Сильнее

Двадцать девять дней. Двадцать девять дней настоящего, неподдельного счастья. Пустой головы по вечерам, довольного тела по утрам. Приятных ужинов, неспешных принятий ванн, торопливого душа. Продуктивной работы в офисе. Чонгук был полностью доволен своей новой жизнью. Дважды в неделю он приходил посидеть со своими детьми, каждый раз это было долго и приятно. Тэхëн не дал ему развода, но зато дал несколько пощечин. Брал документы на квартиру и молча позволял брать других омег. Ничего не сказал друзьям, но стал встречаться с Хосоком, и подробностей Чонгук не знал. Ему было важнее то, что он может видеться со своими детьми, которых с удовольствием он мог нянчить хоть целые сутки, хоть целую вечность. Они его любили, а он любил их в ответ и засыпал, присев на пол с их детской книжкой. До Хи родил ему ещё одну девочку, и её Чонгук назвал Иннëн Хо. Ин Хо очень оценил и на целый час исчез со своего рабочего места, чтобы сосать его член под столом. Потом они съездили выпить чаю после работы, и Ин Хо умолял оплодотворить его как следует. Как же Чонгук был счастлив. Малыш До Хи уволился, так что Чонгуку приходилось работать дольше, из-за чего домой он приходил вусмерть уставшим и почти сразу ложился спать. Была одна-единственная отрада в том, что теперь на работе он почти жил. После ухода До Хи в декретный отпуск и беременности Ин Хо, в офис взяли новых работников, и процесс работы не застопорился, а плавно продолжился, не доставляя Чонгуку лишней головной боли. Милашка Минсок, едва закончивший университет, сразу предложил ему отношения, а Тэмин, примерно возраста Ин Хо, красиво отдал себя в туалете, закинув стройную ногу повыше. – У тебя вообще совести, что ли, нет? От тебя воняет омегами, – шипел Тэхëн сквозь зубы, буквально швыряя полотенце в грудь Чонгуку. – Немедленно вымойся. Ты же к детям приходишь, сука. – И кто же это был? – Ли Хи сладко мурлыкал на ушко, неспешно массируя Чонгуку спину, давая ему расслабиться. Конечно, он учуял новый запах, исходящий от альфы, и поинтересовался, как и всегда. – Минсок, – Чонгук промычал сдавленно, когда омега сжал пальцами его плечи. – Новенький из офиса. – Надеюсь, что ты оставил для нас что-нибудь. Чонгук теперь уже простонал. Ловкий язычок До Хи мягко скользнул по его мошонке, а затем по заднице Ли Хи, сидящего верхом на нём. Омеги довольно прижались к нему, и Чонгук зажмурился от замечательного запаха, обещающего ему долгую ночь. После родов у До Хи впервые началась течка. – Приводи его к нам, – Ли Хи улыбнулся, прижимаясь к Чонгуку, и всё на свете померкло. – О, боже, сильнее! Чонгук зарычал в голос, напрягая свои бёдра. Он не мог пошевелить руками, ловкие пальчики Ин Хо крепко связали его, пригвоздив к изголовью кровати, а его глаза были плотно перевязаны тканью. Чонгук не уверен в том, что это было, но не видел он буквально ничего. И не чуял. Запахи его омег перемешались, слились в единый прекрасный букет, которым невозможно было не наслаждаться. Он хрипло стонал и рычал, двигая бёдрами резко и сильно, буквально подбрасывая омегу, сидящего верхом на его члене. До Хи стонал бешено и громко, и так же бешено и громко трахался, лаская ладонями напряжённый торс Чонгука. Его течная задница сжимала его, и другие течные задницы терлись обо всё его тело. Минсок отчаянно и жалобно скулил, и его коротенькие ноготки царапали грудь и шею Чонгука, и он звал его папочкой, а Ли Хи кончал со взвизгом сразу же, ведь Чонгук начинал трахать его просто как помешанный. Мокрая дырка расслаблялась и соскальзывала, и её тут же заменяла другая. Ин Хо всегда трахался тихо и лишь скулил под шумный звук шлепков кожи о кожу. Но он вскрикнул и застонал в унисон с Чонгуком, когда сразу два языка начали заталкиваться в его анус, разрабатывая его сильнее и одновременно вылизывая член альфы. Чонгук громко дышал и ощущал, что об его колено трётся раскрытая от возбуждения дырка, так быстро, торопливо, отчаянно, и было слышно только чувственное скуление и сладострастные стоны: "господин... Ах.. Мой господин..." – Иди сюда, – рыкнул Чонгук, и его омежки без вопросов подчинились. Ин Хо слез с его стояка, облизав напоследок, и на его бёдра залезла сама грация. Стройные, немного рельефные, ноги обхватили его, и сочная влага растеклась по члену Чонгука, заставив его хрипеть, скаля зубы. Тонкое тело выгнулось на нём под скуление и стоны омежек, и Чонгук почувствовал, как прохладные пальцы вкладывают в его ладонь толстую цепочку. – Мой господин... – скользкая промежность плавно покачнулась, обласкивая натруженный член Чонгука и его яйца, и альфа рванул за цепь. Омежка шумно закашлялся и всхлипнул во весь голос, и его сжатая от испуга дырка приняла член во всю длину. – Малыш Тэмин-и, – рыкнув, Чонгук как следует натянул цепь на свой кулак, и начал долбить своего омегу, задыхающегося от стонов и асфиксии. Его тело гибко гнулось и просило ещё, скакало верхом на члене и стонало так божественно, что нельзя было остановиться. Член Чонгука пульсировал, истекая смазкой, и с дикой скоростью вбивался в подставленную дырку. – Ещё, господин! Прошу вас! Тэмин-и то скулил, то кашлял, то пытался вырваться, а его ноги тряслись, сжимая бёдра и бока Чонгука, и Чонгук звериным нутром чуял, что мальчик готов к разрядке. – Кто твой хозяин? – грубо дернув за цепь, рыкнул он, и Тэмин расплакался в ответ. Его тело охватила оргазменная судорога, и он с подвыванием соскользнул с члена, сползая на пол и не прекращая дрожать и выть. И Чонгук застонал громко, во весь голос, дергая руками в попытке освободиться, когда другая дырочка начала принимать в себя его член. Такая тесная, всё ещё не растраханная им, мокрая до безумия. Омежка тек слишком откровенно, и его феромоны витали в воздухе. Чей-то умелый ротик обхватил мошонку Чонгука, и он кончил, заставив омегу на его члене громко застонать от переполняющей похоти. – Ах, папочка, моя... Моя попка!.. – Тебе ещё далеко до нас, малыш, – послышался голос Ли Хи, а затем сильный удар и взвизг Минсока. Чонгук вскрикнул с ним одновременно и рвано дёрнул бёдрами, ощущая, как беспорядочно сжимается маленькая дырка, которую бесцеремонно сняли с его члена, заставив самого юного омегу упасть на его грудь. – Чонгук-хëн... – Минсок всхлипнул, обнимая альфу за шею, и у Чонгука дёрнулся член. Младший омежка плакал от обиды, а ему... Нравились слезы. – Не переживай, – сипло произнёс он, слыша, как гремит отпущенная им цепь. Дрожащее и сжимающее горло плавно впустило внутрь его член, и Ли Хи усмехнулся. – Тэмин-и, ты же помнишь, что нужно за собой убирать? Послышались только хлюпающие звуки, и Чонгук с жадностью вздохнул, двигая бёдрами. Блаженство. Тэмин уснул первым, а за ним близняшки. Ли Хи удовлетворился за два оргазма, а До Хи понадобилось немногим больше. Они оба знали, что утром потребуют ещё и по всем правам будут первыми. Ин Хо был переполнен. Чонгук с любовью трахался с ним, ещё, ещё и ещё, пока Ин Хо не задрожал от усталости. И даже тогда ему пришлось ещё дважды удовлетворить своего альфу, чтобы наконец иметь право слезть с его члена. Сейчас он ласково отсасывал Чонгуку, гладя его мошонку, целовал, облизывал. Начисто собирал все остатки спермы и смазки, оттягивал губами кожицу и плавно её посасывал и смаковал. Чонгук уже знал. Ин Хо очень нравится сосать его член. Минсок ещё ни разу не удовлетворился. Ли Хи по-настоящему поиздевался над ним, таская за волосы, заставляя сосать и лизать, и грубо мастурбировал ему, и долбил пальцами его задницу, но кончить не позволял. Чонгук пожалел омежку и уже добрых десять минут вылизывал его измученную попку. Наглотался уже его смазки до отказа, но не прекращал, тщательно изучая языком чувствительные стенки и с трепетом вслушиваясь в его эротичные стоны. Ин Хо мокро причмокнул и широким мазком языка облизал его напряжённые яйца, влюблённо поцеловал головку. Член задрожал снова, готовый излиться спермой, но заботливая рука Ин Хо сжала его, не позволяя. – Ах, блять... – Чонгук дёрнул руками, отстраняясь от выпяченной попки Минсока, и омежка всхлипнул от его слов. – Всё, хватит. Омеги послушно стали отползать к другим спящим, а Чонгук рыкнул шумно, рванув запястьями так, что верёвки опасно заскрипели, пусть и не порвались. – Нет, не ты. Минсок. Иди сюда. Сука, как же болели его бёдра и затекшие руки. Следующий день обещал быть тяжёлым, но его налившийся кровью и спермой член требовал хорошего последнего оргазма, а попка Минсока была просто идеальным вариантом. Его малыш все ещё не удовлетворён, всё ещё не заполнен... – Папочка... – благоговейно прошептал Минсок, залезая на его член, и Чонгук томно и шумно выдохнул. – Да, детка. Иди ко мне. Его омежка сладко застонал. Их тела начали нетерпеливо, жадно двигаться навстречу друг другу. Узкая дырка, вылизанная Чонгуком, хлюпала до ошеломления развратно, громко, похабно, а стоны омеги наверняка смогли бы разбудить других омег, не будь они так обессиленны. Вся накопленная страсть в одно мгновение обрушилась на этих двоих, и даже под весом пятерых омег и их альфы кровать начала трястись, как бешеная. – Ах, папа! Мм, да! Трахай мою попу, прошу! Изнасилуй как следует! Сильнее, папочка, трахни меня сильнее! Чонгук напряг руки так, как ещё в эту ночь не напрягал, всем телом приподнимаясь и начиная беспощадно, со звериной жестокостью трахать маленькую дырку, и Минсок весь задрожал, сжался, забился и заскулил, цепляясь за его накачанную грудь и похотливо подмахивая бёдрами. Чонгук рычал в шею омеге, почти насилуя его божественную, бесподобную задницу. Они погрузились в безумие из стонов, криков и шлепков их тел. Кровать натужно скрипела, а омежка не успевал дышать, выгибался и с визгами подставлял свою дырку, умоляя трахнуть ещё. Ноги Чонгука напряглись, упираясь пятками в постель, и она затрещала драной тканью пододеяльника, когда он так жадно брал своего омегу. Малыш дрожал всем телом и умолял накончать ему целую дырочку, когда Чонгук немного замедлился и стал катать его на своём члене глубокими, резкими толчками, заставляя омежку взвизгивать от каждого движения и цепляться за него уже ногтями. Его миниатюрный нежный член трогательно дрожал, шлепаясь об лобок Чонгука, и это возбуждало его лишь сильнее. Хрипы, стоны и рычание рвались из сильной груди, когда малыш начал подбираться к оргазму. То, как затряслась его затраханная дырочка, возносило Чонгука к вратам Рая. – Папа, прошу... Ещё немножечко, пожалуйста... Позволь мне насладиться твоим членом, папочка... ...и без того ничего не видящий Чонгук, кажется, ослеп окончательно. Кажется, малыш плакал, рыдал, но просил ещё и еще. Он стонал до криков и кричал до визгов, объезжая его член с такой сумасшедшей любовью, что они никак не могли остановиться. Омежка плакал и кашлял, и его слюна обильно стекала на грудь Чонгуку, сплошь покрытую царапинами от его ногтей. Он жался ближе, извивался и лез Чонгуку в рот языком, и звал папочкой, и обещал любить до смерти, и Чонгук только рычал в ответ. – Папочка любит тебя, детка. И его торс забрызгало, когда он вгрызся в тонкую шейку, ставя свою метку на Минсоке, который даже не мог застонать или завизжать от переполнившей его похоти. Не видя, что происходит, Чонгук лишь ощутил, как обильно обкончался его мальчик, как он соскользнул с его члена, как отполз-отбежал в сторону от кровати, и как упруго зажурчала жидкость. Тяжело дыша, Чонгук жадно вслушивался во всхлипы затраханного омежки, и спросил: – Детка, ты обмочился от оргазма? Минсок жалобно заплакал, сползая по стене в свою лужицу, и проскулил: – Прости меня, папа... _______ Сквозь ночь Чонгук лежал среди тёплых тел, помеченных им, и его рука всё ещё сама собой поглаживала Минсока, будто успокаивая. Размеренный, спокойный сон блуждал по его телу и телам его милых омег, когда едва слышно кто-то вдруг зашептал, обдавая знакомым запахом. – Любимый... Ты так устал... Его погладила чья-то ласковая рука, а глаз, всё ещё перевязанных тряпкой, коснулся поцелуй. Дыхание скатилось по телу в район паха, и трепетные пальцы обхватили его обмякший член. – Я помогу тебе, милый. Давай я очищу его... Чонгук не кончил, но это был самый лучший минет в его жизни.