Цвет твоих волос

      От запаха окислителя, что уже смешался с ароматом краски для волос, в носу противно щипало. Взглянув на своё отражение в зеркале, я задержалась на паре передних прядок, которые сейчас были завёрнуты в фольгу. Буквально час назад они были ещё моего природного, тёмного цвета, но за прошедшее время успели вначале побелеть, а вскоре должны были стать ярко-розовыми. Внутри меня всё же кольнул укол вины, однако на лице появилась предвкушающая улыбка.       Время на часах почти перевалило за восемь утра, а значит скоро мои труды станут общественным достоянием. За десять минут, что оставались до совещания, Евгения Викторовна точно бы не успела ничего сделать.       Дело было в том, что хоть на улице ещё и был февраль, но весна спешно настигала нас, а это означало, что до выпускных экзаменов оставалось всё меньше времени. Следовательно, все местные раяно устраивали совещания по этому поводу. Именно по этой причине первые уроки сегодня либо отменили, либо поставили замену, дабы спокойно отпустить наших завучей в районный отдел образования.       Будучи одиннадцатым классом, которому предоставили возможность подольше поспать, вместо положенного отдыха я воплощала в жизнь свой план: позлить Женю.       С того момента, как я узнала, что она является моим соулмейтом, прошло около пяти месяцев. И всё это время Женя приглашала меня на различные «дружеские встречи». То ей нужно было дорисовать плакат, то помочь с чем-то в школе, то ещё что-то. И каждый раз в наших разговорах скользил явный флирт, но некую грань мы не переходили.       И как бы сильно я не хотела соблюдать субординацию, мне это надоело. В конце концов, мы соулмейты, поэтому я понадеялась, что это хоть что-то да значит. А ещё я попросту уже не выдерживала. Желание стать чем-то большим, чем подругой, разрывало меня. А осознание того, что нам мешают лишь отношения преподавателя и обучающегося, жутко бесило. Поэтому, я решила действовать решительнее, надеясь вывести Женю на эмоции.       Особенно невыносимо было вспоминать тот день, когда я дорисовывала плакат у неё дома. Почти закончив, я вдруг почувствовала тепло человека, прижавшегося ко мне со спины. Обомлев от таких действий, я едва не уронила баночку гуаши, опасаясь лишний раз шелохнуться. Эти объятия длились буквально пару секунд, однако мне хватило, чтобы по-прежнему помнить ощущения от тепла её тела и горячего дыхания в плечо.       С каждой минутой внутри меня разгорался всё больший огонь интереса. Увидеть её первую реакцию я не смогу, но уверена, что смогу прочувствовать все последствия на собственной шкуре. Хотя, не могу не признать, страх разозлить и разочаровать её всё же присутствовал.       В нашей дружбе было одно достижение – вне школы она разрешила называть себя Женей.       За размышлениями я скоротала некоторое время, часы показывали пятнадцать минут девятого, а значит совещание уже началось.       Телефон резко завибрировал, оповещая о новом сообщении. Догадываясь, от кого оно могло быть, я лишь удостоверилась в своих догадках, когда на экране всплыло «Евгешик». Тут же появилось оповещение о входящем вызове, так что мне пришлось включить беззвучный.       По-быстрому смыв голову, я со скоростью света начала наносить на измученные волосы очередную краску, намереваясь вернуть им прежний цвет. Мне ужасно повезло, что родители с самого утра убежали на работу, а я осталась одна, поэтому сейчас могла совершать такие махинации, не опасаясь быть замеченной. Рассказывать им о том, что моим соулмейтом является моя классная, смелости не хватало.       Часы показывали двадцать пять минут десятого, когда из зеркала на меня смотрела девушка со своим естественным цветом волос. Натянув на голову шапку, дабы не простыть из-за ещё влажной головы, я вылетела из дому, спеша в школу.       Какое-то время назад я скинула Лёше смс-ку с просьбой о том, чтобы он предупредил Женю, что я приду к третьему урокy. Тогда-то я и увидела количество пропущенных звонков и новых сообщений. И всё они были от Жени. Однако же, вместо испуга я испытала приятный ажиотаж.       На улице меня встретили кружащие в воздухе снежные хлопья, которые в конце февраля были не присущи нашему региону. Их не хватало, чтобы полностью покрыть землю, поэтому то тут, то там проскальзывали голые куски асфальта и земли. Яркие лучи солнца слишком резко контрастировали с голыми ветвями вокруг, порождая внутри противные ощущения.       Не знаю, как у других, но я никогда не любила солнечные зимние дни. Как по мне, зима – это пасмурно и угрюмо, без единого проблеска света. И это было отчётливо ощутимо в конце декабря и начале января, тогда как сейчас, в третьей декаде февраля, в прогнозе погоды вечно появлялось солнце. На душе от такой смеси зимы и весны становилось неприятно, а в памяти всплывали плохие воспоминания.       Точнее, воспоминания были хорошими, однако в этом году, скрашивамые тоской из-за приближающегося выпускного, таковыми они мне вовсе не казались. Вообще, в последнее время часто испытывая целый спектр эмоций, я довольно часто начала ощущать безразличие, коего раньше не бывало. И это безразличие касалось всего, кроме Жени.       Школа встретила меня непривычной тишиной и пустотой коридоров, но забитая вещами раздевалка напоминала, что я пришла сюда вовсе не в выходной день. Взглянув на часы в холле, я осознала, что добежала до школы за каких-то девять минут.       Со звонка с урока прошло порядка тридцати секунд, когда меня окружил всеуничтожающий вихрь, что в народе звали Лёшей.       — Что ты натворила? — удивив меня таким резким вопросом, он и секунды не дал на ответ, тут же продолжая: — Она ворвалась к нам прямо на второй урок, не побоявшись исторички, едва не накричала на Лизу, — на этой ноте он остановился, видимо, вспоминая нашу старосту, — а после, когда я сказал, что ты задержишься, устроила нам лекцию по поводу того, какие все безответственные, и, что, в самом-то деле, мы уже одиннадцатый класс, пора бы взяться за ум.       Выслушав весь словесный поток, который Лёша вывалил на меня буквально за десяток секунд, я пришла в лёгкий шок. И дело было вовсе не в пришедшем резко осознании того, что я могла опозорить её, а в том, что я добилась куда более интересной реакции, чем ожидала. По телу разлилось приятное тепло от предвкушения.       — А ещё она просила передать, чтобы перед третьим уроком ты зашла к ней, — в моей голове созрел план, и я в предвкушении прикусила губу.       Вполне вероятно, что я вела себя как ребёнок, так подставляя взрослого человека, но я уже придумала себе несколько оправданий. Во-первых, никто не знал, что мы соулмейты, а значит, вина Жени в произошедшем вообще сводилась к минимуму, и могла вызвать лишь смешки и понимающие улыбки. А во-вторых, я решила, что не сделаю хуже, чем был тот случай с информатичкой и физичкой.       Путь к кабинету химии лежал через учительскую, рядом с которой был кабинет директора и завучей. С опаской двинувшись навстречу знаниям, я не могла не обрадоваться, когда мы с Лёшей успешно прошли самые тяжёлые препятствия, а на пути оставалась только учительская.       Однако моя радость почти сразу оборвалась, стоило в дверях этой самой учительской мелькнуть знакомому силуэту.       Поначалу крепкая хватка на запястье меня испугала, а резкий рывок в сторону заставил споткнуться на ровном месте.       — Ты уже понял, — бросив это Лёше, Женя потащила меня в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, после заворачивая в сторону кабинета.       Не знаю, коим образом ей удалось открыть эту злосчастную дверь, при этом не отпуская моей руки. Когда мы заходили в кабинет, её хватка немного ослабла, поэтому я, воспользовавшись моментом, попыталась вырваться, тут же пожалев об этом.       Её рука ещё сильнее сжала моё запястье, не оставляя ни единой попытки к побегу. Затащив меня в кабинет, она почти сразу же отпустила мою руку, закрывая дверь на замок.       Демонстративно сложив ключи в сумку, а после закрыв её, она сделала первый шаг в мою сторону. Я же, увидев в этом своеобразную игру, сделала шаг назад, чувствуя, как по венам растекается азарт. Всё равно мне уже нечего терять.       Буквально через десять секунд я упёрлась в стол, тут же понимая, что пути назад больше нет. Лицо Жени было нахмуренно, а в глазах горел недобрый огонёк. С каждым шагом она приближалась всё ближе ко мне, ровно в такт тому, как мой пульс ускорялся. Почему-то вместо удовлетворения от случившегося я ощутила, как желание скапливается внутри меня.       Пальцы вцепились в твёрдую древесину – другого способа выразить эмоции я не имела. Глаза то и дело бегали по цветным стендам и плакатам, которые были связаны с чем-то далёким и биологическим, тем, что мы проходили ещё в шестом классе.       Приблизившись ко мне вплотную, Женя устроила руки по обе стороны от моих ног, обрезая все дороги к отступлению. Представляя, как сейчас выгляжу, я постаралась взять себя в руки, изображая напускное спокойствие.       — Зачем ты это сделала? — в её словах скользило раздражение, а такой прямой вопрос заставил меня опешить.       — Что именно? Опоздала? — вопреки ожиданиям мой голос вышел отнюдь не уверенным. — Простите, я просто расслабилась от окна на первом уроке, поэтому не услышала будильник. А когда проснулась, была уже половина десятого, поэтому пришлось...       — Половина? А Лёша мне сказал, что ты придёшь позже, когда ещё девяти не было, — её непринуждённый тон давал надежду, что беда миновала, однако стоило взглянуть на неё, как внутри сразу же всё замирало. Я никогда не видела Евгению Викторовну настолько раздражённой.       — Ну, я... — растягивая гласную, я сделала жалкую попытку отодвинуться в сторону, после чего сразу же оказалась зажатой между столом и Женей. — Вы ведь не...       — Нет, я очень даже не «не...»! Я пришла на совещание, где было около сотни завучей со школ и глава районного отдела образования не для того, чтобы ловить на себе десятки насмешливых взглядов, — она делает театральную паузу, наклоняясь ближе ко мне. — И всё из-за того, что кое-кому неймётся.       — Неймётся? — во мне вдруг начало разгораться негодование.       — Неймётся! — от переизбытка эмоций её голос стал громче прежнего, так что, будь кто-то в соседнем кабинете, он бы определённо захотел поинтересоваться происходящим здесь.       — А может это тебе неймётся?! — не замечаю, как перехожу на «ты». — Или думаешь, что мне нравятся все эти псевдо-официальные отношения с субординацией, хотя каждый раз, когда мы остаёмся одни, ты то и дело делаешь что-то отнюдь не дружеское? Думаешь мне нравится находиться с тобой так близко, и не иметь возможности даже просто обнять, потому что как же, у нас ведь субординация. Так зачем всё это делать? — от накативших эмоций я не заметила, как сама прижалась к ней ещё ближе. — Я ведь просто хочу...       — И чего же ты хочешь? — из угрожающего её голос меняется на тихий шёпот, посылающий мурашки по всему телу. — Нарушения субординации? — её руки оказываются на моей талии. — А не ты ли краснела каждый раз, стоило мне ненароком коснуться тебя? — она наклоняется ещё ближе, касаясь кончиком своего носа моего. — Не ты ли сбегала каждый раз, стоило мне хотя бы обнять тебя? — она прижимается ко мне ещё сильнее, полностью сокращая ничтожное расстояние между нами.       — И где же тут нарушение субординации? — уловив шанс на отступление, сразу же пользуюсь им. — Ты практически со всеми учениками обнимаешься и чуть ли не в губы целуешься, — последние слова я говорю скорее из обиды, нежели из желания задеть её.       — Не смешно, — прошептав это мне прямо в губы, она по-прежнему вглядывается в мои глаза. — Или для нарушения субординации мне нужно взять тебя прямо на этом столе? — секунда, пока на моём лице отпечатывается шок, в то время как она коварно улыбается. — А вообще, стоит попробовать.       Опешив от этих слов, я пришла в ещё большее удивление, когда почувствовала тепло чужих губ на своих.       Все мысли в голове перемешались, разобрать где что было невозможно. Отдавшись некому внутреннему чувству, после небольшой заминки я наконец расслабилась и ответила ей, прикрывая глаза.       Несмотря на то, что Женя уже успела подключить язык, невесомо касаясь им моих губ, поцелуй не перерастал в страстный и крышесносный.       Мы будто прощупывали почву, узнавали друг друга, вкладывая в прикосновения губ все чувства и эмоции, успевшие накопиться за почти что полгода. Ощущать её губы на своих собственных было до одури приятно, а от осознания, что она сама поцеловала меня, создавалось впечатление, будто это всё один сладкий сон.       — Привстань, — она не решается опустить руки ниже, поэтому оставляет их на пояснице. Недоумённо посмотрев на неё, я всё же приподнимаюсь, тут же понимая, зачем это было нужно.       Усадив меня на стол, Женя устроилась между моих ног, прижимая меня руками ближе к себе. Её правая ладонь прошлась по ткани джинс, от бедра вниз, останавливаясь ближе к колену. Почти сразу же, словно опомнившись, она резко одёрнула себя, вновь устраивая руку на пояснице.       — Удобно? — ощутив смелость, я притянула её к себе за плечи, целуя.       Я старалась взять ведущую роль и вдруг ощутила, как её пальцы впились мне в бока, сжимая ткань свитера.       В голову вдруг ударило осознание, что всё это время не одна я хотела этого. И сейчас, наконец поцеловав меня, Женя не могла сдерживать себя. Её былая злость и раздражение вовсе не были вызваны позором на совещании, хотя их причиной по-прежнему являлась я.       В груди стало разливаться приятное чувство предвкушение, от которого кончики пальцев стали покалывать. Сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, я упёрлась рукой в стол, закидывая ноги ей на бёдра.       Реакция была незамедлительной, однако вместо недоумения последовал ещё больший напор. Её ладони оглаживали мою спину, специально медленно проводя пальцами по позвонкам, словно пересчитывая их.       — И как мне после такого проводить здесь уроки? — она опустила руку на стол, накрывая ею мою и переплетая пальцы.       От саркатичного высказывания с моих губ сорвался лёгкий смешок, что перерос в лёгкий смех. Приподняв бровь, Женя смотрела на меня с наигранным удивлением во взгляде. Но почти сразу же, устав напрягать скулы и сдерживать улыбку, она подхватила смех.       Сидя на учительском столе посреди кабинета биологии я никогда бы и не подумала, что в моей жизни может произойти такое. Дело было даже не в нарушении субординации, пугающем законе или чём-либо ещё, а просто в Жене.       Просто в том, что она была рядом; в том, что обнимала меня, даря каплю тепла в этом неотапливаемом кабинете; в том, что её нос уткнулся мне в щёку, а горячее дыхание в области скул сводило с ума.       Кажись, впервые за всю жизнь меня перестала бесить солнечная погода в снегопад. На улице всё также лениво падали хлопья снега, но даже это не могло скрыть скорого приближения весны. До конца февраля оставалось всего три дня, а до конца этого учебного года три месяца.       И, сама удивившись этому, я вдруг поняла, что страх на мгновение куда-то отступил. Тяготу предстоящих экзаменов и прощание со ставшими родными одноклассниками словно сняли с моих плеч, а вместо этого удалось почувствовать умиротворение.       То самое умиротворение, которое приходит в неподходящие моменты жизни ни с того ни с сего: когда выйдя на улицу после ссоры с родным человеком, ты вдруг обращаешь внимание на обстановку вокруг, и в сердце селится та радость с толикой грусти. Это та самая толика печали, которая всегда сопутствует счастью, при этом как бы напоминая, что всё недолговечно и может оборваться в любой момент.       — Думаю, ты будешь проводить их с ещё большим удовольствием, вспоминая свою любимую ученицу, — отвечаю в несвойственной себе манере, лишь бы услышать её смех и увидеть полуулыбку. Хотя в данном случае улыбку я скорее почувствовала на мягкой коже щеки.       — Эта любимая ученица уже как полгода в наглую обосновалась в моей голове и, кажется, съезжать вовсе не собирается, — её руки резко притягивают меня ещё ближе к себе, выбивая из груди тихий вздох.       Оказывается, для счастья нужно так мало.