Боль и жертва.

Меч, чистый словно Его вера. Он получил его за службу. И плащ, скрывавший Его тело От жара пламени и хладной стужи. Сто тысяч жизней, что Он отня́л во имя Бога, Чью кровь впитал златой клинок, Чьи крики и мольбы Он слышал ночью, При свете дня рубя еретиков. От каждой жизни золото блестело Так ненасытно требуя ещё. Лишь плащ обугленный, весь в дырах Хотел остановить злой рок. Испачканный в крови, грязи́ и пыли Просил соратников: постой. Но игнорируя мольбы плаща унылые Каратель слышал снова вой. Плащ всё короче год от года, Меч мог светиться в темноте. Каратель жил и верил в Бога, Лишая жизней в полутьме. Огонь безумия в глазах, Лицо в кровавых брызгах чьей-то мамы, Стоит, дыханье сбив, в стенах Очередного еретикова храма. Он кнут, он бич, он - наказанье, Гроза всей ереси мирской. Его руками божья кара Проникнет в каждый богохульный дом. Она молилась вся в слезах, Отчаянно взывая к Богу, Но Бог молчал, он не пришёл спасать Свою слугу от злого рока. Рука Карателя тряслась: На миг забыл зачем он тут. Решил он применить слова, Чтоб указать ей верный путь: "Послушай, Жрица, ведь Твой Бог Тебя оставил в час нужды. Так почему же ты Его Так фанатично свято чтишь? Твой Бог оставил вас, забыл. Отдал Карателю на радость. Он знал что я иду, увы Спасать Он вас не собирался. Я предлагаю помощь, Жрица, Лишь отрекись ты от Него, Ведь Бог один, и это мой Бог, Жрица Довольно жить еретиком!" Но Жрица слушать не желала, Смотрела с ненавистью лишь. И твёрдым гласом отвергала Слова Карателя, убийцы. Он рубанул с плеча, смотря в глаза. Тяжёлый стон, как сотни раскалённых игл, Пронзает сердце, и теперь там борозда. Конец подстать еретиковой книге. Но вместо крови вдруг полился свет. Златой, он ярче, чем Его клинок. Сошёл с ума Он? Вроде нет. "Неужто это её Бог..." Она прильнула к статуе, к ногам, И вдруг руки Её стали каменеть. Волосы крутились вкруг Его плаща, Сливаясь воедино цветом в медь. Каратель запрокинул меч, Готов рубить связующие нити с Брутом, Но Он не смог, ведь лунный свет Отвлёк его, спускаясь прямо в руки. Он каменел, лишь стиснув зубы Глупец был, он понять не мог: "Ведь не было и никакого Бога, Пустое слово только было - "бог"".