Redire ad vitam

Даже в самой нелепой фантазии я не смог бы себе представить, что так быстро сниму траурную ленту со своего пиджака и без задней мысли примусь выполнять то, что мне поручит неожиданно воскресший Шерлок Холмс. Не во сне, не в больном от скорби воображении, а здесь - в некогда нашей квартире детектив, сидя в кресле, объяснял всё то, что было скрыто от меня в годы его отсутствия. Наша игра продолжилась. Мне посчастливилось вновь принять участие в плане самого гениального человека во всей Англии, если не во всём мире. Однако, полностью осознавать происходящее я начал, находясь в зловещей тишине дома, что был напротив нашей скромной квартиры, когда волнение от интриг немного развеялось. На меня лавиной свалилось осознание того, что мой друг и вправду воскрес. Мы с Холмсом стояли рядом, я откровенно разглядывал его — он ничуть не изменился. Разве что немного исхудал, привыкший было к еде нашей уважаемой миссис Хадсон. А может быть, это мрак комнаты так повлиял на моё восприятие. Лишая меня возможности совладать с таким потоком информации, мой спутник подвёл меня к окну, чтобы нашему взору открылась театральная сценка, происходящая в гостиной соседнего дома. С этой позиции вид был замечательный: у окна, за которым мы наблюдали, стояла точная копия Холмса, те же черты лица, та же стать и тот же домашний халат. Даже волосы уложены на его манер. — Неплохо придумано, правда? — раздался голос настоящего Холмса, стоящего за спиной. — Что это? — я нахмурился, быстро перебегая взглядом от мужчины в нашей гостиной к Холмсу. Поразительное сходство. — Это, дорогой Ватсон, произведение искусства. Работа скульптора Менье из Гренобля. Он делал эту восковую куклу две недели. Холмс хитро улыбнулся, удовлетворённый моей реакцией на его гениальный ход. В мою же душу закралось тревожное сомнение. Я потянулся, чтобы снять с Холмса шляпу и удостовериться в схожести оригинала с восковой копией. Детектив помог мне и сам снял тёмные очки. Его губы расплылись в более широкой и довольной улыбке, и я не смог оторвать взгляд от родного лица, по которому сильно соскучился за три года. Мне невыносимо захотелось прижаться к Холмсу, обнять и приласкать — с такой чарующей улыбкой он на меня смотрел. Увы, всё, что я осмелился сделать — коснуться своей рукой его бледной щеки и большим пальцем очертить острую скулу. Кажется, он и вправду похудел. Касание убедило меня: Холмс не выточен из холодного, гладкого и безжизненного воска, хотя цвет его лица мало чем от этого воска отличался. И всё же детектив стоял рядом со мной - из плоти и крови. Феникс, восставший из пепла. Живой. Настоящий. Мой. Вопреки моим ожиданиям Холмс не одёрнул моей руки брезгливо и непонимающе. Он аккуратно накрыл своей ладонью тыльную сторону моей руки и, отняв от лица, поднёс к чувственным губам. Поцеловал кончики моих пальцев, а потом оставил горячий поцелуй в центре ладони. Всё это время Холмс смотрел не в мои глаза, а гораздо глубже — в самую душу. И не было в его взоре ни стеснения, ни страха от того, что он так откровенно выразил мне свою симпатию. Чувствовал, что мне это необходимо. Понимал, что я задохнусь, если его спасительное касание не выдернет меня из туманна сомнений, в котором я рискую заблудиться в очередной раз, путая правду и вымысел. По телу пробежали мурашки. — Но зачем? — не отнимая руки, спросил я, делая вид, что всё так и должно быть. Словно не готов я был провалиться под землю от стыда и от того, что Холмс так легко считал и воплотил мои желания. — Чтобы они думали, что я дома. В то время как я здесь, — объяснил детектив, мягко отпустив мою руку, и принялся протирать очки уголком шарфа. — Кто? Я сжал ладонь в кулак, пытаясь спрятать невесомый поцелуй, чтобы он не улетучился, остался со мной навсегда и грел меня в холодные вечера, как три года меня грели воспоминания о моём сердечном друге. — Вы что, забыли, что за нашим домом следят? — Холмс вопросительно вскинул брови. — Кто? Я не боялся казаться глупцом из-за своих нелепых вопросов. Я боялся, что Холмс вот-вот исчезнет, словно наваждение, призрак, иллюзия, поэтому не сводил с него глаз. Да и как я мог сосредоточиться на деле, когда меня охватывало такое потрясение, такие чувства... А Холмс мог. — Очаровательная компания, глава которой покоится на дне Рейхенбахского водопада. Я кивнул, и снова повернулся к окну, так как желание увести детектива подальше от всех опасностей становилось практически нестерпимым. — Он… живой! — воскликнул я, увидев, как Шерлок Холмс, вернее — его двойник, садится в кресло и раскрывает газету. Фигура шевелилась, подражая настоящему детективу, ничуть не отличаясь плавностью движений от человека. — Естественно, Ватсон. Нужно создать отличную иллюзию, чтобы наш враг в неё поверил. Но позвольте вас немного успокоить — ведь кукла не живая. Ничего с ней не станется. И я уж точно живее неё, стою рядом с вами. Холмс ощущал мои смятения и переживания, улавливал их и тут же давал мне успокоение. Я вновь собрался провести быстрый сравнительный анализ и перевёл взгляд с моего ненаглядного детектива, обращая своё внимание к окну. — Ватсон! — неожиданно тихо раздалось из-за спины восклицание Холмса. Мой рот накрыла его ладонь, и детектив быстрым рывком утащил меня за собой — в самый тёмный проём в этом доме, так, чтобы нас не заметили. Укрывшись во мраке, по воле детектива я приник спиной к стене — он вжал меня в старую кирпичную кладку, налегая всем телом. Несколько долгих секунд прошли в такой безумной тесноте. Холмс отпрянул от меня так же резко, как и приник, потому что неподалёку от нас послышался лязгающий звук заряжающегося ружья. Детектив выглянул из нашего укрытия, всё же оставаясь незаметным. Он наблюдал за недавно вошедшим мужчиной. Тот собирался выстрелить в Холмса. Не в него самого, конечно, а в его восковую копию, отлично видимую чёрным силуэтом на фоне занавески. Всё ещё шевелящуюся и создающую иллюзию неспешной жизнедеятельности. Но несмотря на факт, что мишенью была кукла, от звука выстрела моё сердце сжалось, и я дрогнул, словно бы пуля предназначалась настоящему Холмсу. Однако друг мой был в полном порядке. Не раздумывая ни секунды, он накинулся на стрелявшего мужчину и повалил его наземь. Вынырнув из темноты, я помог другу, хорошенько приложившись рукоятью револьвера о затылок преступника. Мужчина упал рядом с Холмсом и зашипел от боли. Детектив, вырвавшийся из цепкой хватки противника, достал свисток, чтобы призвать полисменов. Я восхищённо смотрел на Холмса. Он заметил мой взгляд и улыбнулся то ли мне, то ли своей очередной победе. Нашу дружественную тёплую атмосферу нарушили ворвавшиеся констебли во главе с инспектором Лестрейдом. Инспектора мне захотелось придушить, ещё тогда, на месте смерти сэра Рональда Адэра и «моего» преступления. Тогда Лестрейд открыто смеялся мне в лицо, после упоминания мной методов Холмса и уверял, что полиция справится и без детектива. Сейчас же, завидев моего друга, инспектор замялся, наверняка смущённый своими прежними высказываниями. Верх лицемерия по отношения к моему дорогому другу, который безропотно жертвовал собой, чтобы помочь стражам порядка. Лестрейд, кажется, не питал к Холмсу никакой симпатии, и считал, что тот забирает его лавры себе. Но я стерпел и не стал вмешиваться, пока Холмс отряхивался от мусора, а его скрученный противник шипел: «Дьявол, хитрый дьявол!» Холмс лишь сказал: — Позвольте представить вам полковника Морана, лучшего охотника на крупного зверя, особенно на тигра, каких только видел мир. Взят с поличным, вместе с его легендарным ружьём, способным стрелять револьверными пулями. Не забудьте приобщить его к делу, инспектор. Именно из него был совершён выстрел, убивший юного Рональда Адэра. Больше Холмс ничего говорить не стал, и попрощавшись, мы быстро вернулись обратно домой. На Бейкер-стрит я смог рассмотреть восковую фигуру Холмса вблизи. В голове куклы теперь зияла сквозная дыра, и я мог с уверенностью подтвердить слова моего друга - стрелял полковник Моран действительно великолепно. Копия была удивительно похожа на моего друга — видно руку мастера, и сердце моё щемило от мысли, что на месте копии должен был оказаться мой друг. И детектив, наверное, почувствовал в очередной раз моё смятение, убрал эту фигуру подальше от моих глаз. И мы вернулись к нашему привычному ритуалу: вечеру перед камином. Уют нашей гостиной множился от присутствия Холмса. Мы, как в старые добрые, сели пред камином, наслаждаясь ликёром и терпким табаком, и детектив наконец-то поведал мне о своих приключениях. Всё встало на свои места. И то, чего мне не было дано знать на протяжении трёх самых трудных лет в моей жизни, легло передо мной, как открытая книга. Но самым главным счастьем в завершении этой истории было возвращение Холмса. Конечно, это было оно. Между нами в этот день что-то поменялось, я ясно это ощущал. И так же чётко я ощущал трусость, неожиданно возникшую во мне. Причиной стало неведение: изменения, произошедшие между нами, не имели пока чётких контуров, и я не брался давать им оценку, характер и название. Я не знал того, что они повлекут за собой, и оттого мне становилось не по себе. На секунду мною овладел страх. Но чувство это быстро прошло, когда Холмс посмотрел в мои глаза. Моё состояние в миг пришло в норму, я окреп, не боясь больше шага в неизвестность. С Холмсом я не боялся ничего.