Демон, который шёл по головам

      Старая деревянная дверь с тяжёлым скрипом открывается, позволяя протиснуться в узкий коридор.       Вошедший вдыхает спертый воздух с примесью гниющего дерева, ржавчины, макулатуры и чернил и, откашливаясь, на секунду замирает позади уже закрытой двери.       Бенджамин слишком, слишком давно не посещал это место. Когда это было в последний раз, году так в 1948?       На стенах по-прежнему висят пожелтевшие плакаты времён пика популярности мультфильмов про Бенди — того себя, которого он изображал в детстве и которого успел возненавидеть. Слишком ванильный, слишком добрый, слишком правильный. Слишком наивный и простой, чтобы вообще задумываться, что не все люди желают ему только добра и что даже тот, кто его приютил может оказаться дьяволом похуже всей семейки Рэвендж.       Бенджамин неторопливо снимает перчатки, чтобы ненароком не испачкать их белоснежный блеск, затем аккуратно убирает в карман поглубже, напевая нечто похожее на заевшую пластинку — столь волнительно, высоко и вместе с тем холодно звучал голос демона среди постукивающих капель с потолка, словно тонкие цепи звенят где-то там, в темноте, предвещая грядущую месть.       — A son of a stepfather…       A son of a-       I'm so sorry…       Юноша вдумчиво взглядывался в деревянные доски на полу. Какие-то уже успели пропитаться водой, чернилами и еще чем-то, какие-то сохранились получше. Туфлями Рэвендж настукивал ритм мелодии, неторопливо продвигаясь в небольшой зал с проектором, напротив которого висел экран.       Экран с тем, кому сегодня вновь придется взглянуть в лицо. Или в то, что от него осталось.       Бендса передергивает. Он сжимает ладони в кулаки до побелевших костяшек и легкой боли в пальцах, стараясь держать нахлынувшие эмоции в узде. Тяжело, хрипло выдыхает, закрывает глаза, на несколько мгновений заставляя мелодию вокруг себя стихнуть, словно все звуки вокруг внезапно умерли, и возвращается к облику, который никогда не хотел бы принимать вновь. В ту же секунду, как пола коснулись липкие темные ступни, в коридор хлынула чернильная лавина, оповещающая, что тот, кто накрепко связан с этим проклятым местом, наконец вернулся в родной дом.       И в то же мгновение простой напетый мотив словно небоскреб обрушился с полусгнившего потолка, давя на деревянные стены с выцветшими плакатами. Только теперь это было не тихое пение юноши в полутьме, а громыхание гитары на манер рока.       Да, это определённо была воля рока в самом жестоком его понимании, исполнением которой Рэвендж — а точнее уже Чернильный Демон — как раз намеревался заняться.       Темная, чуть вязкая жидкость ушла назад, в стены студии так же быстро, как и была вызвана Бенджамином. На полу остались лишь разводы, поблескивающие в свете старой лампочки.       «Как давно он здесь? Свет горит во многих комнатах…»       Склизкие и мягкие — гораздо мягче, чем обычно — пальцы издавали щелчки в такт громогласного мотива, предзнаменующего начало очередной песни.       Почему-то Бендс всегда поет, когда ему плохо. Справедливости ради, в его окружении мало кто занимался творчеством, пребывая в хорошем расположении духа. Разве что тётя, падкая на славу и дешевые комплименты…       Что ж, в любом случае ему остаётся только идти по следам того, кто однажды бросил его, словно ненужную игрушку, словно треснутую пластинку, словно… Противную, мерзкую жабу, с которой он сейчас сравнивал себя больше всего.       Пребывая в личине того, кем он никогда не хотел быть, но директор студии решил иначе.       — About time for anyone telling you off for all your deeds, — ладонь проходит по стене, словно губка впитывая в себя события, когда-то произошедшие в этом всеми забытом месте.       Пелена перед глазами слегка мешает видеть; Бенди идет, прихрамывая на правую ногу и тихо шипя от досады, что снова пришлось примерить на себя ненавистный костюм шута, что всегда был ему будто не по размеру. Но что поделать — сей образ наиболее пригоден для посещения столь нелицеприятного обиталища.       Да и, по правде говоря, мысли Бенджамина сейчас были заняты не столько внешностью Чернильного Демона, сколько размышлениями о том, где сейчас может находиться человек, что когда-то давно предал его и других ребят, снимавшихся для мультфильмов Джоуи Дрю и его коллеги и лучшего друга Ген…       Имя родного когда-то человека вновь прояснилось в памяти даже спустя несколько лет. Монстр непроизвольно издал утробный рык, словно его пнули по ноге, что наполовину заросла чернилами.       Нет. Простой пинок с этим не сравнить. Некоторые вещи в принципе несоотносимы с тем, что может испытать живое существо при… определённых обстоятельствах.       — No sign the roaring thunder stopped in cold to read, — та же ладонь нащупывает плакат с «Танцующим демоном» и сжимает нижние края желтой бумаги, отчего та комкается.       На полу начали появляться темные пятна, постепенно приобретающие форму человекоподобных фигур без нижней половины тела. Рты, полные чернил, разинулись, приветствуя своего хозяина, и Бенджамин учтиво улыбнулся подданным. Эти существа были полной противоположностью слуг в поместье и словно принадлежали совсем другому демону… Немногие знали, что Бенджамин Рэвендж столь двойственен.       — No time! — хором пропели Искатели, внимая пению своего короля, и робко, дабы лишний раз не гневать его, последовали за ним, оставляя позади чернильные подтеки.       — Get mine and make no excuses waste of precious breath, — тут лицо Бенди изменилось, моментально приобретя какой-то невероятный злодейский шарм. Подобными словами можно было описать плохишей из мультиков, в которых когда-то давно играл демон, но теперь уже он сам нацепил маску тех, кого обычно всегда побеждал.       — No time! — повторили слуги, будто поторапливая Чернильного Демона и не позволяя тому распыляться на иные темы, кроме той, что связана с местью. Как-никак все они знали, что в один прекрасный день везение Джоуи Дрю и его дружка закончится, и им больше некуда будет бежать. Тем не менее, Джоуи всё ещё удается выигрывать приемного сына в эти кошки-мышки.       — The sun shines on everyone, everyone love yourself to death…       Оскал. Бендс смотрит прямо перед собой, ведь чернильная пленка, прежде закрывавшая два злобных чёрных уголька, словно больше не мешает зрению. Вот он. Метрах в пяти от него. Подкрасться, как хищник, а потом напасть и загрызть? Или же сразу наброситься, не давая человеку ни секунды на осознание того, что сейчас он умрёт? Слишком скучно для такого, как Бенджамин, что полжизни рос в гребаной студии создания мультиков и явно не зря был лучшим среди других ребят. Пусть Генри порадуется, погордится, что его мальчик всё так же артистичен и не лишен оригинальности. «Возлюби же себя до смерти перед этой самой смертью. Другого случая все равно уже не будет. Я не стану тебя жалеть».       В этот момент всё стихло. Он не знал — то ли сам заставил всё вокруг заткнуться, то ли это было этакое затишье перед бурей — перед припевом песни, но Бенди практически слышал, как бьется его сердце. Несомненно, это было оно, хоть демон всегда сомневался, что им обладает.       «Моей семье постоянно говорили, что они бессердечные…       Генри тоже остановился. Знакомое присутствие заставило каждую клетку его тела на полсекунды прекратить свои функции, мгновением после инстинкт самосохранения забил тревогу, да так, будто сейчас, съехав с рельс, на полной скорости в него влетит многотонный состав. Мурашки пробежались по спине, минуя кожу, прямиком впиваясь в позвоночник и ребра сквозь тощую мускулатуру, словно тысяча ледяных иголок, будто на спине аниматора не было ни кожаного плаща, ни старого свитера, ни самой его кожи и мяса. Ощущение угрозы давило на его плечи тисками, отчего они сами собой с легким скрежетом и дрожью сжимались, скрючивались, превращая мужчину среднего роста и лет в полутораметрового старика. Зеленые глаза подергивались из стороны в сторону изумрудами на его бледной, как пегматит, коже, что пытались вынуть из горной породы. Генри не понимал, мутнел ли его взгляд с такой ошеломительной скоростью или пол и стены вдруг покрылись бездонной чернотой. Зато Штейн отлично понимал, что уже лишился нескольких лет своей жизни. Разум нисколько не отрицал возможность того, что стоит ему обернуться и его короткие светло-коричневые волосы станут седыми, а после выпадут до единой пряди, и этот последний белый цвет утонет во тьме под его ногами вместе с ним.       «Конечно, ноги! Двигайтесь!» — было подумал он, пока не осознал, что они были намертво прикованы животным страхом.       Заметив реакцию приемного отца, Бенджамин поднял руку и тут же во всем помещении взрывом раздались голоса его чернильных приспешников.       — So you gotta fire up, you gotta let go, — загремели черные тени в роковом припеве, будто игривые хищники, готовые разорвать свою добычу, но не торопившиеся делать этого, пока не насладятся охотой.       И Генри сорвался с места, как бегун, стоящий на колодках и услышавший долгожданный сигнал стартового пистолета. Адреналин было брызнул в его кровь, но сделав лишь шаг тут же другой, настоящий пистолет, материализовался перед изумрудным глазом аниматора и заглянул в него, словно пытаясь рассмотреть душу и свершить суд за каждый его грех. Штейн застыл, тут же закрыв глаза и уши, оглушенный приумножившимися голосами. Или же ему просто померещился этот пистолет..?       — You'll never be loved till you've made your own! — мощно пропел адский хор, саркастично оценивая свою издевку над нелепой попыткой мужчины сбежать. Голоса засмеялись, и среди них пробился другой, знакомый, но искаженный голос, что Генри на удивление отчетливо слышал. Не убирая рук со своей головы, аниматор поднял ее и увидел ноги гигантского существа, что сделало шаг вперед к свернувшемуся в комочек человеку, стараясь проглотить смешок. Как приятно Бендсу было видеть эту сцену… Но смешило его не положение приёмного отца, а предвкушение последней сцены этой постановки. Смешило, что его концерт уже вовсю начался и он играл главную роль, здесь, в родной и ненавистной ему студии. Сделав еще шаг, его стопа нырнула в пол, разбрызгав чернила от тела демона, но тут же он с таким же чернильным хлопком оказался по правую сторону от головы Штейна, окатив его с ног до головы. От такого мужчина отпрыгнул, полностью перепачкавшись чернилами и посмотрев в расплывающееся от улыбки лицо Бенджамина. Или нет. С каждой секундой аниматор замечал, как улыбка Бенди становилась все более неестественной, искажаясь в агонии, пока не превратилась в чернильный оскал, из пасти которого текли черные слюни.       — You gotta face up, you gotta get yours, — поддерживали слуги демона, улыбаясь вместе с ним. Они возникали прямо рядом со Штейном, потихоньку поглощая его и хороня под собой. В попытках отбиться Генри скинул с себя плащ и бросил его в сторону демона, в последний раз пытаясь сбежать от смерти, вкладывая все оставшиеся силы в рывок, неожиданно для себя влетев в старую стену и опешив. Он сам переместился, но когда это произошло? Обернувшись, он увидел Чернильного Демона в полный рост. Страшное, костлявое чудовище под два метра — лишь общее строение сближало его с человеком. Нечто, что однажды было его приемным сыном сейчас стояло прямо перед ним и, кажется, абсолютно точно узнавало его. От осознания безысходности своего положения Генри Штейну оставалось лишь закричать.       — Зачем ты это делаешь? Молю тебя, ради господа, прекрати! — взмолил мужчина, так и не отойдя от шока. Слова задрожали с его высушенных и почерневших от чернил губ. Но Бенджамин промолчал, лишь еще сильнее расплывшись в улыбке.       — You never know the top till you get too low! — прорычал чернильный демон, лишив своего когда-то практически родного отца последней надежды на то, что перед ним был не кто-то другой, а тот самый Бенджамин, который однажды поселился в его студии и навсегда поселился в его кошмарах.       — Oh son of a step father,       Oh son of a,       I'm so sorry! — Чернильный Демон раскрыл руки в жесте, приглашающим обняться, как бы насмехаясь над испуганным до полусмерти Генри и показывая, какой он и кем он стал… Кем он вырос за те года, что провел в одиночестве, не считая лучшей подруги. Он повторил эти строки дважды — так, чтобы они наверняка въелись аниматору в память. Таким образом Рэвендж словно жалел самого себя из прошлого и этим жалким видом заставлял Штейна стыдиться своего прошлого еще больше.       — No lies and no deceiving,       Man is what he loves, — Бенджамин отвернулся от мужчины, позволяя тому встать, оперевшись на стену и зажимая ладонью бок, принявший удар. Чернильный Демон мельком глянул на один из плакатов с собой, а после одним взмахом содрал его. Жухлые, рваные куски полетели на пол. Бендс какое-то время будто находился в своем личном мирке, больше не обращая внимание на аниматора, так что тот вполне мог сбежать, но… почему-то все ещё стоял, ослепленный ужасом.       — I keep tryin' to conceive that,       Death is from above… — прошипел Рэвендж, сделав акцент на слове «пытаюсь». Ладонь непроизвольно сжалась в кулак.       — No time! — взвизгнули чернильные существа, и Генри снова дернулся, хотя сейчас они уже не представляли опасности.       Вновь та же распевка, вновь нелюбимый ребенок кружит вокруг обожаемого отца, вводя того в транс постоянными перемещениями и голосами, что, казалось, доносились из каждого уголка студии.       — Love yourself to death… — улыбка Бенджамина стала шире, чем когда-либо. Он ехидничал, прижав палец к губам и прошептал эту строчку, словно мантру, как напутствие для того, кому скоро придет конец.       С припевом с потолка вновь полились чернила, отражающие гнев хозяина этого места. Он прокрутился вокруг себя, довольствуясь тем, сколько всего может даже спустя столько лет и сколько всего сделает. Рана от выстрела, полученная в церкви полтора месяца назад, при трансформации совсем не болела. Она и так почти зажила — на демонах даже подобные травмы затягиваются быстрее, чем у людей, — но превращение в… чудовище будто подарило Бенди новое тело.       «Новое тело, но не новая память, в которой нет места всему тому, с чем я столкнулся еще будучи ребенком»       Чудовище.       Если бы Бенджамина попросили назвать примерное число раз, когда его назвали так, то, наверное, слушатель застрял бы с демоном дня на два, потому что тот обязательно вспомнит каждый случай, когда директор, его правая рука и множество других сотрудников обращались к нему подобным образом.       Он ненавидел себя за то, во что превратился здесь. Это было даром и проклятием одновременно.       Но сейчас ему было весело, а это являлось самым главным.       — Бенджамин! Б… Бенди! — заорал аниматор, когда поток чернил слегка сбавил обороты. Он снова решил попытаться достучаться до того, кто прикидывался дурачком, делая вид, будто не понимает человеческую речь. — Что ты творишь?! Зачем ты пришел сюда?! Зачем тебе Я?! — от волнения и стресса мужчина обрушил на приемного сына уйму вопросов, словно это были чернила, стекавшие с потолка.       И тут Чернильный Демон остановился. Он щелкнул пальцами, и все существа, продолжавшие цепляться за Генри, разом ушли в пол студии. Мужчина упал. Не двинуться — вокруг потемнело, чернила захлестывают в рот при каждом вздохе, и Штейн теряет сознание…       Стоило подумать, что конец уже настал, как аниматор обнаруживает себя в черно-белом помещении, обставленном старыми письменными столами, стеллажами и приспособлениями для создания анимаций.       — Я тебя слушаю, Генри.       Спокойный, хоть и холодный, четкий и абсолютно точно человеческий голос раздался в тишине обители Чернильного Демона, что сейчас не был властен над этим местом, ведь пока что за главного была другая сторона этого существа. Юноша стоял спиной к Штейну, опираясь на старенький стол, и с отсутствующим видом крутил в руках какую-то вещицу. Мужчина же сидел на полу, что был почти сухим — видимо, это была одна из тех комнат, которые не успели прогнить. Или… не попали под его горячую руку.       — Бенди… — хрипло прошептал Генри, принимая более удобное положение. Бок все еще болел. — Что тебе нужно от меня? — с мольбой в голове спросил он, решившись поднять взгляд на приемного сына. Бенджамин Рэвендж развернулся на каблуках, встретившись глазами с приемным отцом. Ему все еще было больно даже произносить его имя, но он пытался строить из себя безразличного и жестокого…       — Видишь ли, — спустя мгновение тишины начал Бендс, обратившись к предмету в своей руке. Это… листок? — Ты ведь помнишь, что произошло несколько лет назад? Правители Ада погибли, — его голос на последнем слове дал слабину, — но знаешь, что было странно? Что несмотря на значительную потерю сил, Люцифер и Лилит по-прежнему оставались одними из сильнейших демонов. И, при этом… такая участь. — Бенджамин горько усмехнулся и ответно взглянул на Генри. Тот почти незаметно вздрогнул, вновь увидев глаза знакомого мальчишки спустя столько лет. Только вот он вырос, улучшил свои навыки… А еще в его глазах больше не было той детской наивности и доброты.       — Так вот, я тут подумал… — Бенди и перешел на другую сторону стола, ближе к Штейну, — что либо я чего-то не знаю о собственных родителях, либо… — он подошел к аниматору, нависая над ним, — кто-то рассказал о них достаточно тем, кто организовал нападение, чтобы наверняка грохнуть правителей Ада. И я знаю, что ты поспособствовал этому, — Рэвендж перешел на шепот. Его голос трясся от злобы, пока он говорил то, что давно понял, но не с кем было поделиться. Не с кем из тех… кто мог быть причастен к этому.       — Бенди, что ты несешь! — воскликнул Генри, — у Джоуи был долгосрочный контракт с твоей семьей, зачем ему и мне было сдавать информацию о них кому-то?! — он поменял позу, зажимая бок ногой.       — Ты жалок, Генри, и до отвратности ведом, — закрыв глаза, вздохнул Бенджамин и отстранился от приемного отца, — и, вероятно, из-за этих своих черт решил подсобить старому другу. Уж не знаю, как он уломал тебя… Но я не хочу больше обсуждать это. В любом случае, не с тобой, — отчеканил он, повернувшись вполоборота к сидящему мужчине. — Я думал, что Генри Штейн всегда говорит мне только правду, — поникше изрек демон, убрав руки за спину. В ладонях он все еще сжимал листочек, и Генри смог рассмотреть надпись «Ты знаешь, что делать, Рэвендж», — каким же идиотом я был.       Плюх. Плюх. С потолка на аниматора упала парочка чернильных капель. Бенджамин продолжал неподвижно стоять, опустив голову, словно обдумывая, что дальше делать с предателем. С тем, кто непрямо, но убил его семью, с тем, кто бросил его, оставив на попечение самовлюблённому и жадному тирану, с тем, кто в конечном итоге забрал у него детство и заставил проводить бесконечно долгие дни в полуразрушенной церкви еще с одним таким же несчастным ребенком.       — Life isn't always what you think it'd be… — раздалось пение юноши спустя три или четыре минуты. Он пел уже не с агрессией в голосе, без помощи подданных или шоу с чернилами и перевоплощением. Сейчас перед Генри был самый обычный мальчик, поющий надломленным голосом, разве что с рогами, который, оказывается, держал в себе столько боли…       Аниматор осторожно подошел к Бенди. Между ними оставался метр.       — Turn your head for one second and the tables turn, — Бендс повернул голову, но, увидев приемного отца рядом с собой, лишь печально улыбнулся. Генри… Он все знал, но позволил себе получить статус «отца», пусть и приемного, когда демоненок потерял семью.       — And I know, I know that I did you wrong… — Рэвендж обнял себя руками, поглаживая собственные предплечья. Теперь жалким был уже он сам. С чего бы ему извиняться перед Штейном? Но почему-то так хотелось… Может, оттого, что он видел страх в его глазах, будучи Чернильным Демоном, и не был жесток так же, как аниматор, чтобы позволить этому продолжаться.       — But will you trust me when I say that I'll make it up to you? — демон посмотрел на Генри. Тот сочувственно положил ладонь на плечо юноше. Бенди был немного ниже его, и оттого казался еще более уязвимым. Хотелось как-то утешить его, защитить, но аниматор понимал, что из-за своей глупости совершил непоправимую ошибку и уже ничего не сможет исправить.       — Тебе не за что извиняться, Бенди… — тихо произнес мужчина, убрав прилипшую к лицу Рэвенджа прядь темных волос. Тот в ответ не сделал ничего.       — Somehow, somehow?..       Бенджамин посмотрел куда-то в стену. Казалось, он вот-вот заплачет, но держался из последних сил. Ему не хотелось убивать Генри. Он виноват… Но вдруг Бендс все же найдет в себе силы простить его?       Пальцы сжали листок в руке.       Нет. Не все вещи возможно простить.

***

      Он бежал, огибая картонные стенды с демоненком, как вдруг столкнулся с кем-то ниже себя.       — Ох, прости, золотце! — Генри помог девочке подняться и поправил волосы, — Алиса, ты в порядке?       — Ага. Частенько так падаю на тренировках, — хохотнула малышка лет девяти, засияв широкой улыбкой.       — Вот и славно, — выдохнул Штейн. — Ты не видела Бенди? У вас, вроде, недавно была тренировка, так? — он перевел взгляд на планер в руках собеседницы, намекая заглянуть туда.       — Да, закончилась минут пять назад. Я как раз бежала с нее, — кивнула Алиса. — А Бенди, наверное, как всегда задерживается в гримерке, — она пожала плечами, словно то, что происходит с коллегой, ее не волновало.       — Спасибо! — поблагодарил аниматор, направляясь в гримерку героев мультиков.       Он встал перед дверкой с надписью «Владения мультяшек». Постучал. Потом, когда ответом была тишина, постучал еще раз. И снова ничего. Генри решил зайти сам.       Маленький Бенди — еще совсем ребенок, лет восьми — сидел на лавочке напротив зеркала, прижав ноги к груди и пряча лицо. Штейн тихо вздохнул. «Опять Джоуи что-то ему сделал…»       — Ну, что случилось, звездочка? — аниматор сел рядом с мальчиком и приобнял того за плечи. Демоненок молчал. — От того, что ты молчишь, наш разговор не станет короче, Бенджамин, — добавил он уже строже, и отпрыск Рэвенджей посмотрел на мужчину. В студии он для всех был просто Бенди, но когда звучало его полное имя значит, что дело принимает серьезный оборот.       — Джоуи, он… — мальчик шумно глотнул воздуха, — мы танцевали для новой серии, ну, точнее, я повторял за ним движения… Это было уже когда Алиса и Борис ушли… — мямлил Бенджамин, вытирая слезы, — я сделал что-то не так, и Джоуи начал кричать, а потом, потом… — стоило мальчику успокоиться, как он снова разрыдался. Генри крепко обнял демоненка в знак поддержки.       — Он просит от меня слишком многого, понимаешь, Генри? — всхлипнув, дрожащим высоким голосом прошептал Бенди. — Алиса умеет больше, чем я, но ей достаются движения проще! — пискнул он, отвернувшись от аниматора.       — С тебя спрос больше, потому что ты — главный герой шоу Джоуи, а не Алиса или Борис, — выслушав подопечного, осторожно пояснил Штейн, — но ты прав, Джоуи действительно не стоило тебя ударять… — он взял маленькую ручку мальчика, рассматривая приличного размера синяк. Похоже, Бенди прикрылся этой рукой, когда Дрю замахнулся на него.       Мужчина достал из нижнего ящика комода холодный компресс на случай травм (правда, полученных самими актерами…) и приложил его к руке Рэвенджа.       — Посиди так пока что, и отек спадет. Синяк не выглядит давним, так что это должно помочь, — Генри сел на корточки перед мальчиком. — Бенди, я никогда не дам тебя в обиду, — вкрадчиво произнес он, видя, как малыш снова вытирает слезы рукавом рубашки. — Джоуи может быть вспыльчивым, и это действительно нехорошо, поэтому я обязательно поговорю с ним. А тебе завтра принесу яблок, хочешь? — нежно улыбнулся Штейн, проводя пальцами по щеке подопечного. Тот кивнул.       — Ты правда меня не бросишь? — Бенди нервно теребил переднюю прядку своей прически.       — Ну конечно, — рассмеялся аниматор и обнял мальчика. — А Джоуи у нас получит ата-та, — хитро ухмыльнулся мужчина, прищурившись и посмотрев на мальчика. Тот улыбнулся в ответ.

***

      — Ты лгал мне.       Руки без перчаток, что были не надеты по причине того, что итог встречи еще не подошел, медленно складывали листок вчетверо. Бенджамин вспоминал слова приемного отца, сказанные ему когда-то, и ярость росла в нем с новой силой.       — Мне пришлось уйти, Бенди, — стал оправдываться Генри, — а что до твоей семьи, то… так вышло, это была идея Джоуи…       — Я больше не хочу слушать об этом от тебя, говорил же, — брови юноши изогнулись от злобы. — И, пожалуй больше не хочу слушать тебя вообще.       Щелчок пальцами, и мир вокруг Генри снова погряз во тьме. Бенджамин вновь стал Чернильным Демоном, призвав своих приспешников, чтобы они все вместе посмотрели на последние минуты жизни аниматора, с потолка хлынули чернила. Бенди опять пел припев, вкладывая в каждую строчку всю свою ненависть к мужчине прямо перед собой, что сейчас судорожно озирался по сторонам, отползая к дальней стене. Нет, он не может его жалеть. Не после всего того, что Штейн сделал ему.       Потолок заметно прогнулся, не выдерживая такое количество темной жидкости с верхних этажей, доски издали протяжный стон, а те, что были совсем гнилые, молча обваливались. Аниматор посмотрел наверх, потрясенный увиденным. То, где они работали столько лет, сейчас грозилось разрушиться.       Впрочем, пусть рушится все. Студию уже не починить, как и не собрать по кусочкам жизни тех, кто имел здесь незавидную судьбу.       — A son of a stepfather,       A son of a,       I'm so sorry… — все повторял Чернильный Демон, кружа вокруг мужчины и ехидно улыбаясь. Позади Бенджамина была только кромешная тьма, и, признаться честно, Генри еле-еле видел даже черты самого князя этой обители — настолько он слился с происходящим вокруг, олицетворяя собой разрушения, скорбь и… месть.       — I'm so sorry!       I'm so sorry! — почти визжал Бенди, приняв облик юноши, чтобы Штейн перед смертью еще раз взглянул в лицо тому, кому он постоянно лгал. Чернильные создания рядом хлопнули по полу, поддерживая своего хозяина и формируя финал этого тяжёлого рока.       — I'm so sorry!       I'm so sorry! — уже орал Рэвендж в лицо аниматору, улыбаясь какой-то безумной и нервной улыбкой, будто где-то в глубине души он все же не хотел убивать приемного отца. Может, потому и извинялся… Чтобы, раскаявшись, его поступок не приносил ему столько боли.       — A son of a…       Бендс резко отошел от Генри, прокрутившись вокруг себя и вновь приняв форму Чернильного Демона. Существо радостно запрыгало в неестественно жутких движениях, как если бы черти в Аду танцевали, пока в котле догорают грешники. Потолок рядом с мужчиной уже обвалился, и доски со звонким «плюх!» упали на залитый чернилами пол.       Бенджамин, закончив своеобразный ритуал, молниеносно вытащил из пояса пистолет и выстрелил в Генри. Одновременно с выстрелом закончилась песня, исчезли слуги демона, чернила прекратили течь, а потом потолок над Штейном обвалился совсем. А еще через мгновение стало совсем тихо.       «Больше ты никому не будешь лгать».