Закон всемирного тяготения

В таком месте как Топи время тянется тягучей смолой, медленно и неспешно. Застряв тут пару лет назад, Денис приобрёл в этой же западне, где он пережил множество поистине ужасающих событий, новый дом. Безусловно, это не был домашний, спокойный очаг, и это не было место, где ты можешь расслабиться, но всё же оно стало родным — стало нужным, как кислород; и даже если бы Титову предложили билеты прямо на руки обратно в его шумную, уже кажущуюся таким далеким миражом, Москву, то он и не глянул бы на них, разбросав навстречу попутному ветру. В этом явлении было множество причин, и даже если не брать в расчёт его начальника, так называемого Хозяина, наводящего неподдельный страх на всех местных обитателей своим кровавым режимом, то он все равно бы ничего не изменил в своём положении. Ему никогда не было тут одиноко, — точнее было, но это только по началу, когда он ещё не «отуземился» — и скучно. Скука уж точнее последнее определение, характеризующее это место. Здесь он чувствовал себя по-настоящему живым. Был у Дениса и Макс — тот самый Макс, который когда-то ещё в прошлой жизни рыл на него грязные компроматы ради желтой газетенки; тот самый Макс, который расследовал людские пропажи, будучи огромным скептиком, не желающим признавать печальность событий; тот самый Макс, который из немногих оставшихся в живых, остался с ним и ежедневно помогал не утонуть окончательно в глубокой пучине безумия. Кольцов был его островком адекватности и нормальности, но и он со временем стал срывать крышу ещё пуще всего остального. Денис ещё с самого начала возненавидел Максима: за его острый, саркастичный язык, наглый характер, за всё! — но и не мог отпустить его от себя. Никогда и в мыслях не предполагал… В честь хорошей службы хозяин где-то в начале осени выделил Денису отдельный в деревне дом, тёплый и чистенький. Максим сначала просто заходил «на чай», сбегая от неустанного взора бабы Нюры, не любящей «молодежной этой суеты», а потом уже и перебрался к нему с концами, что Титов, кстати, по началу даже и не осознал, думая, что его просто каждый вечер выгоняют за плохое поведение. Ну а что? Это вполне в журналистском духе! Их отовсюду прут! Кстати, вопрос об осуждении его мужеловства некоторыми жителями леса решился довольно быстро — всех недовольных его личной жизнью под видом такси до монастыря он собрал в своей старенькой серебристой ладе, довез до оврага около озера, закрыл двери и вышел из машины, благонамеренно не поставив её на ручник. Как же это было эффектно! До сих пор воспоминания дух захватывают! После этого смельчаков высказывать своё мнение не осталось. Весна. Скоро начиналось время охоты — грязного кровавого дела, включающего в себя выборочное убийство одного из жителей на основе идей о сохранении вселенского баланса (кто эту херню вообще придумал?), которое было поручено ему от начальника лично. Видимо, надоело собственные руки марать. Денис и не жаловался: он просто исполнял приказы, дабы не попасть в список заказанных жертв самому. Но, пожалуй, не будем привирать — по началу может быть это и было из чувства самосохранения, но теперь уже сломанный рассудок стал собирать человеческую жатву исходя из собственного, больного наслаждения и чувства безнаказанности. У Топей свои законы. А они-то самые уж очень далеки от идеалов морали… Дениска, проснувшись ни свет, ни заря, накинул на голые плечи свою любимую, найденную в потёмках монастыря ещё в первый год их пребывания, леопардовую шубу, прокрался в гостиную и стал натачивать острие, лежавшего там же на столе, топора, лязгая по нему другим таким же топором. Сон к нему в последнее время никак не шёл, был прерывистым и нервным, так что было и лучше совсем уж не спать, что нельзя было сказать про Кольцова, недовольно выглянувшего из спальни. — Обязательно этим в шесть утра заниматься? — сонно пробубнил мужчина, потирая глаза. Он вышел наружу в одних лишь черных боксерах и серенькой растянутой футболке. Его появление встретили лишь тиканье часов и скрипучий лязг топоров. Тишина. Ни ответа, ни привета. Кольцов досадливо вздохнул, что его присутствие так нагло игнорируют и стал подходить ближе, на ходу встряхивая ладонью отросшие до бровей кудряшки. Денис угрюмо молчал, продолжая своё монотонное занятие и лишь слегка, на малую долю секунды замер, когда шею обожгло горячее дыхание. — Потом, всё потом! Дионис, пошли назад, — прошептал Макс, обняв его со спины и нежно прикусив за кромку уха. — Нет. Мне работать надо, — сухо ответил он, мотнув головой, тем самым отгоняя от себя, как какую-то муху. Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша… Максим довольно чутко распознал в нем это настроение и не сказать, чтобы был этому рад. В прошлом таком эпизоде Максиму пришлось бежать спринт по холмам, уворачиваясь от снарядов дробовика, прорезавших воздух в миллиметрах от него под неугомонный хохот. Не так он себе представлял деревенскую романтику! — «Работать»? Ты итак работаешь, не покладая рук на этого Алябьева. Крепостное право в каком году отменили, напомни? Забей хоть на недельку. Он и сам сказал, что тебя не тронет, а деньги тратить, кроме как на сигареты, всё равно не на что, — Кольцов вновь прошёлся кончиком носа по краю уха и оставил невесомый поцелуй на основании челюсти, затем ещё один на бледной коже шеи и уже начинал оттягивать воротник шубы, как вдруг… — Отвали! — произнёс Титов ещё резче, — даже резче, чем бывало в такие дни до этого. Максиму этот тон был неприятен — надо эту ебанцу вытравливать, а то скоро опять убегать придется. Он задумался, продумывая стратегию усмирения, но не нашел ничего лучше, как уйти в лобовую атаку, — стал, будто отбирая у нашкодившего ребёнка игрушку, пытаться выхватить оружие из его рук. — Э, слышь! я тебе сказал — я занят! Иди спать! — завозмущался Титов, крепко сжимая рукоять и обратно начиная тянуть её на себя. Как на соревнованиях по перетягиванию каната, — но на очень кривых соревнованиях, так как стояли они для такого в не очень удобном положении, они тянули деревко в разные стороны, пока Денис не всплылил и бросил всё в руках с грохотом самостоятельно. — Я, блять, хозяина сейчас позову и он тебе такую жизнь счастливую устроит, что ты пожалеешь, что вообще на этот свет ро—… — начал было гневно угрожать Титов, развернувшись к нему лицом, как вдруг охладел, смолкнув... Максим стоял в метре от него, скрестив руки на груди, и смотрел на него абсолютно холодно. Спокойный, слегка презрительный голос грубо перебил: — Точно. Прости. Забыл, что ты послушная, маленькая шавка. Ну, иди жалуйся своему папочке. Это стало апогеем, критической точкой. Вулкан пробудился. Денис побагровел от кончиков пальцев до корней волос и разъярённой фурией кинулся вперед, хватая Максима за грудки. Он впечатал его высоченную тушу в деревянную стену, сшибая все стулья и ведра стоящие на пути. — Воу-воу, — усмехнулся кудрявый, ухнув от резкого столкновения со стеной, — Ты чего так завёлся? Знаешь, милый, на правду не обижаются! — Заткнись! — прорычал Титов, ещё раз встряхнув его. Их лица были буквально в паре сантиметров друг от друга — настолько, что Кольцов спокойно мог слышать как тяжело и прерывисто дышал в эту секунду Денис. Титов пилил его помутнённым от злости взглядом, будто хотел прожечь дыру в лице незадачливого юмориста. А тому страшно не было вовсе. Максиму даже забавно было — растрёпыш такой, на воробушка похож… — Он невольно усмехнулся пришедшей в голову ассоциации. Ничего страшного, лучше уж сейчас перебеситься, зато потом спокойнее будет. Титову было же вовсе не до шуток: усмешка и этот самодовольный взгляд сверху-вниз только сильнее раздражали его и так взвинченные нервы. Он потянул Кольцова на себя, отчего тот снова неожиданно охнул, и развернув к несчастному столу, которому, видимо, суждено было сегодня погибнуть смертью героя, грохнул мужчину спиной на него. Стол угрожающе скрипнул, но всё же выстоял. — Как же ты меня заебал! — зашипел Титов, нависая сверху над Кольцовым и быстро перемещая обе ладони ему на шею, слегка встряхнув, — Журналюга ебучий! Всегда-то тебе всех довести надо! Всем мозги вытрахать! Знаешь, я бы взял бы тебя сейчас, да и прикончил нахер! — он начал демонстративно сдавливать свои нервно дергающиеся пальцы, обозначая свои намерения. Руки Максима автоматически обхватили его запястья, стараясь оттянуть от себя. Сучёныш, даже не шутит — по-серьезному душит. Максим, приоткрыв рот, прищурено посмотрел на багровое лицо над собой, слегка озабоченно дёрнув бровями и как бы прикусив нижнюю губу на манер волнениями, но это была лишь иллюзия. Имитация беспокойства. — Ну, так убей. Ты же можешь, — вкрадчиво захрипел мужчина. У него начало краснеть лицо, но заместо активного сопротивления, его крупные ладони отпустили запястья и поплыли вверх, залезая под меховые полы шубы, — Можешь, но не хочешь. Иначе бы давно так сделал, — наконец, прежняя игривая улыбка заиграла на его устах. Правая ладонь переместилась на округлую ягодицу, слегка ее сжав, а другая, поглаживая талию, притянула его ещё ближе к себе: живот к животу, бёдра к бёдрам, пах к паху. Внутри Титова вновь произошёл перелом: весь буйный запал стремительно начал давать заднюю, а все убийственные намерения мигом начали растворяться. Сердце пропустило удар. Он неуверенно сглотнул, блуждая расширявшимися зрачками по его лицу и телу. И вдруг, начавшие дрожать, ладони сами собой отстранились. — Угомонился? Вот и славно! Максим, сделав глубокий, судорожный вздох и закалявшись, вскоре спокойно поднялся, оправившись, и резво подхватил Дениса на руки под бёдра, как пушинку, будто мгновение назад его и не прижимали с угрозами жестокой расправы к столу. Денис хотел было что-то недовольно пробурчать в ответ, но смирно затих, утянутый в глубокий поцелуй, пока Максим заносил его обратно в спальню… Ну, на сегодняшний день можно будет расслабиться. Осталось придумать как спасаться в остальные дни до окончания сезона охоты. Но это потом…