Перебирая октавы

      Солнце скрывается за горизонтом, но Чон Си Ын не прекращает свою усердную игру на виолончели. Она включает в аудитории свет и прогоняет этюды вновь и вновь, чтобы отточить мастерство их исполнения. Кто-нибудь, возможно, скажет, что она уже и так их превосходно исполняет, но сама девушка считала, что совершенству предела нет.       Более того, ей нравилось играть для себя. Она дорожила временем, когда может спокойно порепетировать в одиночестве и подумать о чём-то своём. Она старалась не смотреть в партитуры за игрой, чтобы развивать импровизацию и быть свободнее в игре. За мыслями её руки сами собой заиграли аранжировку первой части «Весенней сонаты» для виолончели. Пальцы ловко перетекали по грифу, и мелодия весны наполнила аудиторию. Си Ын заулыбалась и погрузилась в музыку, не заметив, что сыграла её целиком по памяти.       Она в удивлении открыла глаза. «Вот это я даю! По памяти сыграть такое небыстрое произведение». Что она ещё может сыграть напоследок, прежде чем уйти домой?       – …В твоём снежном царстве заиграл одиннадцатый этюд Шопена… Он называется «Зимний ветер» и звучит, словно в снежном королевстве заиграл буран…       Си Ын откладывает смычок, чтобы достать из сумки свои написанные от руки партитуры. В свободное время дома в библиотеке она переписала ноты «Зимнего ветра» для фортепиано и постаралась адаптировать их для виолончели. У неё неплохо получилось, как она посчитала. Произведение чрезвычайно сложно при исполнении на клавишном инструменте, что уж говорить о струнный инструмент. Она сохранила переливчатость нот и общую атмосферу этюда.       Когда исполнительница начала играть свою адаптацию, её рука заскользила по грифу как ненормальная. Октава сменялась октавой. Натренированные пальцы ловко перебегали со струны на струну, с лада на лад. От сосредоточенности Си Ын напряглась всем телом. Когда она закончила, она взвила смычок в воздух, встала и поклонилась воображаемой аудитории перед сценой филармонии. Она улыбнулась и перевела взгляд слева от себя, где за грандиозным роялем должен сидеть воображаемый аккомпаниатор.       Си Ын так давно не видела Ли Сын Чана, что ей начало казаться, что и он воображаемый. Она перестала улыбаться и решила, что на сегодня она уже точно нарепетировалась. Совсем скоро у неё выступление вместе с Пэк Чжун Хёном на его семестровом экзамене, после которого им надо полностью сосредоточиться на репетиции пьесы для конкурса. Она несколько раз сомневалась в правильности данного ему обещания победить в конкурсе. Она правда уже выбросила из головы всякие мысли о таком выступлении. У неё не было больше ориентира, который она хотела бы достигнуть, поэтому она была вольна играть и заниматься чем она хочет.       Девушка выходит из зала с инструментом за плечами. Когда она закрывала дверь, она увидела боковым зрением, как кто-то идёт по коридору. Она повернула голову и увидела фигуру Ли Сын Чана, уходящую за угол!       Чон Си Ын хватает свои вещи покрепче и бежит. Её шаги тяжёлым эхом звучат по всему коридору, а мысли скачут, словно с цепи сорвались.       «Никого нет…» – разочарованно думает она, когда добегает до поворота и никого за ним не обнаруживает. Ей уже кажется, что Сын Чан вернулся в Шаминад, и ходит по зданию университета, чего не может быть. «Или это был кто-то другой на него похожий?»       Девушка качает головой и вслушивается в тишину. Никто не репетирует больше этим вечером в университете, но её одинокие шаги ещё какое-то время звучат в его стенах.

***

      Лепестки цветущей сакуры мягко летели мимо Чон Си Ын, когда она направлялась к зданию университета, что не могло не поднять ей настроение ещё больше. Её собственное платье на выступление напоминало цветущие бутоны и летящие лепестки. Сегодня день последнего экзамена в отделении пианистов, и девушка пришла в Шаминад пораньше.       Её уверенность, что всё будет замечательно и они заработают высший балл, льётся через край, ведь они с Пэк Чжун Хёном усердно репетировали его новую редакцию «Сицилианы» уже несколько недель. Она сыграет с ним на экзамене, а потом они вместе сыграют на конкурсе.       – Доброе утро, Чжун Хён, как дела? – спрашивает Си Ын у своего напарника, когда обнаруживает, что он тоже любитель прийти пораньше и хорошо подготовиться.       – Си Ын, – кивает он в ответ. – Ты рано.       Юноша был одет в роскошный тёмно-синий костюм с жилеткой и бабочкой. Причёску он аккуратно уложил на правый бок. Си Ын отметила, что пианист тоже рано пришёл. Юноша сказал, что ещё пару раз просмотрит партитуру, и девушка пошла в гримёрку переодеваться в платье для выступления и поправлять кудри.       Пак Юн-а никто не пригласил выступать вместе, поэтому из друзей у Си Ын сегодня только Чжун Хён на сцене. По крайней мере, она надеялась, что может считать его своим другом, хотя ей и казалось иногда, что он слишком скованный. Они много времени провели вдвоём за репетициями, за разговорами о Шаминаде. Девушка успела к нему привыкнуть.       Си Ын пришло уведомление на телефон, пока она красила глаза. С непонятной тревогой исполнительница разблокировала экран, но облегченно выдохнула, когда прочитала сообщение от мамы:       «Я уже в пути, найду себе в зале местечко слева от сцены, чтобы лучше тебя видеть».       Виолончелистка переводит взгляд в зеркало и улыбается своему отражению. На этот раз она не сильно надеялась, что у мамы получится прийти послушать их с Чжун Хёном дуэт, хотя миссис Чон вновь пообещала присутствовать на её выступлении – всё-таки это был не её экзамен, она просто аккомпаниатор.       Когда она вернулась из гримёрки за кулисы с инструментом, выступающих стало значительно больше. Аккомпаниаторы с флейтами, со скрипками, с аккордеонами, с другими струнными инструментами. С виолончелью была, на удивление, только она.       – Я удивлена, что только я тут с виолончелью… – растерянно говорит она Чжун Хёну, когда находит его и подходит перекинуться парой слов перед началом экзамена.       – Я тоже, – жмёт он в ответ плечами.       – Столько есть разных достойных произведений для струнно-фортепианного дуэта, – Си Ын крепче сжимает гриф инструмента. Она его на этот раз вообще выпускать из рук его не будет. – Кстати, ты уже думал, что мы сыграем на конкурс?       – Не думал, – коротко отвечает ей партнёр.       «Он звучит тревожно…» Си Ын перевела на него взгляд и похлопала его по плечу.       – Чжун Хён, мы отлично сработались, тебе не стоит волноваться о выступлении. Я верю в тебя! Играй, как на репетициях и не переживай, всё будет прекрасно. Мы же прекрасно сыграли и в первый раз, а в этот раз будет просто великолепно, вот увидишь. Я тебя не подведу.       Она воодушевляюще улыбнулась и получила слабую улыбку в ответ. Чжун Хён отложил свои мятые партитуры и сложил руки на груди.       – Думаю, ты права, просто немного нервничаю.       Экзамен скоро должен начаться. Мысль, что на это выступление уже пришла мама, воодушевила Си Ын ещё больше. Девушка проводит смычком по струнам, и прислушивается к тому, чтобы виолончель на этот раз точно не была расстроенной. Всё должно быть идеально. Си Ын ощущает лёгкое дежавю, так как снова играет на экзамене ту же пьесу с тем же напарником. Пока она прислушивалась к звучанию инструмента, она невольно услышала упоминание своего имени в чьем-то чужом диалоге:       – А Чон Си Ын снова играет с Чжун Хёном?       – Ага, видимо, студенты других отделений боятся просить её выступить с ними.       – Да уж, насколько мне известно, у неё высокая планка.       – Ну я бы не сказала, она же на улице выступала, ты знаешь? С самим Ли Сын Чаном и той необразованной с её отделения…       Си Ын сердито щиплет самую низкую струну на виолончели и переводит взгляд на говоривших: пианистка и скрипачка. Девушки вздрогнули и поспешили отойти подальше. Виолончелистка перевела взгляд в пол и задумалась: она действительно отталкивает от себя людей тем, что слишком требовательна к игре? Но к Пак Юн-а она не требовательна. Или требовательна?       На сцену вышел ведущий-экзаменатор и поприветствовал гостей. Зал зааплодировал. Си Ын не выглядывала из-за кулис, но по звуку поняла, что зал был полным. День экзамена на отделении фортепиано весьма популярен.       Через пол часа ведущий объявил Пэк Чжун Хёну и Чон Си Ын, что им скоро выходить на сцену. Когда пришло их время, напарники вышли из-за кулис. Виолончелистка уселась на стул у рояля и быстро глянула вглубь зала в поисках мамы. Она её сразу же увидела, потому что миссис Чон встала и замахала рукой. Девушка немного смутилась её такого поведения и улыбнулась ей.       Кивнув, они заиграли. Волнение пианиста ни капли на повлияло на его игру. Она была такой же трогательной, как и на репетициях. Инструмент повествовал о неведомой грусти и затянувшихся печалях. Слышалось смятение и лишения. Виолончель Си Ын рассказала слушателям о сочувствии: в новой партии Чжун Хёна фортепиано звучало как нежный исповедник. Переплетение сложных эмоций делало это выступление ещё лучше.       Виолончелистка представила бегущую под дождём девушку. Себя? За её спиной трясётся тяжёлый футляр с инструментом. Её платье развевается на ветру и становится мокрым от непогоды. Дождь хлещет её по лицу, а капли дождя скатываются с уголков её глаз. Она негодует и хочет отречься от себя.       Неожиданно для Си Ын, музыка заканчивается. Она доиграла свою партию, и по залу разносится эхо фортепиано. Кто-то начал медленно аплодировать, пробуждая остальных слушателей. Аплодисменты как гром сотрясают весь концертный зал. Исполнительница взволнованно поворачивается к исполнителю. На его лице быстро промелькнуло удивление, затем он встал, чтобы поклониться зрителям. Си Ын сделала точно так же, и они ушли со сцены.       – Поверить не могу, Чжун Хён, что мы так здорово сыграли! – радостно говорит она напарнику, оказавшись за дверью кулис.       Пианист дал волю большему количеству эмоций и ответил:       – Вау, да я сам от себя не ожидал. Я думаю, это моё лучшее выступление в жизни.       Реакция толпы была ещё более восторженной, чем в предыдущий раз. Всё ещё прибывая в удивлении и в эйфории от таких бурных аплодисментов, девушка прошла за кулисы дальше, чтобы убрать инструмент в футляр и наблюдать за выступлениями других исполнителей, но на её пути вырос Ли Сын Чан.       – Си Ын?       Девушка ошеломлённо останавливается и окидывает юношу перед собой взглядом. Через несколько секунд она поняла, что за кулисами была тишина. Что она была здесь ещё до того, как они с Чжун Хёном с фурором вернулись со сцены.       – Что ты здесь делаешь? – немного сипло спрашивает его она, хотя ей бы хотелось, чтобы её голос звучал твёрже. Галлюцинации или это по-настоящему?       – Собираюсь выступить на своём семестровом экзамене, – спокойно отвечает юноша.       – А, ага, – глупо в ответ кивает ему девушка. Она переводит взгляд на его одежду: официальный чёрный костюм, уложенная причёска, ровная осанка.       – Ты же помнишь, что ты мой аккомпаниатор?       Чон Си Ын вновь ошарашенно на него уставилась. Она приоткрыла рот. Ей, наверное, хотелось сказать сейчас очень многое, но от неожиданности в голове образовалась пустота. Си Ын бросила взгляд в сторону: студенты заинтересованно наблюдали развернувшуюся сцену, кто-то так же удивлён, кто-то недоумевал. Вроде бы, не одна она его видит.       – Ли Сын Чан, вам скоро выходить. Вы выбрали себе аккомпаниатора? – неожиданно подошёл ведущий и обратился к пианисту.       Юноша, заметив замешательство девушки, ответил ему, что его аккомпаниатор сейчас подойдёт. Дождавшись от мужчины кивка, Сын Чан вновь повернулся к Си Ын и вновь умоляюще на неё взглянул.       Виолончелистка почувствовала, как её щеки покраснели от пристального взгляда карих глаз. Она сжала в руках смычок и его прижала к груди. В её голове мысли смешались в кашу, и она ничего не смогла больше вымолвить от неожиданности.       Экзаменатор через минуту сказал Ли Сын Чану готовиться к выходу. Пианист, смотря в пол, смиренно вышел из-за кулис и стал ждать, когда его вызовут. Си Ын медленно дошла до двери вместе с ним, не отрывая от него взгляда. Она находилась в нерешительности: выходить ей или нет? И что они будут играть?       Объявили его выход. Зал зааплодировал, Сын Чан прошёл на сцену. Одинокая фигура пианиста села за инструмент и замерла. Сердце Си Ын сжалось.       – Си Ын! Чего ты ждёшь?       Виолончелистка удивлённо оборачивается на голос альта за своей спиной. На неё устремил глаза Чжун Хён. Она совсем забыла о его существовании на какое-то время, да уж и о всяком другом существовании она забыла.       – Иди выступи с ним!       «Что я собираюсь сделать? Сыграть с Ли Сын Чаном без репетиций?!» – была последняя мыль Си Ын прежде чем она быстро вышла на сцену и заняла то же самое место у рояля.       Зал зааплодировал ещё раз. Сын Чан обернулся и поражённо уставился на девушку.       – «Весеннюю сонату», – коротко говорит она через плечо.       – Ты уверена? – тихо спросил пианист и виолончелистка утвердительно кивнула.       Публика замерла в ожидании, когда они начнут выступление.

***

      Си Ын переодевается в свою обычную одежду в гримёрке и смотрит в телефон на новое уведомление.       «Извини, что не смогу тебя подождать, меня срочно вызвали на работу, но я видела оба твои выступления, и мне оба очень понравились! Вечером поговорим.» – написала ей мама.       «Хорошо», – думает она. – «Смогу остаться в гримёрке до последнего, пока все совсем не уйдут».       Девушка перебрала свои косметические принадлежности, протёрла инструмент, смычок, упаковала в сумку платье и туфли, расправила причёску и десять раз расчесалась. Она не хотела сталкиваться с Ли Сын Чаном потому, что совсем не знала что ему скажет: и либо с кулаками набросится, либо заобнимает. Почему он вдруг ни с того ни с сего объявился сегодня? Ещё и на экзамене? Он же уехал?       Результат их выступления Чжун Хён ей сообщил в смс.       «Си Ын, у нас снова высший балл. Спасибо.»       Со временем все разошлись, и в гримерке осталась одна Си Ын. Тишина помещения давила на уши девушки, пока она лежала на своих локтях и не знала, чем себя занять кроме бесконечного прокручивания разнообразных мыслей в голове. Она же хотела предложить ему «Хоровод гномов»! Эта идея совсем вылетела из её головы.       – Знаешь, просто… Ли Сын Чан опять не будет играть с тобой… Потому что он перевёлся в Шенберг… Причём из-за тебя…       Слухи постоянно преследуют её на протяжении её музыкального пути.       В дверь осторожно постучались. Си Ын встрепенулась и прислушалась.       – Си Ын, я знаю, что тут только ты, – слышит она знакомый голос за дверью.       – Нет, не только я! – рявкнула она в ответ.       Она не видела своего друга и музыкального ментора несколько месяцев. Она по нему и правда скучала. Рано или поздно им предстоит поговорить. Почему же она его отталкивает? Внезапно Чон Си Ын вздыхает и её тон меняется на более мягкий.       – Я тут одна, можешь войти.       Пианист медленно открывает дверь. Если он сам и собирался что-то сказать, то все повылетало у него из головы.       Она видит как Ли Сын Чан замирает в дверях. Он видел её всю: как она плакала, как она радовалась, как она злилась. Видел её взлёт, её падение, опустошённость, радость. Её путь к настоящей любви к музыке от механического заучивания партитуры. Её путь от игры для других до игры для себя. Путь, когда она соединила эти два качества воедино. Как она ощутила первый опыт игры без нот и опыт импровизации. Как она завела первых друзей. Как хотела кинуть виолончелью в него…       А она видит его таким впервые: вечно уверенный и насмешливый Ли Сын Чан растерянно переступал с ноги на ногу в проёме, всё ещё в своём лучшем костюме, с идеальной причёской, но совершенно не зная, что ему делать. Она много раз представляла, что ему скажет, если им доведётся вновь увидеться, но когда этот момент наступил, она немного спасовала перед юношей.       Си Ын поджимает губы. Она размышляет над тем, что бы в такой ситуации сказала Пак Юн-а, а та бы не стала набрасываться на человека с обвинениями в стиле «Почему ты пропадаешь, не сказав ни слова, и появляешься из ниоткуда!?». Си Ын хочет лучше понимать людей. Она должна сказать что-то другое, что-то от сердца…       Девушка смотрит, как он продолжает беспомощно стоять и берёт инициативу в свои руки.       – Сядь куда-нибудь.       Юноша закрывает дверь, проходит и садится на свободный стул. Чон Си Ын садится прямо и устремляет взгляд на футляр со своим инструментом.       – В день, когда мои родители развелись, мы с мамой вернулись домой с виолончелью. Она строго обозначила для продавщицы, что мне нужен исключительный инструмент, который бы выделил меня из толпы, так у меня она и оказалась… Виолончель была моим первым другом, пусть я это и поняла совсем недавно. Вторыми моими друзьями стали вы с Пак Юн-а. Знаешь, если бы в том магазине продавался контрабас, я думаю, мать бы предпочла, чтобы я играла именно на нём, а не на маленькой виолончели.       Небольшая шутка заставила Сын Чана слегка расслабиться.       – Она сегодня пришла посмотреть как я играю. Представляешь? Я ей сказала, что выступаю лишь один раз. Наверное, она удивилась, когда я выбежала на сцену сломя голову во второй, – Си Ын жмёт плечами. – Первое время после ухода отца было очень тяжело. Мама крепко держалась, но было ясно, что она очень переживала. За меня, за наше будущее. Позже она упорно осваивала новую профессию и нашла хорошую работу. Она редко бывала дома, потому что постоянно работала, что уж говорить о посещении мои выступлений. Хоть она и заставляла меня тогда играть каждый вечер. В один момент я захотела быть как она, поэтому часто стала приносить домой награды. Я имею в виду, я захотела быть такой же упорной и достигать успеха. Я была очень старательной, лишь бы получить её одобрение.       Девушка задумчиво рассматривала ногти на своих руках.       – Но… Наверное, моё упорство в игре на инструменте вдохновило маму двигаться дальше. А её строгость и упорство в обеспечении мне достойного будущего двигало меня. Мне кажется, мы просто не могли друг друга подвести. Она была требовательна ко мне, и я всегда так старалась… Я просто не могла себе позволить быть ещё одним человеком, который её разочарует.       – Ну, меня ты никогда не разочаруешь, – бормочет Ли Сын Чан.       Глаза виолончелистки на секунду расширились.       – Спасибо… – так же тихо отвечает она, и продолжает уже громче. – Я знаю о твоей победе там на конкурсе. Ты собираешься уехать, Ли Сын Чан?       Парень облокачивается руками о свои колени.       – Нет, Си Ын, дело не в этом, – быстро отвечает он и виновато поворачивает голову в сторону.       Виолончелистка складывает руки на груди и откидывается на спинку стула:       – А в чём тогда дело? Почему ты вернулся?       Сын Чан поднимает голову и смотрит девушке в глаза. Си Ын вспоминает видео уличного выступления, на котором он так же держал свой взгляд на девушке, и начинает краснеть.       – Не всё так просто, – он вновь уводит взгляд в сторону и нервно дергает плечом.       Си Ын делает глубокий вдох, убирает руки с груди и сцепляет их в замок. Она думает, что, если не всё так просто, то действительно у её друга есть что-то, с чем он борется.       – Не всё так просто, но тебе я постараюсь объяснить. Я думал, музыка может преодолеть все границы, но оказывается, не все, и даже директоры консерваторий могут в этом ошибаться. Твоя прямолинейность и искренность передались и мне. Прости меня, Си Ын… – он опускает голову и чувствует влагу в уголках глаз.       – Сын Чан…       – Отец заставил меня уехать в Шенберг после того, как увидел видео, как я играю на улице с вами, – начал говорить юноша слова, годами застрявшие в его горле. – Я не смог сопротивляться его требованию, поэтому просто согласился. Он сказал, что я его опозорил… Он говорил мне, что я позор для семьи с детства, когда я перестал участвовать где-либо после одного случая.       «Не может быть!» Си Ын представить себе не могла, что в семье Ли Сын Чан чувствует себя позором. Он же так много занимается, даже больше, чем Си Ын, только на всех музыкальных инструментах сразу!       – В восемь лет я участвовал в крупном конкурсе и играл «Воспоминания о Дон Жуане». Один из участников был моим единственным другом, которому я доверял. Перед выступлением я услышал, как он обзывал меня с другими детьми. Они говорили, что я высокомерный, заносчивый, что мне всё досталось благодаря моей семье, что у меня нет таланта. Я думал, что потеряю сознание перед выходом на сцену. Потребовалось какое-то время, чтобы шум в моей голову стих, и я заиграл. Это было ужасно, я сыграл так плохо, я думал, я умру со стыда. Родители были мной очень недовольны, но я получил первое место лишь благодаря отцу. Я помню, как не смог поднять голову при награждении. Из-за меня распустили столько отвратительных слухов о моей семье…       Пианист вздохнул. Си Ын поняла, что затаила дыхание и тоже наполнила легкие кислородом. Она не могла представить давление, которое ощутил восьмилетний Ли Сын Чан. Девушка помнила свои впечатления от просмотра видеозаписи его тогдашней игры: она чувствовала горечь и обиду. Сейчас, когда она видит его взрослого, она разглядела в нём того расстроенного ребёнка с видеозаписи.       – И вот, значит, он подходит ко мне в вечер после нашей уличной репетиции и говорит, что мы улетаем. Я побоялся написать вам с Пак Юн-а об этом решении. Не знаю почему. Может, мне стало стыдно? Потом всё было как в тумане. Я готовился к конкурсу уже в Шенберге. Я боюсь представить, сколько времени я потратил на репетиции, но они помогали мне отвлечься. Что я точно знал, так что на другом конце света я всё так же ненавидел всё это лицемерие на соревнованиях.       – Но ты же победил. Ты мог остаться учиться там. Как тебе удалось вернуться?       Сын Чан улыбается.       – Это одновременно и причина моей победы, я считаю. Отец подошёл ко мне перед соревнованием и сказал, что я смогу вернуться домой на несколько дней перед переездом…       – Так ты уедешь? – быстро перебила его девушка.       – Нет, Си Ын, не уеду.       – Но… Ты можешь обучаться в такой престижной консерватории! – удивленно сказала она. Такой шанс получает не каждый, а особенно такой одарённый музыкант, как Сын Чан.       – Мне всё равно.       – Но…       – Си Ын, мне это неважно! – воодушевлённо продолжил парень. – Я считал, что смогу оставить всё прошлое здесь и начать новую жизнь, но я всё время чувствовал себя неправильно. Это было не то, чего я хотел по-настоящему, и я всё сделал только, чтобы угодить отцу. Я ему угодил один раз. Теперь я могу делать, что хочу.       – Ну так… А что ты хочешь делать?       – Я хочу… – юноша занервничал, но это скрылось от глаз девушки. – Я хочу понести твою виолончель. – Он указал на неё пальцем. – Прогуляемся?       Исполнительница подивилась такой смене поведения Сын Чана, но подумала, что прогуляться на улице было бы правда лучше, чем сидеть в скромной гримёрке. Более того, она проголодалась. Парень взял футляр и закинул себе на плечи.       Си Ын подошла к двери и взялась было за ручку, чтобы открыть её, но Ли Сын Чан быстро перехватил её руку и повернул девушку к себе. Другой рукой он дотянулся до выключателя, и свет погас. В гримерке стало темно. В следующее мгновение от прижался губами к губам Си Ын.       Для девушки это было так неожиданно, что она ни о чем не успела подумать. Через несколько секунд она поняла, что закрывает глаза, отвечает на поцелуй и даже хватает юношу свободной рукой. Си Ын наслаждалась этим чувственным мгновением в темноте с минуту, после чего, чтобы не делать поцелуй слишком жадным, Сын Чан мягко отстраняется и тихо говорит:       – Си Ын, я хочу играть музыку с тобой.       Пианист наконец открывает дверь и ошарашенная Си Ын выходит на свет. Она чувствует, как краска приливает к лицу и сцепляет руки на лямке своей сумки. Что это было? Её первый поцелуй?       Виолончелистка была поражена и смущена, но она не могла позволить Сын Чану это заметить. Она решила подразнить парня, пока они шли по коридору по дороге из университета, не придумав темы для разговора и желая, чтобы ее румянец остался незамеченным.       – Я вот не знаю, прощу ли я тебя когда-нибудь за такое исчезновение…       Сын Чан косо глянул на девушку.       – Что я могу для тебя сделать ради прощения?       – Я подумаю, – пространно отвечает она. Она не сможет долго на него обижаться, особенно после его признания. Потом идея быстро приходит ей в голову. – Будь аккомпаниатором Пак Юн-а на её сольном концерте.       – Её сольном концерте?       – Ага.       – Но я даже не репетировал.       – Тебе нужны репетиции? – что за странная отговорка?       – А если я ошибусь?       – Ты? Ошибёшься?       – Я никогда не был кому-то аккомпаниатором на сольных концертах.       Интонация его отговорок показалась ей знакомой. Озарение ошеломило девушку!       – Ты что… Ты передразниваешь меня?       Си Ын отвечала точно так же, когда друзья позвали её поиграть с ними на улице. Смущённая улыбка расцвела на лице Сын Чана.       – Вряд ли я бы смог забыть хоть одно слово, сказанное тобой.       Девушка чувствует, как смущается ещё больше и ещё крепче стискивает лямку своей сумки.       – Так ты согласен?       – Хорошо. Но что я могу сделать для тебя лично, о Снежная Королева?       Девушка закатывает глаза, но, если быть честной, она скучала по тому, как он её так называл.       – Ты многое для меня сделаешь, если станешь её аккомпаниатором.       Сын Чан вздыхает.       – Конечно. Но твоим аккомпаниатором мне нравится быть больше.       «Мне тоже» – думает Си Ын, но стесняется говорить это вслух. Более того, они же будут играть втроём, и ему пока незачем знать об этом...       – Давай пойдём проведаем Пак Юн-а? – предлагает она, чтобы из её рта не вырвалось что-нибудь другое. – Она сегодня вроде работает в кафе. Попробую ей написать, если не ответит, значит, точно на работе. Она очень обрадуется, когда тебя увидит…       – Давай, – с улыбкой отвечает он ей.       Си Ын всё ещё не верила, что её друг наконец дал о себе знать, и даже более того, объявился в университете и заявил ей, что никуда не уезжает. Потому что хочет играть с ней музыку… Просто ли друг он после такого?