Корвет

Горячий кофе немного неприятно обжигает нёбо, заставляя поёжится - горьковатый привкус застывает на языке, ударяя парами обжаренных зёрен в нос. Пара сорвавшихся с кружки капель попадают на белый махровый халат - Курсед обречённо вздыхает - придётся стирать. Он не может отойти от окна, глупо улыбаясь уже долгое время - перед домом разворачивается весьма занимательная картина: Акума, взъерошенный слегка после утреннего душа, ходит кругами вокруг новенького сияющего авто, осматривая его со всех сторон, проводя пальцами по скошенному капоту и боковым крыльям, словно домашний кот, впервые увидевший новую игрушку. Курсед улыбается ещё шире, когда парень отходит на пару шагов назад, упирая руки в бока, продолжая лизать взглядом огненно-красный Корвет. В автосалоне он не был так воодушевлён, даже когда чернила оставили неровную подпись в документах и колёса задымились от набранной скорости - даже язвил, смотря привычным прищуром зелёных глаз, указывая на ветреную непостоянность водителя, зато сейчас, наверняка уверенный, что владелец ещё спит, убитый подарочной бутылкой вчерашнего вина, бесстыдно оценивает новую покупку со всех сторон, оставляя на сияющих дверцах свои отпечатки. -Нравится? - не выдерживает Курсед, спускаясь вниз, шлёпая босыми ногами по тёплой мощёной дорожке. Зачем они её купили? Наверно повелись на рекламу в садовом магазине, когда заказывали уродских гномов. -Хуйню купил, как обычно, - Акума поворачивается к нарушителю его спокойствия, складывая руки на груди. -Да? Поэтому ты с таким интересом рассматриваешь её уже полчаса? - парень останавливается в тени крыши дома, ловя на себе пристальный взгляд. Утро обещает быть весёлым. - Ещё и взглядом таким. -Каким? -Словно смотришь на мой член. -Тут хотя бы есть на что посмотреть, в отличие от, - он кивает головой, совершенно бесстыдно улыбаясь, собственноручно подливая розжиг в тлеющие угли. -А? Да? - наигранно округляет глаза, качая головой. - Ну-ка иди сюда, - парень срывается с места, но Курсед реагирует мгновенно, перехватывая беглеца, вцепляясь пальцами в чужую талию, блокируя все возможные пути отступления, спиной прижимая к своей вздымающейся груди. Акума брыкается в крепкой хватке, пытаясь вырваться, а сам смеётся, вяло хватаясь за предплечья, слегка проводя по ним ногтями - чтобы не расслаблялся. - Пусти меня, - просит парень, постепенно успокаиваясь, обмякая в крепких руках, сжимающих его, вслушиваясь в тихий смех над ухом, и чувствуя, как подбородок утыкается ему в макушку. Но не только он. Голым бедром, виднеющимся из свободных шорт, парень ощущает чужой стояк, и внутри все переворачивается. Кожа вмиг покрывается мурашками, что колют от самой головы до ног, оседая совершенно не в том месте. Курсед припечатывает Акуму к новому Корвету, ещё пахнущему салоном и блестящему от взошедшего Солнца, нависая сверху, заставляя того сесть на скошенный капот. Какие-то крупицы здравого и занудного рассудка ещё отчаянно напоминают о неоформленной страховке и ещё заводской краске, на которые Курсед плевать хотел. Он отмахивается от назойливой мысли и становится к парню вплотную, упираясь своим возбуждённым органом в его живот. У Акумы из лёгких словно весь воздух выбивают разом, когда чужое колено давит меж ног, заставляя их раздвинуть. Он опирается локтями на скользкий капот, заглядывая в опасную животную темноту глаз напротив. Курсед сжигает, даже не имея при этом необходимости касаться. Его сумасшедший жар чувствуется всем телом, что бурно реагирует на одно лишь дыхание на коже. Но Акума продолжает играть, изводить, шевелить разгорающие искры. Мажет языком по нижней губе нарочито медленно, лишь сильнее раззадоривая, вдыхая терпкое возбуждение, что въедается в каждую пору, проникая в организм и пьяня сильнее крепчайшего алкоголя. Они сходят с ума. Курсед наклоняется и ведёт кончиком носа по острому плечу, с которого сползла домашняя футболка. Он словно наркоман, вдыхающий белый порошок, рассыпанный перед ним и разделённый на ровные дорожки. Ему всегда будет мало, всегда будет недостаточно, его всегда будет ломать. Акуму хочется не просто вдыхать, его вкус хочется смаковать на языке. Его хочется съесть, не оставляя этому чёртовому миру и кусочка. Парень замирает, затаив дыхание. Пропасть опасно близко, это уже не предотвратить. Да и не хочется. Курсед вгрызается в чужие губы, языком слизывая слабые ноты утреннего кофе, ища там спасительный кислород. Акума целует в ответ, жмется ближе, чтобы больше никакого расстояния между двумя жаркими телами. Зарывается пальцами в мягкие волосы, сжимая в кулаке. Губы горят от выступающих ранок из-за укусов, но сладкая жгучая боль только больше распаляет. Голова слишком быстро начинает идти кругом - они оба задыхаются от чувств друг друга. Из горла вырывается хриплый стон, когда грубая ладонь сжимает ягодицу, затем звонко шлёпает, оставляя на нежной коже яркий след. Парень задирает чужую футболку и водит пальцами по груди, цепляя соски, заставляя выгибаться дугой. Ему не на шутку сносит крышу от этого вида переливающихся под кожей косточек, но он старательно заталкивает своё ревущее желание подальше, умоляет себя потерпеть - самый сладкий плод тот, что запретен. -Меня это не заводит, - вполне серьёзно говорит Курсед, когда Акума искусственно стонет ему в ухо, отзываясь на блуждающие тёплые ладони. -А что тебя заводит? - улыбается, откидываясь головой на яркий капот. - Я не могу... - выдыхает дрожащим шепотом, ломая густые брови, выгибаясь в спине и цепляя пальцами подол футболки. Курсед бросает на него горящий взгляд, скользит голодным зверем по изгибающемуся телу и останавливается на открывшемся плоском животе. Акума лишь смеётся своими изумрудными глазами - слишком читаем. Парень не медлит и больше ни секунды не тратит на тягучие и колющие в данный момент прелюдии. Он тянет парня на себя, разворачивает, заставляя нагнуться и упереться руками в нагретый от солнечных лучей капот. Акума едва держится на ватных ногах, дышит тяжело, скользя пальцами по металлу и облизывая припухшие губы. Тянет резинку шорт вниз и обхватывает ладонью налившийся от возбуждения твёрдый член, размазывая по головке предэякулят, отчего парень тихо стонет и вздрагивает, как током ударенный. Курсед на это лишь хмыкает, впиваясь пальцами в бледную кожу бедер, вновь оставляя шлепок на ягодице и вырывая у него сладкий стон. Свободная рука оглаживает лопатки, надавливая, сильнее прижимая грудью к капоту. Акума расставляет ноги шире, льнёт к Корвету, чтобы его тело было удобнее трогать, и приподнимает бёдра. Знает, что нравится; знает, что сводит с ума. Акума жесток. Но Курсед жесток не меньше. Он разводит ягодицы в стороны, открывая вид на поджатое колечко мышц, проводит по нему пальцем, лишь слегка касаясь по кругу, но этого хватает, чтобы в лёгких защемило и колени задрожали, словно одинокие листья осенью. В кармане белого халата всё самое необходимое - пара фантиков, сломанная пробка от вина и лубрикант, холодным гелем разлившийся на пальцах. Он дразнит обоих, размазывая смазку вокруг напряжённого колечка мышц, наслаждаясь надломанными вздохами, что ласкают слух. Указательный палец с лёгкостью проникает в повлажневшую дырочку, и Курсед ухмыляется, проделывая то же самое со вторым пальцем, свободно скользнувшим внутрь: -Мой член настолько часто входит в тебя, что ты уже с такой лёгкостью принимаешь пальцы, - добавляет третий палец, начиная двигать ими грубее, чем ранее, разводя их, подобно ножницам и оглаживая гладкие стенки. - А ведь когда-то ты говорил, что он не влезет, а сейчас одних пальцев в тебе уже маловато. -Завались или твой член познакомится с мисс рукой на ближайший месяц. -Если руку будут звать Серёжа, то я только за. Двигает пальцами внутри все быстрее и грубее. Акума уже не сдерживается и стонет во весь голос, забывая, что от мира их больше не ограждают плотные стены дома, лишь зыбкий воздух, впитавший пары их запретного наслаждения. Дышит загнанно и скребётся ногтями по капоту цвета разливающего огня. Он давно собой не владеет. Пальцы внутри хлюпают от каждого движения, сливаются в один сумасшедший вихрь вместе с низкими стонами и дают головокружительный коктейль. Но они покидают тело так же быстро, как и оказываются там, под сопровождение шумного выдоха, что тут же заменяется другим, протяжными и надломанным. Набухшая головка скользит по блестящей от смазки дырочке, слегка надавливая и оглаживают вокруг, заставляя биться в мелкой дрожи. Это пытка, настоящая пытка. Акума почти вскрикивает, когда член входит во всю длину, ударяясь яйцами в покрасневшие ягодицы. Собственный от толчков трётся о глянцевое покрытие капота, от чего скулит и грызет свои губы, больше не в силах сдерживаться. - Блять, - сглатывает вязкую слюну, хрипло стонет и судорожно вцепляется пальцами в чужое запястье, оказавшееся рядом с головой. Парень не церемонится. Он начинает наращивать темп, прижимая бледное тело к спорткару, что стонет сладко и хрипло, задыхается, отчаянно хватая ртом недостающий воздух. Курсед двигается грубо и резко, не давая расслабиться, в наслаждении прикрывает глаза, сходя с ума от того, как его член сжимает горячими и влажными стенками. Тёмное лобовое стекло, словно зеркало, отражает все пороки, словно рисунок из стёртой Содомы. В нем видно всё, и Курсед несдержанно толкается вперёд, глазами впиваясь в отражение - Акума жмурится так сильно, что его длинные густые ресницы подрагивают, отбрасывая тени на бледные щеки, на которых застывают одинокие солёные дорожки - он бесподобен даже в такой момент. Ангел, утонувший в запретном наслаждении. Акума тяжело дышит и стонет при каждом движении, сильнее прижимаясь голой грудью к нагретому капоту, и едва не теряет сознание от концентрации чувств в организме. С Курседом всегда по-сумасшедшему - до солёных брызг из глаз и дрожащих коленей. Акуме до безумия нравится этот контраст, сочетающий в себе и огонь, и лёд. Он водит его в рестораны, оставляя длинные чеки, а потом называет сукой, вжимая в постель; обнимает во сне, отдавая своё одеяло, а потом сжимает бёдра до красных отметин; готовит неловкий ужин, когда парень грустит, а потом ставит на колени, обхватывая длинные волосы в кулак. Ему нравится, когда тот, не скрывая внутреннего вожделения, смотрит на него, как заламывает пальцы, стоит какой-то девушке подойти слишком близко, ему нравится разжигать опасный огонь в тёмных глазах, распаляя ещё сильнее своим безразличием, чтобы потом медленно сгорать в нём, до осипшего голоса и тяжести в мышцах. Акуму кроет от переизбытка нахлынувших разом чувств и ощущений. Член уже болезненно ноет и истекает, нуждаясь в тёплом внимании. Парень скользит рукой вниз, пытаясь просунуть её между животом и капотом, но Курсед одёргивает его, вцепляясь зубами в шею, не давая шевелиться самостоятельно, полностью забирая весь контроль над изнывающим телом. Член Курседа трётся о горячие ребристые стенки, заставляя сознание покрыться плотной пеленой. Перед глазами всё мелькает, смешиваясь в одно пятно, на котором хорошо просматривается лишь трясущаяся голова с разметавшимися волосами и напряжённые лопатки, с пробивающимися сквозь бледную кожу, следами укусов. В кармане халата неприятно вибрирует телефон, заставляя нехотя оторвать руку от мягкой кожи поясницы, оставляя на экране мокрый след. -Чел, - из динамика на телефоне раздаётся бодрый голос Кирилла, от которого сейчас неимоверно тошно. Хочется сбросить вызов сразу, не отвлекаться на пустую болтовню, когда перед глазами такая картина, с выгнутой спиной и налитыми ягодицами. - Ты мне парт кидал свой, я проебал его. Можешь скинуть снова? - Зачем он тебе? - спрашивает Курсед, стараясь звучать как можно более равнодушно, но это выходит из рук вон плохо. Голос слишком напряжён, слишком глубок и резок. - Я панч охуенный придумал, - голос на том конце начинает звучать настороженно. - Хотел кое-что посмотреть, - Рейз замолкает на несколько секунд, а затем совершенно внезапно выдает. - Вы трахаетесь что ли? - Нет, с чего ты взял? - ухмыляется парень, сжимая рукой мягкие бедра, оставляя новые неровные следы. - Не наёбывай меня, - Кирилл произносит это настолько серьёзно, что Курседу хочется рассмеяться, но вместо этого он лишь сильнее двигает бёдрами, разнося по двору новый сладкий стон, звучащий наигранно громко, так, чтобы слышно было всем, даже непрошенным телефонным гостям. - Блять, ебать! Ну вы и придурки! Перезвони потом, когда сперма из головы вытечет. Гудки ударяют в голову вместе со сладким весельем - телефон летит обратно в карман, а рука возвращается на законное место, проводя большим пальцем по рдеющей коже ягодиц. -Он теперь всю жизнь будет это припоминать, - Акума отрывает лицо от капота, выплёвывая буквы сквозь душащие стоны, и вновь падает вниз, зарываясь руками в свои взмокшие волосы. -Пусть идёт нахуй, - Курсед льнёт к напряжённой спине, припадая к ней искусанными губами, двигаясь прямиком к шее, оставляя за собой мокрую дорожку. - И не отвлекает. Толчки становятся более размашистыми и глубокими. Сердце заходится шумным танцем - на долго их не хватит. Акума, не контролируя себя, протяжно стонет и откидывает голову, вцепляясь пальцами в свои взъерошенные волосы. С истерзанных губ срывается звонкий стон. Он кончает, пачкая свой живот, чужие пальцы и, ставший матовым от жара, яркий капот белесыми каплями. Обессиленно утыкаясь лбом о металл , хватая ртом недостающий кислород. Белесая жидкость плавно стекает по капоту, капая на землю, пачкая мощённую дорожку из неровного кирпича - её теперь придётся мыть, как и машину, собственно. Он поворачивает голову к Курседу, растягивая покрасневшие губы в усталой улыбке, насмешливо щуря глаза - какими же словами он будет объяснять причины белёсых разводов на новеньком спорткаре. Парень тянет Акуму на себя, оставляя на нежной белой коже красные следы от пальцев. Чувствуя, что доходит до пика, он стал двигаться быстрее, разнося по ещё сонному двору звуки шлепков влажных тел друг о друга и учащённое дыхание вперемешку с хриплыми стонами. Вязкая сперма оседает на пояснице, горячими каплями стекая вниз по покрасневшим бёдрам. Оба тяжело дышат, цепляясь пальцами друг за друга. Акума разворачивается лицом, усаживаясь на нагретый капот, совсем не волнуясь о его чистоте, вглядываясь в бездонные глаза, руками зарываясь в взмокшие волнистые волосы. Курсед льнёт к родной ладони, припадая искусанными губами к таким же истерзанным губам, утапливая в них последние лучи угасающего возбуждения. -Так и всё же, - шепчет он, разрывая один из многочисленных поцелуев, всё ещё тяжело дыша. - Тебе нравится машина? Акума улыбается, прикусывая чужую губу, и уводит взгляд на тёмный салон, пахнущий новой кожей и магазинным ароматизатором: -Не знаю, я ещё не всё посмотрел. to be continued...