Радости и трудности

Обито был неправ. Спать они легли совсем не скоро. Хотя очень многое они решили ещё в больнице, им определённо нужно было поговорить. Но потом. Точно потом. Какаши и Обито были удивлены, как в этом хаосе из объятий, поцелуев, стонов и укусов смогли добраться до кровати. И всё это было так открыто, так явственно и чувственно: они, может, и боялись, но не смущались точно. Не им смущаться друг друга. Точно не им. Какаши откинулся на кровать, тяжело, шумно и горячо дыша. Его грудь, обтянутая взмокшей футболкой, высоко вздымалась, и сквозь ткань виднелись возбуждённые соски. Обито нависал над Какаши, опираясь руками с двух сторон его головы. Несколько секунд они были неподвижны, смотря друг другу глаза в глаза. И в тишине слышались лишь два шумных дыхания. Не дожидаясь момента, когда неприятный холод доберётся до их вспотевших тел, Обито и Какаши потянулись за поцелуями. Целовались много, глубоко, мокро, горячо и суетливо — пока губы не начали уставать и неметь. Когда они оторвались друг от друга, Обито одним движением стянул с себя футболку и вопросительно посмотрел на Какаши. Тот уверенно кивнул и приглашающее расставил ноги. Обито возбуждённо и взволнованно сглотнул. Когда он читал эротические романы, то невольно анализировал своё общение с Какаши, вербальное и невербальное, и думал, что при самом лучшем исходе (осуществляющемся прямо сейчас) сам Обито и должен быть сверху, что несколько пугало его. Учихе такой расклад дел казался одновременно совершенно очевидным и каким-то неправильным. Разве это не Какаши должен подчинять его и брать под контроль ситуацию? — Ты чего? — спросил Какаши, успокаивающе поглаживая щёку Обито большим пальцем. Волнения в голосе не было. И Какаши действительно не волновался. Зато чувствовал переживания Обито. — Я… сверху? — растерянный, неуверенный вопрос. — Да, — решительный ответ, полный спокойствия. — А почему? — Обито казалось, что спрашивать такое будет совершенной глупостью, разрушающей момент, но не спросить нельзя было. Тем более, ему действительно хотелось узнать, как разрешить то противоречие, давно возникшее у него. — Потому что мне так хочется. Нет. Потому что нам так хочется, — произнёс Какаши и переместил руку с щеки Обито на его затылок, мягко и ненавязчиво подталкивая к поцелую — если у него не осталось вопросов. Какаши с радостью готов ответить на любое их количество. Но Обито больше не спрашивал. Хатаке медленно гладил его по волосам, с удовольствием пропуская сквозь пальцы короткие пряди. Обито запустил ладонь под футболку Какаши, а тот выгнулся навстречу прикосновениям и, оторвав взмокший затылок от кровати и опёршись на локоть, простонал на самое ухо, едва касаясь его губами: — Целуй, целуй, целуй меня везде. Какаши целиком отдавался Обито. И того это беспокоило. Он чувствовал ответственность за такое безграничное доверие, но так любил Какаши, так сам хотел всего того, к чему его склоняли, что очень хотел отдаться моменту и потеряться в этом блаженстве окончательно. Какаши, подталкивая к активным действиям, поглаживал свободной рукой пальцы Обито, чья ладонь под футболкой так и не сдвинулась с места. — Возьми… Всё твоё, я весь твой. Затем Хатаке чуть прикусил мочку уха возлюбленного, отчего по его телу словно прошёл несильный электрический разряд, который помог выйти из оцепенения. Обито повернул голову и поцелуем прижал Какаши к одеялу: сначала целовал губы, а потом и всё то, до чего пока мог добраться — нос, скулы, подбородок, шею и места на груди, которых позволял коснуться растянутый воротник. В это же время не спеша снимал с возлюбленного футболку, наслаждаясь каждым моментом — наслаждаясь такой бурной реакцией тела Какаши: движениями мышц под скользящими пальцами, судорожными выдохами прямо в горячие губы. Обито смаковал каждый момент: как его возлюбленный выгибался в пояснице, как хватался за плечи и царапал их, как просил хриплым голосом — нет, не быстрее перейти к главному — а просил просто ещё. «Обито, ещё, ещё… Пожалуйста, продолжай, не останавливайся, ах-х, Обито…» Просил сквозь поцелуи и стоны, просил заплетающимся от наслаждения языком. И всё было так сладостно и тягуче, будто бы воздух стал вязким сиропом, которым поливают данго. Это сравнение пришло в голову Обито, который был без ума от сладостей и Какаши. А секс с ним был удивительно похож на поедание данго. Когда Обито ел эти сладости, перед ним всё время вставала одна и та же дилемма: хотелось как можно быстрее слопать всё без остатка и при этом хотелось как можно больше продлить удовольствие, медленно пережёвывая каждый кусочек, а потом ещё мечтательно облизывать пальчики, фантазируя о следующем разе, когда ему доведётся испытать такое наслаждение. Так же было и сейчас: Обито мог бы — грубо и быстро — оттрахать Какаши как следует. И при таком развитии событий оба — очень довольные — тут же повалились бы спать в обнимку. Но нет, уж лучше они кончат в штаны, чем не возьмут всё от каждого момента этой долгожданной ночи. Иначе — никакого настоящего удовольствия. Нетерпеливому Обито нечасто удавалось как следует поесть данго, но сейчас, в случае с Какаши — Учиха был уверен — у него точно всё получится. Но как же это было непросто! Голова кружилась от одного запаха возлюбленного, что было говорить о голосе и теле… Футболка была наконец отброшена в сторону. Обито взглянул на торс и грудь Какаши — и сразу переменился в лице. Конечно, болезненное, страшное воспоминание. Одно из многих. Какаши хотел было взять лицо возлюбленного в свои ладони, вновь встретиться взглядами, успокаивающе зацеловать каждую его чёрточку, каждый шрам, прижать к груди, прошептать, что всё в порядке… Но не успел сделать всего этого. Обито поцеловал первым — поцеловал медленно и вдумчиво, в середину груди — туда, где крестом пересекались два глубоких шрама. — Болит? — спросил надломлено, метафорически. — Теперь — совсем нет, — еле слышно ответил Какаши, перебирая белёсые волосы Обито. — А здесь болит? — спросил, целуя в область сердца. — Нет. Рука иногда ноет только, — сказал Обито, отведя взгляд и чуть подёрнув плечом изначально не принадлежащей ему руки — выращенной Мадарой в ходе жестоких опытов. Но опытов не над телом. Над душой. — Я вылечу, — уверенно сказал Какаши, целуя возлюбленного в это плечо. — Обещаю. Обито знал, что Какаши говорил правду. Наконец, они встретились взглядами немного влажных глаз, и Обито окончательно забылся в ощущениях, когда длинные и тонкие пальцы вдруг скользнули под его домашние штаны, и быстро, изучающе прошлись по возбуждённому члену. Под хриплый выдох Обито Какаши вдруг сверкнул глазами, ухмыльнулся. — Большой… — задумчиво протянул он скорее для себя, а потом, расположив руки на бёдрах возлюбленного, чуть сполз на одеяле и устроился прямо напротив его паха. Обито с удивлением наблюдал за действиями возлюбленного. Сейчас оба не планировали никаких извращений, в которых уже были экспертами-теоретиками. Но Какаши не мог не продемонстрировать свой единственный эротический навык, который он отточил многократной практикой. — Смотри, как умею, — произнёс он, и лишь на пару мгновений взял в рот шнурки от домашних штанов Обито, а потом выпустил аккуратный узелок. — Ловко! — похвалил Обито, который так совсем не умел. И тут же решил научиться, чтобы потом соревноваться, мол, кто быстрее. — Сейчас мы ещё посмотрим, какой у меня язык ловкий, — заговорщически прошептал Какаши, а потом вцепился зубами в пояс штанов Обито, игриво оттягивая их резинку. — Мы же вроде хотели… По-другому… — Обито было неловко говорить об этом — сам же как-то неуверенно на то «другое» решался. И теперь опять будто ломается… Но представлять Какаши, отсасывающим ему, казалось ещё более неправильным, а сам Обито казался себе ещё более недостойным такого. — Помню-помню, — мягко произнёс Какаши, которому оказалось не нужным объяснять истинный смысл, который его возлюбленный вкладывал в своё напоминание. — Обито, всё хорошо. Всё в порядке. А мне, ну… Мне просто хочется очень… Можно? — спросил искренне, без издёвки, а потом задорно ухмыльнулся. — Будет приятно. Обещаю. — Д-да, я знаю. Но я не хочу так. Я хочу, чтобы и тебе тоже… — Я о себе и говорил, — подмигнул Какаши, а потом усадил уже не сопротивляющегося Обито на край кровати, расположился между ног и раздел его окончательно. — Попробуй расслабиться и просто получать удовольствие, хорошо?.. — сказал Какаши, уверенно кладя ладонь Обито себе на голову. Тот на пробу схватил его за волосы, но тут же отпустил, потому что был уверен: этого не понадобится. И был прав. — И вот ещё… — Какаши хотел уже было приступить к делу, но счёл нужным добавить, — кончи в меня, ладно?.. Обито растерялся от такой просьбы, но не успел запротестовать: Какаши уже сомкнул губы на головке его члена. И протестовать уже не было сил. Да и желания, по правде говоря. Сначала Какаши немного поигрался с головкой языком и губами, но вскоре приступил к более решительным действиям — принялся лизать языком ствол и стараться как можно глубже взять член ртом, пытаясь подключить и горло. Также Хатаке сжимал руками ягодицы возлюбленного, отчего тот ещё сильнее стонал. Либо Какаши и правда был очень ловким, либо Обито просто так казалось… Но в любом случае, им обоим было безумно хорошо от происходящего. Какаши казалось, что Обито горячий-горячий: что у него горячий член и горячие ягодицы. Учихе же казалось совсем другое: что это во рту у Какаши жарко-жарко, и у него пылающие ладони и пальцы — в этом хаосе ощущений у Обито промелькнула мысль, что потом от них наверняка останутся следы, которые будет потом увлекательно разглядывать и которых будет занимательно касаться. И что наверняка ощущения будут интересными — немного болезненными, но уж точно возбуждающими… На самом деле они оба были горячи. И друг от друга им становилось только жарче. Они быстро дошли до оргазма. И это было совсем неудивительно. Когда они почти одновременно кончали, Какаши зажмурился от удовольствия, при этом немного нахмурившись — ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы удержать Обито на одном месте: он в последний момент сделал невольное движение, чтобы убрать свой член. Потом, спустя несколько таких же крышесносных отсосов, Обито понял, какой у него любимый момент в оральном сексе — понял, что зря поначалу отказывался кончать таким образом… Ведь Обито тащился от того, как его Какаши сглатывал: как закатывал глаза от наслаждения, как ходил в этот момент его кадык, как по подбородку и шее стекала пара струек спермы. У Обито от этого зрелища снова так твёрдо вставало, будто бы не ему только что сделали минет. И сейчас всё было в точности так же. Какаши быстро освободился от штанов, с удовлетворённой, можно сказать, сытой улыбкой облизнулся и устроился на коленях Обито, обхватив его торс ногами. — Прости, пожалуйста, — зачем-то произнёс Обито, сам не понимая, за что он извиняется: за то неловкое движение перед самой разрядкой; за свой второй, совершенно бессовестный стояк — по своим расценкам, Обито ничего не сделал для того, чтоб Какаши кончил; или же просто в очередной раз из подсознательной установки, что ему, мол, никогда не будет лишним. — Не извиняйся, всё в порядке, — сказал Какаши, успокаивающе поглаживая обе щеки возлюбленного большими пальцами, — мне очень понравилось. Обито закрыл глаза, растворяясь в этих нежных прикосновениях, и подался вперёд, чтобы поцеловать Какаши. На вкус он был совершенно другой, но язык принимал так же охотно и отвечал так же открыто, правда, несколько заторможенно. «Оно и понятно, — думал Обито, бережно обнимая Какаши, — устал наверняка уже». Но если он и устал, то лишь работать ртом. Не разрывая поцелуя, Какаши аккуратно наклонился вбок, и они вновь повалились на кровать — так Обито вновь оказался сверху. — А теперь бери меня. Бери, — простонал Какаши, отрываясь от губ Обито. Тот посмотрел на него сверху вниз — растрёпанного, разгорячённого, голого, такого красивого и такого его. Тёмные затуманенные глаза, от наслаждения прикрытые веками с длинными светлыми ресницами. Прямые волосы, сейчас беспорядочно разметавшиеся серым облаком. Тонкие симметрично-прекрасные линии губ, растянутые в расслабленной улыбке. Страстная чёрная точка-родинка под нижней губой, ярко контрастирующая с бледной кожей. Ровный розоватый шрам, пересекающий левый глаз аккурат посередине. Остро выступающие ключицы и рёбра. Чётко очерченные кубики пресса, выступы мускулов на ногах и руках… И даже те два болезненных шрама опасно сочетались со всей этой завораживающей гармонией ровных линий. У Какаши была такая… Идеальная красота, невычурная, с нужными акцентами, расположенными будто в математически выверенных местах. Какаши во всём, даже во внешности, был порядком. А Обито — хаосом. И они дополняли друг друга. — И почему ты прячешь всю эту красоту? — невольно вырвалось у залюбовавшегося Обито, хотя он давно знал, что Какаши уже и не помнит, почему стал носить маску. Просто в ней он чувствует себя безопаснее. И только при Обито не надевает. Потому что нет необходимости. С ним он и так в полной безопасности. — Потому что вся эта красота должна принадлежать только одному человеку, — нарочито томным шёпотом выдохнул Какаши, ухмыляясь и сверкая глазами, медленно проводя длинными пальцами по своим выступающим рёбрам, и тем самым приковывая к ним взгляд Обито, — Только тебе. У Обито дыхание перехватило от этой открытости, от этой принадлежности ему. Как бы он ни гнал от себя эту мысль, казавшуюся неправильной, обладать Какаши безумно хотелось — хотелось того, к чему тот так открыто подталкивал сам. Обито сладостно-тягуче провёл пальцами по шраму на лице возлюбленного, опустился к губам, чтобы потом обвести манящую точку-родинку, но не успел сделать этого — Какаши приоткрыл губы и вобрал внутрь эти неосторожные два пальца. Он обсасывал их основательно, а потом подключил к ним и третий. Однако справился с этим делом довольно быстро. Ему совсем не терпелось. Наконец, Обито аккуратно скользнул внутрь Какаши одним пальцем, внимательно следя за его реакцией. Лицо Какаши на мгновение скривилось, но потом он выдохнул, стараясь расслабиться и привыкнуть к ощущениям. — Так и знал. Больно ведь… — горько протянул Обито, останавливаясь, чтобы мелко зацеловать лицо и шею возлюбленного. — Обито, не прекращай, пожалуйста. Не останавливайся. Доверься мне. Обито помедлил. Какаши смотрел открыто, улыбался. Это располагало. Наконец, Обито продолжил. Он бережно растягивал своего возлюбленного, стараясь причинять ему как можно меньше дискомфорта. И всё сейчас было почти точно так же, как в какой-нибудь из фантазий Какаши. Только гораздо более нежно. Какаши иногда задумывался, почему же ему так сильно хочется, чтобы Обито подминал под себя и брал — грубо, по-хозяйски и сколько угодно; трахал, вжимая в скрипящую от такого напора кровать, так, чтоб на следующий день не получалось бы встать с неё без его же помощи. Какаши думал, что, возможно, причиной этому — усталость от постоянной ответственности за что-то или за кого-то, и ему хотелось хотя бы в постели слепо следовать за кем-то. А именно — отдаться таким сильным рукам и телу Обито… А, может, причина таких желаний крылась вовсе не в этом. Может, для них и не нужно было никаких особых причин. Может, другие бы и устыдились, заметив за собой подобные ярко выраженные пассивные наклонности. Но Какаши не стыдился этого перед Обито. Не им стыдиться друг друга. Точно не им. От одной мысли, что всё происходящее с ними сейчас — взаправду, что все те его фантазии осуществятся, у Какаши вставало. Принимать член Обито внутрь было немного тяжело и болезненно, что неудивительно, учитывая разницу любовников в телосложении. Какаши держал с Обито зрительный контакт, смотря мягко и успокаивающе, чтобы он не так сильно волновался, и прежде чем Обито стал ритмично двигаться внутри, скрестил ноги за его спиной, а также уверенно кивнул. Затем Хатаке, оказавшись прижатым к постели всем телом Обито, шептал ему на самое ухо что-то вроде своих обыкновенных «всё хорошо», «продолжай», «всё в порядке», «не останавливайся», то и дело запрокидывая голову и срываясь на болезненные стоны наслаждения, а ещё оглаживая напряжённую спину возлюбленного, часто впиваясь в неё ногтями. Внутри Какаши было очень горячо и очень узко. От этих ощущений, а ещё шёпота, прикосновений и стонов, очень трудно было сдерживаться. Но Обито терпел, чтобы не сбиться на совсем уж бешеный темп и совсем уж разъярённые толчки. Хатаке чувствовал это. И тёплое осознание такой как всегда трепетной и неловкой заботы о нём заглушало боль, оставляя место только приятным ощущениям долгожданной близости. Он выждал момент, чтобы сказать как можно яснее: — Прошу… Обито… Н-не сдерживайся… И в этой просьбе было столько искренности, столько вожделения, что ни тело, ни разум Обито не могли противиться ей. Какаши и Обито никогда ещё не было так хорошо. Наконец-то находила выход эта первобытно-животная страсть, порождённая сильной человеческой любовью и накопившаяся в сердцах и телах так, что давно уже была готова выплеснуться через край. Они вновь кончили одновременно, но Обито не спешил подниматься. Любовники немного полежали неподвижно — потные, горячие, счастливые, обессиленные — ощущая тяжёлые дыхания друг друга, которые никак не хотели выравниваться. Затем Обито чуть приподнялся на локтях, нехотя, медленно. Какаши также нехотя и медленно расцепил ноги и откинул голову, задышал часто-часто. Им трудно было двигаться, но Обито нашёл в себе силы вытащить обмякший член из Какаши и лечь рядом на спину, а потом спросить заплетающимся языком: — Хочешь… в душ? Какаши отрицательно помотал головой и закрыл глаза. Тогда, под невнятное ворчание, Обито вытащил из-под них одеяло, наскоро обтёр Какаши и себя, а потом завернулся вместе с ним в простынку. — Нашёл выход… Ты у меня такой смешной, — сонно шептал Какаши в губы Обито, поглаживая его подбородок и скулы пальцами, дрожащими от приятной усталости. Обито потёрся о нос возлюбленного своим, улыбчиво произнёс: — Лень обижаться. Поэтому сочту за комплимент. — Я тебя очень люблю, — улыбнувшись, еле слышно сказал Какаши, закрывая глаза и проваливаясь в сон. — Люблю, люблю, люблю, — уже в полузабытьи шептал ему Обито, бережно прижимая к себе… Какаши проснулся всё в той же простыне. Правда, один и укрытый одеялом. А ещё — на собранном диване в рабочем кабинете. Кроме спальни, где находилась большая кровать, книжные полки и шкаф с одеждой, у них дома ещё были кабинет с маленьким диваном, заваленный кучей старых свитков, небольшая кухня и ванная, габаритов которой им вполне хватало. Какаши сонно приподнялся на кровати, по шуму на кухне и запахам, оттуда доносящимся, попытался определить, что готовит Обито. Не выходило. Голова плохо работала, и отказывалась думать ни о чём кроме произошедшего сегодня ночью. Во всём теле была приятная усталость, кроме одного места — там довольно ощутимо болело. Но Какаши это совсем не беспокоило. Наоборот, только радовало: это было логичным и естественным продолжением всех его сексуальных фантазий. А ещё это ничуть не мешало его фантазии снова разгуляться. Он с усмешкой покачал головой, вздохнул и съехал вниз по дивану, прикрывая глаза. Через несколько секунд его волосы растрепала большая пятерня: — Ты как? — с улыбкой спросил Обито, схватил Какаши за обе лодыжки и поцеловал каждую из ступней. Какаши от этого невольно поджал пальцы, хихикнул и открыл глаза. — Теперь ты понимаешь, почему я отказывался спать с тобой? — спросил он, открывая простынку и одеяло. — Честно говоря, я этого тоже боялся. Поэтому плёл всякую чушь про книги… Впрочем, как и ты, — почесал затылок Обито, а потом улыбнулся, присел рядом и, широко лизнув свою ладонь, неспешно провёл ей по члену возлюбленного. Какаши выгнулся, подаваясь вверх — за рукой, и сказал — не вопросительно, утверждающе: — Меня в ванной представлял. — Ага. — И я — тебя. — Хорошо, что мы признались друг другу. Хоть ждать не надо больше, — иронизировал Какаши. — Ага. Прям главный плюс, — подхватил волну Обито, вместе с этим подхватывая на руки своего возлюбленного и унося его в ванну. Ещё вчера вечером Обито мог только мечтать о происходящем сегодня утром. Только вот всё было даже лучше: дрочили они друг другу совсем не по-дружески и стоны вовсе не сдерживали. За завтраком Какаши сидел на коленях у своего возлюбленного в его большом синем халате, то и дело сползавшем с угловатых плеч. Обито, накинувший не свой — сероватый — халат, не уставал целовать эти плечи, а потом возвращать на место непослушную ткань. А ещё успевал кормить палочками и себя, и Какаши. — Мне вот интересно, ты на полном серьёзе думаешь, что после секса с тобой меня ноги не держат? — А знаешь, я в любом случае тебя на руках бы носил, — Обито сказал чистую правду, а потом отшутился. — Так что, это не так уж важно, думаю так я или нет. — Выкрутился, — беззлобно сказал Какаши, ловя ртом очередной кусок яичницы с овощами. — Можно и так сказать, — рассмеялся Обито. За завтраком они о многом поговорили. Какаши рассказывал, что любит Обито с самого детства, лет с десяти. А тот мягко ругал его за это бесконечное молчание. Но в голосе не было ни тени злобы. Только беспокойство. — Наруто же говорил, что друзья должны вместе делить и боль, и радость… И именно за этими идеалами я пошёл, изменившись. А ты, скрывая свои чувства, причинял себе боль, и… И не следовал идеалам Наруто, получается. Какаши не стал напоминать Обито, что и он сам, вообще-то, в своё время не признался. Они ещё в больнице обсудили тему с Рин и любовью к ней, которую Обито сам собой оставил на поле боя, когда поменял мировоззрение. Но Учиха сам вспомнил о Рин, чтобы проговорить всё до конца: — Но ты не подумай, что я тебя обвиняю или что твоё молчание делает тебя хуже. Ведь и я в своё время не признался Рин. Просто… Просто мне так больно слышать сейчас о том, что ты… Ты столько лет страдал ещё и от любви ко мне. И даже когда всё наладилось. — Да я и не… Прости… — невольно вырвалось у Какаши, который прижался к груди Обито. — Глупый-глупый, любимый Бакакаши, не нужно извиняться… — Обито положил палочки и обнял своего возлюбленного, покровительственно поглаживая по волосам. А тот прижался сильнее, судорожно хватаясь за плечи и пряча своё лицо. — Так… Э-эй, Какаши, ты чего… — на широкую половинчатую грудь упала сначала одинокая капля, а за ней — ещё пара таких же. Обито был в растерянности всего несколько секунд, но потом собрался, поцеловал в макушку и, не отрывая губ, прошептал. — Шшш, тихо, тихо, всё в порядке, я люблю тебя… На первый взгляд, жизнь Какаши и Обито после этого дня не особо изменилась. Просто прикосновений стало больше, времени для сна — меньше, секретов друг от друга вообще не осталось, а также был открыт очередной плюс отсутствия соседей в довольно большом радиусе. Но именно этих, казалось бы, небольших изменений им не хватало всю жизнь. Когда с дня признания незаметно пролетела неделя, Какаши решил наведаться в Коноху. И кроме обыкновенных остановок в виде продуктового, книжного и Гая в его планах была ещё одна — секс-шоп. К этому списку могли бы добавиться Наруто, Саске, Сай и Сакура, но Какаши и Обито сочли, что лучше разошлют им приглашение в гости вместе с нинкенами, и объявят о своих отношениях всем сразу, вживую. Так же, как это сделали Саске и Наруто неделю назад.