чайник с заваренным чаем.   — Присаживайтесь поудобнее, ведь, я так понимаю, этот разговор будет долгим, — прежде чем сесть, мужчина разлил каждому по чашечке чая. Николай сглотнул ком в горле и поднял глаза, готовясь начать разговор: — Света… она…   Не дав ученику закончить, Сергей перебил его:   — Ох, Света… Такая настоящая и прекрасная девушка. Мне было так приятно её обучать. Мы с ней очень часто общались, хоть моей жене это и не нравилось. Ну, она у меня ревнивая, но к чему ревность? Света — порядочная девочка, она бы никогда… Слушая монолог мужчины, Фёдор продолжал пить чай. Он был настолько вкусным, что Достоевский невольно выпил целых три чашки, отчего ему стало дурно. Сначала он подумал, что это из-за духоты в комнате, но после ему стало лишь хуже. Встав с места, Фёдор обратился к Сергею:   — Где у вас уборная?.. — спросил он, задыхаясь и слегка пошатываясь. Мужчина перед ним ещё шире улыбнулся. Его глаза оставались без намёка на переживание.   — На втором этаже, в конце по правому коридору. Фёдор в знак благодарности лишь кивнул и вышел из гостиной. С каждым шагом его ноги становились всё более ватными, взгляд затуманивался. Не выдержав, он упал и скатился вниз по лестнице, теряя сознание. Громкий грохот насторожил Гоголя, он повернулся к проёму:   — Что это только что было? Нужно проверить Фёдора.   — С ним всё прекрасно, поверь. Острая боль пронзила его голову, и он упал на пол, рассматривая перед лицом тапочки. «Какого чёрта?..» — задался он вопросом, прежде чем окончательно потерять сознание.