Перебирая октавы

      Си Ын разлепляет утром глаза, и ей кажется, что она вообще не спала ночью. Она отключает будильник на телефоне и поворачивается к окну. Пасмурно, моросит дождь.       Она попыталась скинуть с себя одеяло, но её тело тут же покрылось мурашками, и она только плотнее закуталась и перевернулась на другой бок.       – Я не могу с тобой играть… У нас разная музыкальная философия.       – А есть ли у неё другие способности?       – Кроме своей виолончели…       Си Ын безысходно откидывается на спину. Она думала, утром ей будет лучше, но в её ушах по-прежнему звучит отказ, вперемешку с воспоминаниями из прошлого. Прошлого, где у неё не было таланта, но она заставила себя развить его.       Девушка нащупала рукой телефон, разблокировала и открыла историю сообщений. Ли Сын Чан еще имел совесть писать ей вчера! Первое сообщение гласило: «Си Ын, куда ты ушла после занятий? Я искал тебя по всему Шаминаду». Второе: «Я хотел объясниться». Ну уж объяснился так объяснился. Си Ын кладет телефон на грудь и закрывает глаза. Вот бы полежать так ещё немного… И никуда не идти… Не видеть Сын Чана в Шаминаде…       «Сначала он отказывает, потом ищет по всему университету. О чём ты думаешь, Сын Чан?» Она считала его своим другом. Но почему резко отказался играть дуэтом?       – Попробуй представить, как ты мягко погружаешься в свою музыку.       «Попробуй представить, как ты не несёшь чушь…» Как же заглушить этот дурацкий голос в голове? Чего же не хватает в её исполнении? Си Ын снова начинает злиться. Она не замечает за лежанием кровати, как почти опаздывает на уроки.       Она всё-таки встаёт. Голова ощущается тяжёлой, волосы спутались.       – Нет! – говорит она своему отражению в окне, когда подходит к нему, чтобы открыть и подышать немного свежим воздухом. – Ты не можешь сдаться, Чон Си Ын! Ты придёшь и задашь им всем жару!       Пока студентка наводила порядок в своём внешнем виде в ванной, она посмотрела на часы и поняла, что опаздывает на занятия. Она прыгнула в свою форму и выскочила из дома быстрее, чем сыграла бы гамму.       «Есть у тебя способности! Ты должна работать усерднее и проявить себя лучше всех! Вот твоя способность. Тебе не нужны какие-то загадочные Ли Сын Чаны для этого», говорит она себе, пока бежит в Шаминад. «Я же Чон Си Ын!»       Си Ын врывается в класс ровно перед тем, как преподаватель начал свою речь. Она проходит на свое место рядом с уже сидящей там Пак Юн-а, садится, быстро достаёт тетрадь и заправляет за уши волосы. Несмотря на холодную погоду, она даже вспотела пока бежала.       Юн-а кидает на неё задумчивый взгляд и закусывает губу. Она ему обещала.

***

      На уроке сольфеджио учёба никак не шла. Вместо неё Си Ын рассматривала портреты великих композиторов, развешенных по кабинету, размышляя об их судьбе и жизни. У них тоже были свои падения.       Вот портрет Фредерика Шопена, с детства одержимого музыкой. Говорили, он любил музицировать в темноте, чтобы ничто не отвлекало его от творчества. Так ему лучше удавалось вдохновляться. Или может, общаться с духами и призраками умерших родственников, о которых рассказывали его современники.       Михаил Иванович Глинка оказал влияние своим творчеством на многих других композиторов Российской империи, хоть с одной из его оперных премьер и ушёл тогдашний правящий император Николай I.       А это чопорный Франц Шуберт. Он был едва известен при жизни. Денег едва хватало на нотную бумагу при его чрезвычайной бедности. Его хорошим другом, рядом с которым его впоследствии похоронили, был Бетховен.       Людвиг ван Бетховен, который в двадцать восемь лет размышлял о самоубийстве после того, как потерял слух. Гениальное воображение композитора полностью компенсировало ему утраченное чувство. Он дожил до пятидесяти пяти, и всё время писал музыку. Вероятно, это была очень депрессивная жизнь…       Мрачные размышления о великих умах прошлого прервал весёлый вопрос Пак Юн-а.       – А что ты делаешь, Си Ын? Что читаешь?       – Ммм… – подруга перевела умный взгляд на ноты на парте перед собой. – Я пытаюсь понять музыку…       – А почему ты читаешь её вверх ногами? – изумилась Юн-а, не иначе подумала, что это новый способ изучения.       Действительно, партитура перед Си Ын была в перевёрнутом виде.       – Ну… – у Си Ын покраснели щёки от неловкости. – Я пыталась прочитать её в нормальном положении, но ничего не поняла. Может быть, так смогу понять.       Пак Юн-а чуть улыбнулась. Задумавшаяся студентка не заметила, как закончилось занятие и все стали собираться. Она неспешно убирала принадлежности, как в коридоре послышался какой-то шум. Одна из одногруппниц Си Ын вернулась в кабинет и позвала:       – Чон Си Ын? Тебя ищет какой-то парень из отделения фортепиано.       «Кто меня ищет? Раззагадочный Сын Чан? Он передумал?» Девушка встрепенулась и поскорее стала собираться выходить из класса, чтобы узнать ответ на свои вопросы.       Когда она вышла, она увидела перед собой высокую фигуру. «Нет, Сын Чан будет пониже». Она подняла глаза и увидела незнакомого ей студента.       – Привет, Си Ын. Я Пэк Чжун Хён.       – Лично я думаю, что «номер два» в его отделении лучше.       – Студент «номер два» это Пэк Чжун Хён. Ты его знаешь?       – Привет, Чжун Хён, – отвечает ему девушка.       – Хочешь сыграть со мной дуэт?       Си Ын замерла на мгновение. Он сам предложил играть с ней дуэт? Она даже не думала о том, с кем ей играть семестровый экзамен. Даже не продумала второй инструмент. Перед ней просто застыл образ Сын Чана и другой цели нет. С другой стороны, играть можно с каким угодно инструментом, не обязательно с фортепиано.       Но у Си Ын появилась идея получше. Она будет играть именно с фортепиано, чтобы показать Сын Чану отчего он отказался. И когда только её целью стало кому-то что-то доказывать?..       – Эм... Си Ын?       – Поверить не могу, что ты сам хочешь играть со Снежной королевой, Чжун Хён! – прерывает их одна из одногруппниц Си Ын.       – А почему нет? Нужно успеть договориться играть с лучшими из лучших. Чон Си Ын к тому же не занята… Их выступление будет необыкновенным, – добавляет другая с пучком на голове.       – Может быть так ты даже выйдешь из тени Ли Сын Чана.       Чжун Хён перевёл на говорившую мрачный взгляд. Си Ын захотелось кинуть в неё виолончель: нельзя даже просто поговорить нормально с человеком. Вместо этого она огрызается на сплетницу:       – Может быть это тебе стоит выйти из тени своей зависти?       – Эй!       – Сплетни на экзамен не выносятся, – Си Ын складывает руки на груди. – Если вы обе так и будете просто стоять и насмехаться, всех лучших музыкантов для дуэта разберут.       Студентки смотрят в гневе на виолончелистку, но переглядываются и уходят. Пока Си Ын нахмурившись смотрит им вслед, она замечает Сын Чана, проходящего мимо. Он не смотрел на Си Ын, но слышал ли он это? Она неосознанно вздёргивает подбородок и обращается к удивлённому Чжун Хёну:       – Ну что, Чжун Хён, сыграем дуэтом? Пошли поищем репетиционный зал, я хочу услышать как ты играешь.       – Конечно, – приходит он в себя и быстро отвечает.       «Мне не нужен Ли Сын Чан! Я и без него смогу устроить, так называемое, необыкновенное выступление.»       Они проходят в прохладную репетиционную с фортепиано. Си Ын садится около инструмента и обнимает себя руками, ловя на мысли, что заскучала по лету. Чжун Хён открывает крышку инструмента, немного раздумывает и без лишних слов начинает играть трогательную музыку.       Для демонстрации своих навыков он выбрал сложную мелодию: первая часть Третьего фортепианного концерта Рахманинова. Концерты и без того своеобразные вершины в творчестве исполнителей, но именно третий стал одним из самых трудных произведений в мире.       Чжун Хён начал со сложного отрывка, который представляет собой причудливый звездный дождь. Рахманинов мастерски использовал для этих целей звучность фортепиано. Исполнение пианиста рисует в сознании Си Ын сказочный мир.       Как только начинается каденция, звучит группа длинных аккордов, но Си Ын они кажутся длиннее, чем обычно. Затем слегка дрожащие кончики пальцев Чжун Хёна начинают танцевать. Он решил сыграть оригинальную каденцию, вместо альтернативной, которая сложнее технически.       – Ну что? – спрашивает юноша, завершив свою игру последней нотой.       Си Ын внимательно смотрит ему в глаза.       – Ты выдающийся исполнитель, Чжун Хён. Третий концерт Рахманинова является одним из наиболее значимых у композитора. Он открывает новые грани как его творчества, так и исполнителя. Твоя продвинутая техника весьма сложна. Но почему ты решил сыграть более лёгкий вариант каденции? Ты передумал в последнюю секунду.       Пианист несколько раз моргает, пока думает, как ответить. Си Ын закусывает губу в решении что же ему сказать дальше. «В отличии от Сын Чана я скажу, что нужно исправить, а не буду оправдываться разной философией. Чжун Хён очень хорош как исполнитель, но ему нужно быть смелее». Наверняка, пианист потратил бесчисленные часы тренировки, чтобы отрепетировать концерт до такого совершенства.       – Просто… Ты должен быть увереннее в своих способностях, – советует ему она. – Я вижу, что ты приложил немало усилий для оттачивания исполнения. Не обращай внимания на сплетников и завистников, так как они будут всегда. К тому же сейчас здесь только я.       Юноша едва заметно кивает и переводит взгляд перед собой в пустой нотный стан.       – Ты права, – соглашается он.       – Так скажи мне… Почему ты захотел сыграть именно со мной? – тут же спрашивает девушка.       Чжун Хён складывает руки на груди.       – У тебя отличная репутация, оценки и техника. Мне захотелось играть с таким профессиональным студентом, как ты.       – Спасибо, конечно, – благодарит она, но думает, что здесь присутствует что-то ещё. – А не хочешь ли ты, чтобы я в свою очередь аккомпанировала тебе на твоём экзамене?       – Ну, – медлит он с ответом, – в общем-то, это было бы справедливо.       «Справедливо» – повторяет она и кивает с улыбкой. Её догадка была верна. Что ж, она готова рискнуть сыграть с «номером два» у пианистов.       – Попробуешь сыграть ещё раз, но со сложной каденцией? – «Я покажу, какую ошибку ты совершил, отказав мне!»

***

      После знакомства Си Ын с Пэк Чжун Хёном, они решили всё-таки решили стать партнёрами в дуэте. На следующий день они договорились собраться после занятий и выбрать пьесу, которую будут играть на экзамене виолончелистки. Си Ын решила, что её партнёр недостаточно уверен в себе, поэтому ей нужно будет как-то вселить в него уверенность, не приуменьшая его достоинство и не пряча его фортепианные навыки за своими. Аплодисменты после окончания произведения на сцене должны звучать одинаково громко для всех исполняющих.       Когда она нашла Пэк Чжун Хёна в репетиционной, она увидела, что он уже разогревается гаммами. За ней словно кто-то следовал, но она не обратила на это внимания. Чжун Хён разогревается, возможно, в буквальном смысле – в аудитории прохладно. Его руки бегают по клавишам, и он выглядит довольным.       – Чжун Хён, – говорит Си Ын, закрыв дверь за собой. Она проходит и откладывает свои вещи в сторону, чтобы спокойно пообщаться со своим новым напарником.       – Си Ын, – он играет последнюю гамму и поворачивается к девушке, – какие есть идеи по пьесе? Это ведь ты должна выбрать для нас произведение. В конце концов, это твой экзамен.       – Ты прав… Но у меня совершенно нет идей, и я рассчитывала на твою помощь. А, и ещё, я подумала, что нам надо подчеркнуть одновременно и фортепиано, и виолончель…       – Кхм, Си Ын? – раздаётся оклик сразу после звука открывающейся двери.       Девушка сжимает челюсть. Вот кто за ней следовал. Его она никак не ожидала услышать по крайней мере до конца экзамена и до объявления его результатов. Она поворачивается одновременно с Чжун Хёном.       – Можешь подойти на минутку?       Студентка встаёт со вздохом и неспеша подходит. Подошедший спокойно смотрит на неё своими тёплыми глазами.       – Сын Чан, ты решил помочь нам выбрать произведение для исполнения? – язвительно спрашивает Си Ын.       – Э… Нет… – натянуто отвечает Сын Чан. Он напряженно смотрит на Чжун Хёна.       – Понятно, – кивает виолончелистка. – Пойду сама думать, как всегда.       Си Ын едва успела сердито повернуться, как юноша хватает её за руку, в которую вкладывает копию «Погружения в океан музыки» директора Кертиса, книги, которую она читала в библиотеке, но совсем забыла о ней!       – Ты смеёшься надо мной?.. – возмущенно начинает девушка, когда видит книгу.       – Нет. И это подарок, Си Ын, можешь не возвращать. Она многое может тебе объяснить.       Си Ын не хотела показаться грубой. Она приняла книгу и подняла глаза на Сын Чана. Она внезапно вспомнила о том, как он нёс её виолончель, когда ей было тяжело. Как играл «Весеннюю сонату» в первый учебный день, о тех сообщениях, которые он ей писал. Как она постоянно с ним сталкивалась в разных местах. Как она проигнорировала его попытки объясниться. Как не верила в слухи. Его взгляд на мгновение дрогнул, словно он прочитал её мысли.       – Спасибо, – сдавленно говорит Си Ын, вновь надевает маску безразличия на лицо и поворачивается, чтобы пройти к Чжун Хёну. Сын Чан закрывает дверь.       – У вас странные отношения… – решил прокомментировать увиденное Чжун Хён. – Он ведь жестко отверг твоё предложение о сотрудничестве, но всё равно видно, что хочет общаться.       – Это так, – тянет Си Ын, пока смотрит на книгу в руках. Она кладёт её в сумку и набирает в грудь воздуха: они собрались не обсуждать состояние виолончелистки. – Итак, произведение…       Си Ын сжала руки в замок и уставилась в пол. Она мысленно искала произведение из композиторов, на чьи портреты смотрела совсем недавно. Может быть…       – Лунную сонату? Гм, нет… Какое-то слишком грустное произведение. Может… Арпеджионе?       – Боюсь, Си Ын, нужно произведение покороче.       – Ну да, точно, – она чешет затылок.       Пэк Чжун Хён задумывается, бросает взгляд на свою сумку и спрашивает с горящими глазами:       – Может быть, «Сицилиану» Габриэля Форе? Пьеса и для виолончели, и для фортепиано. У меня даже есть с собой партитура...       Си Ын вспоминает это произведение. Оба инструмента дополняют друг друга, и не пытаются лидировать. Должно быть, эта пьеса подойдёт. К тому же она не длинная.       – Я не очень хорошо её знаю, но, думаю, быстро разучу, – надо будет добавить в партию щипков, чтобы звучало сложнее и разнообразнее. – А ты её знаешь?       – Да, не волнуйся, я не подведу, – улыбается Чжун Хён.       – Отлично, тогда я верю в тебя, – с улыбкой отвечает ему Си Ын.       – Здорово. Мы нашли своё произведение. Тогда, играем «Сицилиану».       Си Ын потирает глаза, когда выходит из репетиционной. За её спиной она слышит, как Чжун Хён начал играть выбранное ими произведение. Он будет играть, пока не отточит пьесу до совершенства. Выложится по полной. Она хочет пойти домой и порепетировать там. Дома по крайней мере теплее. По пути к выходу она видит, как у окна стоит Юн-а, словно кого-то ждёт.       – О, Юн-а, ты куда сейчас? – интересуется у неё, подойдя, Си Ын.       Подруга дёргается и кладёт руку на волосы.       –М… Я… Репетировать! Да, точно, репетировать.       Си Ын смотрит на неё приподняв бровь.       – Ты бы отдохнула немного.       Юн-а качает головой.       – Не беспокойся, я хорошо отдыхаю, – улыбается она. – А вот ты, Си Ын, не перетрудись, ладно?       – Ладно… Ну хорошо, до завтра, Юн-а.       Си Ын тоже должна выложиться по полной и вытянуть из себя каждую крупицу своих способностей. Она должна получить самый высокий балл за выступление, чтобы ни опозориться ни перед мамой, ни перед экзаменаторами… Ни перед… Ни перед никем! Она сейчас же пойдёт в музыкальный магазин за партитурой и сразу же начнёт разучивать произведение. Исполнительница дала себе один день, чтобы запомнить всю аппликатуру.

***

      Чувствовать слишком тяжело, больно, непривычно – и не хочется. Си Ын пытается отвлечься от мыслей и чувств, водя руками по деке и протирая свой инструмент от канифольной пыли. Она пытается отвлечься от душевной боли на боль в запястье. Она, должно быть, за последнюю неделю провела по струнам не менее сотни тысяч раз.       Си Ын определённо чувствовала себя подавленной и уставшей, а как же – насыщенная неделя, наполненная многочисленными репетициями, как сольными, так и с Чжун Хёном, участиями в семинарах на уроках истории музыки, рутиной сольфеджио. Множество музыкальных и психологических заморочек девушки мешали её повседневной жизни. Юн-а в последнее время мало с ней разговаривает. Сын Чана она едва ли видит. Её друзья, отчасти ради которых она чувствовала, что живёт, словно отвернулись от неё. Ещё виолончель со временем будто стала весить больше. Это раздражало, вгоняло в тоску и сильно загружало как физически, так и морально.       Репетиции с Пэк Чжун Хёном проходят в большей степени отлично. Они хорошо звучали вместе уже с первой попытки. Уверенность пианиста в себе возрастала на глазах. Наверное, он в предвкушении отлично выступить на экзамене. Более того, они немного сдружились.       Книга Сын Чана, лежащая на столе, не выходила из мыслей девушки с тех пор, как она её получила. Первостепенная злость на отказ парня сменилась отрицанием, а потом непониманием, как такое вообще могло произойти с Си Ын. Потом на смену этим эмоциям пришла пустота, а после подарка – вообще разбитость. Она не понимала пианиста: это был жест бескорыстности, извинения, помощи? По правде, он хотел, чтобы Си Ын нашла в ней то, что ей не хватает, но она просто не может заставить себя её открыть. В воспоминания сразу закрадывается день, когда они обменялись номерами и комплиментами.       В дверном проёме поворачивается ключ. Вечером вернулась с работы мама. Си Ын отчиталась о том, чем она занималась, и они вместе сели, чтобы поужинать.       Как обычно, в этот раз Си Ын села играть «Сицилиану» для матери, пока она удовлетворённо не кивнёт головой. Девушка подняла смычок и сыграла первую ноту. Боль пронзила запястье, но она пытается отвлечься от неё на мысли об аппликатуре. На мысли о Пак Юн-а. На мысли о Шуберте… Бедный Шуберт… Мысль о книге прокралась в мозг. Мысль о Сын Чане. О том, что они больше не общаются, как раньше, и что они больше не переписываются, как раньше… «Нет, я не могу позволить эмоциям взять верх.» – твердит себе Си Ын. Когда она стала такой эмоциональной? «Я не могу ошибиться, когда мама смотрит». Девушка собирает все оставшиеся силы и играет без ошибок сквозь боль, закрыв глаза и перенаправив свои чувства обиды, печали и грусти внутрь себя.       Виолончелистка играет последнюю ноту и открывает удивлённо глаза, когда слышит серию длинных хлопков. Мама оценила?       – Это было очень хорошо, Си Ын. Ты прекрасно выступишь, – улыбается она, и Си Ын улыбнулась в ответ. – Какого числа у тебя экзамен?       Дочь покорно отвечает, что совсем скоро.       – Хм… Я прилетаю утром в этот день. У меня завтра днём самолёт на короткую деловую поездку. Я постараюсь успеть на твою аттестацию.       Виолончелистка радостно кивает и потирает запястья: с каких пор ей больно? Она чувствует облегчение от того, что думала, что её маме всё равно на её обучение. Хоть какое-то облегчение. Она давненько не выступала на сцене перед своей матерью и забыла, как она всегда перед этим волновалась. Может быть, в этот раз волнения не будет? Может быть, они даже смогут вдвоём сходить куда-нибудь после него, чтобы отметить триумф исполнительницы? Да, для такого она просто должна сыграть лучше всех.