Сильнее

Всë пошло своим чередом. Неделя за неделей, месяц за месяцем. Чонгук оказался хорошим отцом, к его же удивлению. После работы - сразу к детям, позабыв об ужине, который приготовил Тэхëн. Семейная жизнь выстраивалась аккуратными кирпичиками, и всё было просто замечательно. Кроме одного. Уже через пару недель после того, как беременность Тэхëна разрешилась, в один из рабочих дней в офисе к Чонгуку подошёл кто-то, кого он моментально узнал по запаху. До Хи улыбался не как обычно, а как-то загадочно, и ему ничего не нужно было говорить, чтобы Чонгук всё понял самостоятельно. Сладкий запах омеги стал нежнее, молочнее, и это могло обозначать только одно. – Ты рад стать папочкой? – До Хи прошептал ему это на ухо и ушёл, сияя от счастья. Чонгук смотрел ему вслед до тех пор, пока До Хи не скрылся в офисе, унося за собой сладкий шлейф своего аромата... Сердце Чонгука замерло на несколько мгновений, сжавшись, и он только и мог, что жадно вдыхать угасающий запах омеги, заботливо оплодотворенного им же самим. Иногда До Хи присылал ему фотографии и видео. Его животик округлялся с каждым месяцем всё сильнее, и это выглядело жутко мило. Так же мило, как выглядел Тэхëн, когда забеременел. Только в отличие от Тэхëна До Хи предпочитал носить своё тонкое бельё, едва прикрывающее кружевом... Хоть что-то. И Чонгука не спасала даже бешеная мастурбация в душе. – Моя милая, – его крепкие руки как комок сгребают Дохëн и жмут к груди. Чонгук целует дочь в щеку, а потом снова раскрывает книгу. Дети вполне уютно устроились на нём, как на большом одеяле, и уже посапывали, но он всё равно стал им читать, мельком бросая взгляд на дверной проём, где с улыбкой замер Тэхëн. Где замер Тэхëн. Где он замер и смотрел. Смотрел. Смотрел. Смотрел на Чонгука, немо приоткрывая и закрывая рот, ошалевший и ничего не понимающий. Осознавший всё и не верящий. – Милый? Черт, прошло десять месяцев. Десять месяцев размеренной семейной жизни, в которой Чонгук был счастлив, в которой его дети жались к его рукам, груди, смотрели доверчиво и заливисто смеялись, и так же заливисто плакали и капризничали. Где Тэхëн ночью ласково и долго целовал его в губы, где они вместе собирались принять ванну, а в итоге уже через минуту выскакивали из неё, поскальзываясь на пене, кутаясь в халаты и убегая в детскую, потому что кто-то из малышей начал требовать внимания... Всё было похоже на сказку, которая к десятому месяцу подкинула в их дом самое прекрасное, сочное и желанное отравленное яблочко. – Нам с малышом очень нужна помощь папочки. До Хи стоял на пороге его дома, и Чонгук смотрел на него волчьим взглядом. Тэхëн ещё полчаса назад ушёл с детьми к Хосоку, чтобы немного отдохнуть от домашней обстановки. А Чонгук разглядывал До Хи и понимал, что ни за что ему не откажется, чего бы он не попросил. – Мы никак не можем разродиться, папочка, – До Хи шагнул к Чонгуку, скользя ладонями по его груди и медленно оттесняя его к спальне. Как он узнал её точное местоположение?.. Его маленький влажный язычок облизывал губы, и Чонгук не мог не смотреть, чувствуя, как его член неумолимо набухает в штанах и начинает топорщиться через ширинку. – Мой врач сказал, что хороший секс поможет мне с моей маленькой проблемой, – До Хи прижимался к нему, раздеваясь буквально на ходу, и ему потребовалось две чёртовы минуты, чтобы снять с себя широкие штаны и топ, и оголить свою задницу. И расстегнуть ширинку на штанах Чонгука, жадно лапающего омегу за бёдра. – Трахни меня, папочка, – малыш толкнул его на постель и залез сверху, пачкая простыни и брюки Чонгука смазкой, текущей из его потрясающей задницы. Он смазал себя или... Это было не важно. Важно было то, что его дырочка была доступна, как никогда. До Хи старательно крутил бёдрами, постанывал от стимуляции и тёрся о твёрдый член Чонгука, сладостно вздыхая и постанывая так хорошо, что Чонгук чувствовал, как теряет связь с реальностью. Омежка сидел на его члене и гладил свой большой животик, гладил свои торчащие соски и мял свою промежность, тонкими пальчиками касаясь своего маленького члена. Чонгук просто сжирал это зрелище, слегка приподнимая и опуская бёдра, сильнее притираясь членом, на что До Хи постанывал громче. – Давай же, папа. Помоги, – До Хи не смог закончить. Застонал в голос, когда толстый, перевозбужденный член Чонгука проскользнул внутрь его тела, с настоящим, счастливым удовольствием раздвигая нежные мокрые стенки. Чонгук хрипло зарычал, сжимая омежьи бёдра, и толкнулся сильно и резко, заставив До Хи взвизгнуть и сжать свой член сильнее. Из его зада потекло нечто скользкое, жидкое, тёплое, и Чонгук снова рванул бёдрами вверх. – Ах, да! Давай же, да, давай, папочка! Трахни сильнее! Всё воздержание, вся сила Чонгука сейчас сосредоточились лишь на одной цели. До Хи был уложен на бок, и Чонгук, задирая его ногу, под шумный голосок омеги, стонущего от наслаждения, трахал его размашистыми толчками, загоняя свой член резко, быстро и глубоко, порыкивая от потрясающих ощущений, ломающих всё его тело и сознание. Этот омежка лежал на их с Тэхëном супружеской кровати, тëк, стонал и визжал, задирая свои трясущиеся ноги. И Чонгук не мог остановиться. Удовольствие захлестывало его, как прибой в море, и он с жадностью забирал все то, что ему могли предложить. Эти ножки обнимали его, а круглый живот тёрся об его торс, когда Чонгук сжимал волосы До Хи и беспощадно трахал его в постели, где они с Тэхëном каждый вечер романтично целовались. До Хи извивался и дрожал, его живот напрягался всё сильнее, но омежка всё равно с громкими мольбами подмахивал, дергая своим мягким задом. – Да, милый! Да, папочка, сильнее! Умоляю, милый, да, да, трахни меня, как шлюху! Давай же, изнасилуй мою дырочку! – Тупая сука, – Чонгук хрипит и шлёпает До Хи по губам ладонью, сжимает его челюсть, мешая так громко стонать, и продолжил долбить его милое тельце, такое уставшее от беременности. Член с развратными хлюпами растрахивал течную дырку, Чонгук дышал и стонал в унисон со своим любовником, и они жадно жались друг к другу, нетерпеливо и рвано дергая бёдрами навстречу друг к другу. – Ах, нет! Не там, папочка, только не там! Не засовывай так сильно, – До Хи беспомощно скулил и хныкал, но когда головка члена в бешеном темпе долбилась в его матку, он стонал и кричал до безумия, пока Чонгук ускорялся. Его вкусной смазкой насквозь пропитан матрас и бельë, а его ноги безостановочно тряслись от запретного удовольствия. До Хи скулил и метил своими запахами и соками все, что только было вокруг, его мокрый, похабный рот не закрывался, и Чонгук мечтал оттрахать его в глотку так, чтобы омега потерял голос на ближайшие дни. Чтобы мог общаться одними лишь жестами, вспоминая о своём любовнике и вновь и вновь дрожа от желания. – Давай, – больно ударив нежный зад До Хи, Чонгук так сильно загнал свой член, что омежка забился в конвульсиях, сладостно и судорожно кончая. – Давай, малыш, давай. Папочка поможет тебе. Я подарю тебе и нашему ребёнку столько любви, сколько у меня есть. До Хи ответил только воем, двигая бёдрами торопливо и нетерпеливо, и его дырка хлюпала до омерзения громко. И стала откровенно брызгать своими соками, когда Чонгук грубо придушил омегу, имея её зад рвано и бешено, как зверь. Его яйца колотились об мягкие ягодицы, став липкими и скользкими, а член будто горел, не желая выпускать сперму. – Ах, да, да, милый! Ещё! Я чувствую твой член так хорошо! – кашляя от недостатка воздуха, До Хи раздвинул свои ноги с трудом и блаженно взвизгнул. Его тельце крупно затряслось, а ноги и руки заметались, всё вокруг стало ещё более мокрым, и из глаз омеги потекли слезы. Пытаясь спастись, он жалобно скулил и пищал, и плакал, оргазмируя без остановки и извиваясь от острой боли. Хрипло рыча, Чонгук навалился на омежку и больно укусил его за загривок, неумолимо заталкивая свой член всё глубже. Крепкие бёдра Чона были мокрыми, а беременный омега подвывал, принимая внутрь его ненасытный член, и наконец всё резко закончилось. – А.. Ах.. Ха... Ха... Толстый стояк был надёжно присунут в шейку матки, и омежка всё ещё тихо хныкал от боли, переживая такую резкую стимуляцию. Упругая пульсация глубоко внутри доводила его до беспамятства, а внутрь переполненной матки плавно вливалась густая, скользкая сперма. Когда они натрахались, Чонгук заставил До Хи сесть верхом на подушки и немного попружинить на них. Ему было плевать, или он даже не помнил, что у него есть муж, который спит на этих самых подушках. Омежка, у которого вместе со спермой отходили воды, стал центром всего. Пришлось обтереть его мокрым полотенцем, оргазм был слишком бурным, и Чонгук своим обострившимся обонянием ощущал, как сильно и много До Хи кончал со сквиртом, забрызгав всю кровать. – Я вызову скорую, детка. Приляг. Они приедут через некоторое время. До Хи требовалась забота. Пока Чонгук собирал всё необходимое и вызывал скорую, омежка гнездился, сворачиваясь клубком в постели, которую они как следует пометили, и заторможенно вылизывал с простынок подсохшую сперму Чонгука. Малыш был явно не здесь, и о нём нужно было позаботиться. Пока скорая ехала, Чонгук долго и тщательно его вылизывал. Его милый маленький член и округлые яички, дрожащие от каждого касания; его дырочку, так призывно открытую. Неторопливо, но глубоко трахал его пальцами, обещая, что скоро всё пройдёт, ведь До Хи начал дрожать и хныкать, обнимая свой живот. Их старания не прошли даром. Схватки начались, и это значило только одно - скоро всё будет прекрасно. Роды До Хи прошли отлично. Чонгук успел только поцеловать омегу, прежде чем врачи настойчиво его выгнали, заявив, что ему нужен отдых, и на этой ноте Чонгук поехал домой, довольный и счастливый, чтобы прибраться и постирать все вещи и постельное бельё. И Тэхëн стоял в дверном проёме и смотрел. Смотрел, как он убирает бельё, щедро обмазанное спермой, и его лицо было белее, чем простыни. Чонгук смотрел в ответ, сжимая подушку, на которой До Хи елозил своей задницей, и единственные слова, которые смог Чонгук произнести, это: – Я напишу для тебя дарственную на квартиру и буду заботиться о детях. Прости, милый.