волейбольное лето

— Knowing I might fail But, still I'm hoping for the best And in my dreams Onto my chest She'll pin the colours and say: "I wandered the whole wide world but Baby, you're the best" — Уважаемые пассажиры, самолет Япония-Аргентина приземлится в Буэнос-Айресе через 15 минут, — передает бортпроводник, и Иваидзуми приходит в себя после полудрема. Столица горячей, во всех смыслах этого слова, страны, встречает раскаленным асфальтом и тянущимися вверх зданиями, сверкающими в лучах южно-американского солнца. С непривычки Хаджиме даже кажется, что он схватит солнечный удар спустя 10 минут после прибытия — так здесь жарко. Покидая Токио дождливым днем, он и подумать не мог, что Аргентина, такая же яркая, как его бесяче-любимый близкий человек, окажет ему настолько теплый прием. Часы показывают десять утра, а это значит, что в Токио сейчас на двенадцать часов меньше. — Здравствуй, джетлаг, — мысленно салютует Иваидзуми, мечтая о восьмичасовом (как доктор (сам себе) прописал) сне. Но вместо этого его ждет великий сеттер национальной сборной Аргентины по волейболу. — Тц, Дерьмокава... — что-то меняется, а что-то остается вечным, — и почему я должен прилетать? Ворчания Хаджиме прерываются резким телефонным звонком: — Помяни черта, — хмыкает Ива и поднимает трубку. — Buenos días, Ива-чан! — восклицает Ойкава по ту сторону линии, — как долетел? — голос его веселый, счастливый; почти идеальный испанский акцент. У Хаджиме уже дергается глаз. Разумеется, не всерьез. — почти 23 часа в самолёте, всякие пересадки и прочее, Тоору, как думаешь, как я долетел? — Иваидзуми называет его по имени, чересчур нежно; интонация абсолютной любви, скрываемой под колючим, бессмысленным отрицанием. — Должно быть, все твое тело молит о пощаде, — смеется Тоору. — Еще и смеешься, чертяка! — Я тоже тебе очень рад, — ехидничает Ойкава, — жду тебя возле выхода из аэропорта. Кладу трубку. — Чт... Ха-а? Ойкава вешает трубку. Ойкава вешает трубку, не дав Иваидзуми договорить. Ойкаву, кажется, ждет ответный радушный прием... В аэропорту толпится куча народу. Людей не счесть. Кондиционеры работают по максимуму — сырая прохлада витает в воздухе. Однако никто все равно не может скрыться от пламенных объятий лета. Миражи накладываются один на другой, манят в мир иллюзий. Сонливость пахнет холодными соками из автоматов и вездесущей пылью; она обволакивает, одновременно убаюкивая. Хаджиме начинает клевать носом прямо на ходу. Однако ему не дают отправиться в сонное царство — чувственное кольцо сильных рук сковывает беспрекословно. Иваидзуми вздрагивает, не успев понять происходящее. Эти объятия для Хаджиме равносильны глотку свежего воздуха. Даже в жестокую жару он чувствует облегчение. Такая долгая разлука. Они не виделись три года. И даже время играло с ними злую шутку — двенадцать часов — разница между континентами. Эти цифры вполне объяснимы, ведь города находятся на расстоянии 18 338 километров. А это мириады телефонных звонков, сообщений, писем, открыток и слез в трубку. Тысячи “я скучаю” и миллионы “прилетай”. Невыносимые обстоятельства, ссоры и страх, что “больше не выдержу”. Но они обязаны были выдержать. И сделали это. Целый мир уже давным-давно открылся им. Они его покорили. Пробежались по радуге, испили из чаши побед, познали горечь поражений, шли, не останавливаясь, мечтали и достигали. И наконец, когда настал момент остановиться, сделать паузу и осознать свои достижения, подумать о дальнейших целях, построить новые планы по захвату этого мира — они встретились. Встретились, чтобы с гордостью взглянуть друг на друга. Знойная пора ласкает шею, ударяет в нос запахом фруктового льда и морской соли. Жгучий песок стелется ковром под ногами, пекущее солнце жидким золотом растекается по венам, белые перья нежатся в глубокой лазури, а загорелые люди ныряют вдоль раскаленных, блестящих тротуаров. Лето. Аргентинское лето. После долгожданной встречи, разбора чемоданов уже в квартире Тоору и контрастного душа, Ойкава тут же зазывает Иваидзуми посетить в этот знойный день пляж... Но в Буэнос - Айресе нет пляжей... Ближайший и лучший — Карило, в 200 милях от столицы страны страстного танго, а это значит, что туда нужно ехать. Помятый Ива, разумеется, негодует: — Чертов Ойкава, — раскидывается проклятиями Хаджиме, но, конечно же, в итоге соглашается на «рискованную» поездку. — Это будет крышесносная поездка, Ива-чан, я тебе обещаю! — восклицает Ойкава. Как-то не обнадеживающе... «Берегите головы! Жаркое солнце и привлекательный сеттер крайне опасны для вашего здоровья!» Пляжи вдоль побережья Аргентины широкие и чистые, с большим количеством мягкого желтого песка, но очень ветреные. Здесь легкие морские бризы встречаются с ураганными ветрами, щекочут волны, вываливают морскую пену. Воды выворачиваются наизнанку, а под жестоким взором солнца выглядят, словно потаенная сокровищница, набитая невероятными драгоценностями. «Вам и не снилось!» В палящий день на пляже не так уж много народу. Несколько загорелых веселых фигур мелькают сквозь потоки легкого влажного ветра. Иваидзуми с Ойкавой прохаживаются вдоль берега, ведя откровенные разговоры о переживаниях, что не давали покоя во время разлуки. Летний ветер вплетается в мягкие пряди волос, брызги волн блестят на подзагорелой коже. — Знаешь, Ива, оборачиваясь назад, на свое прошлое, на учебу в Аоба Джосай... я не могу поверить, что в итоге оказался тут...— размыто начинает Ойкава. — О чем ты? — Я столько раз хотел сдаться. Больше, чем ты можешь себе представить, — в задумчивости бубнит Тоору, разглядывая кипящую океанскую пену, — в те времена я изо всех сил пытался добиться успеха, но каждый раз проигрывал. Проигрывал и погибал... Эти постоянные тренировки до истощения, загоны... Как же я был молод и глуп... Иваидзуми смотрит на него, слегка хмурясь. Он не говорит ничего, лишь внимательно слушает, все понимая. Ему ли не знать обо всех изнуряющих тренировках и бесконечных стараниях Ойкавы? А Тоору тем мы временем продолжает откровенный монолог: — Я так часто говорил себе, что мои попытки — лишь самоубийство. Моя мечта никогда не исполнится... Столько раз загонялся, что в один день испытал настоящий ужас — подумал, что потерял себя. Резкий порыв желтеющего ветра унес слова Ойкавы далеко в океан. Кипучие волны пронесут их сквозь пространство и время, обогнув вселенную, и через несколько лет вернутся обратно в виде воспоминания, которое вспомнится улыбкой о сокровенной молодости. О прошлой жизни. — Когда ты понял, что занятие самобичеванием — это чревато любому успеху, любому, даже крохотному, достижению? — спрашивает Хаджиме, пока его волосы-колючки трепещут под внезапными порывами. Ойкава поднимает голову к небу, смотрит на причудливые формы облаков, отливающих позолотой, щурится и медленно произносит: — Наверное, после последнего матча с Карасуно меня такие мысли стали посещать все чаще. Я вдруг понял, что делаю все не совсем так. Обычных тренировок до потери пульса не достаточно. И тогда, вместо того, чтобы продолжать пытаться взлететь на старых изорванных крыльях, я решил их оборвать и отрастить новые. Думаю, тогда-то все и началось... — Я видел, как тебе было больно... Но знаешь, я рад, что ты не перестал бороться, ведь посмотри на себя сейчас... Ты добился всего, чего желал, правда ведь? — Иваидзуми останавливается посреди пустынного пляжа, заглядывая Ойкаве в глаза. — Да, ты прав. Добился... почти всего, — улыбается Ойкава, глядя под ноги, на искрящийся горячий песок, — осталось только тебя под венец затащить и, пожалуй, можно отправляться на поиски новых мечт, — сводит все к шутке Тоору, покатываясь со смеху. — Дурак, — Хаджиме дает ему легкий подзатыльник, до ужаса мило краснея. — Нет, ну а что такого? Я не прав? Будто сам об этом не думал? Неужели не думал, Ива-чан?! Ты больше не хочешь быть со мной? Я так и знал! Я надоел тебе, да?! — начинает ломать трагедию Ойкава, прикрывая лицо рукой в чересчур наигранном драматическом жесте. — Ах ты Мерзикава, получить захотел?! — бесится Иваидзуми, еле сдерживая вырывающийся смех, перемешанный со смущением. — Ива-чан, тебя не учили, что насилие — это плохо? Ни стыда ни совести у тебя нет! — Ага, будто у тебя она есть, — бурчит Иваидзуми, слегка оскорбленный. Он всегда совестлив, а уличать его в обратном — сродни сказать, что черное — это на самом деле белое. Ойкава смотрит на нахмурившегося Хаджиме, понимая, что сболтнул лишнего. Он осторожно подходит к нему, легонько касаясь подбородка. Его прикосновения расходятся по телу Ивы сотнями мурашек. Он вздрагивает. Тоору переплетает их руки, целуя Иваидзуми в уголок губ, быстро, пока ему это позволено. Но, кажется, Хаджиме совсем не против. Он притягивает Ойкаву к себе и целует долго, нежно, пока океанские ветры хлещут голубые волны и вздымают вверх легкие летние рубашки. Нежданные обиды канут в небытие — им нет места под солнцем. Коктейли со льдом оказываются в руках. От них веет цветущей свежестью. Солнце мерно движется по небосводу, впрыскивая мириады золотых частиц подкожно. Асфальт плавится на жаре, машины вразвалку рассекают измученные дороги. Пот капает тысячами водопадов. Тело жарится, будто на плите. Зной не щадит ни души, вникая в жизнь каждого жителя Аргентины. Беспощадный пламенный ветер оставляет после себя сухие ожоги. Нагулявшись вдоль берега океана, Ойкава везет Иву смотреть улицы города, показывает простую жизнь обывателей, зная, что после учебы в Калифорнии, Хаджиме питает невероятную страсть к наблюдению за рутиной обыкновенных людей из других стран. Замученные таксисты в желтеньких машинах медленно проезжают мимо многочисленных рынков и магазинов. Торговцы шумно зазывают покупателей, активно жестикулируя. Прилавки с различными фруктами, пряностями и мясом манят не только прохожих. Пчелы жужжат, облетая прилавки с персиками и нектаринами. Мухи пытаются прилипнуть к красноватым мясным тушам. Иваидзуми вглядывается в толпы людей, пытается запомнить каждый момент, даже самый незначительный. — Смотри, Ойкава... Эти люди, в отличие от тебя, по-настоящему простые. Они каждый день живут обычной жизнью, не задумываются о таких вещах, как изнуряющие тренировки и покорение мира. Они — просто обыватели, но тем не менее, каждый из них ведет свою собственную борьбу внутри. — Почему это сейчас звучало, как какое-то нравоучение отца сыну? — хихикает Ойкава, но воспринимает сказанное всерьез. — Мне замолчать? — Ни в коем случае! Продолжай, Ива-чан, я скучал по твоим рассуждениям! — Ты... Ладно, не важно... Просто знай, что большинству твои проблемы чужды. Мало тех, кто думает о покорении таких вершин, о которых ты грезишь. И не каждый просыпается по утрам в надежде стать чемпионом мира. Но в этом-то и вся прелесть феномена под названием человек. Мы все — разные. И жизни, и цели, и мысли, и желания у нас у всех разные. Я думаю, это круто. Наблюдая за тем, как ведут себя другие люди, я все чаще и чаще нахожу в каждом какие-то самобытные черты. Это не может не удивлять, — Хаджиме с улыбкой вздыхает, глядя куда-то в глубину солнечного города, рассматривая его нутро. — Ты восхитителен, Ива-чан, — произносит лишь это Ойкава, влюбленно глядя на своего партнера. Ему чертовски повезло, и он в миллионый раз убеждается в этом. Солнце клонится к закату. Розовенькие облака застывают на небе древними изваяниями. Жара, впитанная городским асфальтом, едва заметным паром поднимается к небу. Уставшие за день люди плетутся домой с довольными белоснежными улыбками. Приятная прохлада внезапно разливается по переулку — первый легкий порыв ветра приближающейся ночи изящно врывается, проносясь вдоль стен зданий. Город, а вместе с ним и люди, выдыхает. Жара немного спадет. Спать будет спокойнее. Вернувшись домой после сумбурной дневной поездки, Ойкава и Иваидзуми падают на кровать. Свинцовая усталость накатывает огромной волной. Голубоватый сон одолевает с невероятной скоростью, тихонько оглаживая веки. — Знаешь... все будет хорошо, я уверен! — внезапно весело произносит Ойкава, уже погружаясь в сладкую дремоту. — Н-да, — бубнит Ива, — сколько бы раз не отчаивались, а все равно трясли жизнь за горло. И будем трясти... — Отказ от цели не даст никаких результатов, верно? — тихо хмыкает Ойкава, окончательно засыпая. Иваидзуми ему ничего не отвечает. Но это и не нужно. Они оба уже давным-давно знают ответ. Ночь плавно опускается на город, фиолетовые облака тонут в сияющем дегте галактики. Сон уносит разумы далеко за пределы Земли, туда, где лазурные волны великого океана взмывают в небеса.