beautiful nightmare

[НАШЕ ВРЕМЯ]

— Сони, подожди! Как только Джисон услышал голос, позвавший его, он остановился как вкопанный. Тёплый, как солнечные лучи, сладкий, как патока, и глубокий. Глубокий с лёгким скрипом и неожиданной дымчатостью. Этот голос знаком ему как свои пять пальцев и его звук мгновенно наполняет Джисона ужасом. Парень не оборачивается, желая отсрочить зрелище, которое в любом случае встретит его, когда он сделает это. Затем голос снова окликает его. На этот раз он слышит его прямо позади себя: — Джисон, любовь моя. Сглотнув, Джисон медленно поворачивается на пятках — и вот он здесь. Точная копия любви всей его жизни стоит прям перед ним: платиновые волосы, тёмные у корней и немного отросшие, слегка опухшие глаза, сужающиеся книзу в уголках, веснушки по всему аккуратному лицу, стройная и изящная фигура. Его бледно-розовые губы растягиваются в улыбке, обнажая ряд острых зубов. Они расширяются, когда он осознаёт, что Джисон обратил на него внимание. — Ты забыл свой шарф, — сказал он. Он делает шаг вперед, держа предмет так, чтобы Джисон не смог упустить его. — Мы не хотим, чтобы ты замёрз. — Мне не холодно, — Джисон умудряется выкрутиться. Сейчас самый разгар лета. Как он может замёрзнуть? Его ответ игнорируют и парень делает ещё один шаг к нему. Шарф поднимается и надевается на голову Джисона, а затем с помощью ловких пальцев обматывается вокруг шеи. Парень не смеет даже дёрнуться на протяжении всего процесса. Чужие пальцы сжимаются на концах шарфа, как титан, и Хан знает, что он не сможет пошевелиться, даже если бы захотел. Он, вероятно, свернет себе шею, если попытается это сделать. — Повеселись на своей обеденной встрече с друзьями, — сказал Ёнбок, улыбаясь. — Жаль, что я не могу присоединиться к вам в этот раз. Хотя, в зависимости от того, как пойдёт дело, может быть, я догоню их позже, чтобы мы немного пообедали. Уголки его рта принимают угрожающий вид. Его глаза, чёрные, как смола, мерцают внезапной злобой. Сердце Джисона начинает сжиматься от ужаса при виде этого зрелища, и ему приходиться бороться с самим собой, чтобы проглотить ком, который быстро подступил к его горлу после этого предложения. Каким-то образом ему удаётся взять себя в руки и сказать: — Оставь моих друзей в покое. Они ничего тебе не сделали. — Хорошо, — сказал Ёнбок. Он теребит кисточки на шарфе Джисона, удерживая его на месте. — Уверен, что всё так и останется? — Я… я не знаю, что ты имеешь в виду. Ложь. Джисон прекрасно знает, что он имеет в виду, он просто не знает как Ёнбок так быстро разгадал его намерения. Тем не менее, он упирается и ведёт себя глупо, не желая играть в его игру. В ответ Ли слегка морщит нос, как будто Джисон сказал что-то очаровательное. — Я имею в виду, — сказал он непринужденно. — Если я узнаю, что ты сказал своим друзьям правду о том, что с нами случилось, то я разорву их на части, конечность за конечностью. А потом я съем то, что от них осталось и больше никто их не найдёт. И начну с… хм, Минхо? Да, Минхо звучит хорошо. Он выглядит так, как будто от него было бы очень приятно откусить кусочек. — Держись подальше от него, — фраза вырывается из Джисона из-за страха. Его пульс трепещет, но он продолжает. — Разве ты уже не сделал достаточно? — Ох, Сони, — воркует Ёнбок. Он тянет за шарф с железной силой, притягивая Хана ближе к себе. Его сладкое и приторное, как разложение, дыхание обдаёт рот и нос Джисона. — Ты драгоценная маленькая штучка. Я ещё ничего не сделал, дорогой. Это всё твоих рук дело, не моих. — Не называй меня так. — Не говори им правду, — говорит в ответ. Ёнбок снова произносит угрозу. — Если кто-то из твоих друзей начнёт искать способы, чтобы избавиться от меня, то я убью их. Вот так просто. И мы бы не хотели убивать их, не так ли? — из-за потрясённого лица Джисона в его глазах появляется ещё одна улыбка. Его тошнит от того, во что превратился этот жест. — Нет, не хотели бы. — Я не… я не собирался им о чём-либо рассказывать, — слова в спешке срываются с губ Джисона, чтобы заставить Ёнбока отступить. Две минуты назад они были бы ложью, но не сейчас. Уже нет. Не после того, как он услышал эти угрозы, которые могут стать реальностью. — Мы просто собирались пообедать вместе, это всё. Я обещаю. Ёнбок мычит в ответ. — Хорошо. Рад слышать это, — он притягивает Джисон ещё ближе к себе, сжимая материал шарфа руками, и их губы соединяются в коротком поцелуе. — Получай удовольствие, навёрстывая упущенное со своими друзьями. Увидимся дома, любимый. В конце концов он отпускает шарф и отходит назад, его лицо всё ещё искажено улыбкой, сводящей с ума, как будто он точно знает, как сильно это убивает Джисона изнутри. Затем он повернулся на каблуках и потерялся в толпе так же быстро, как и материализовался. А может, растворился в воздухе. Хан не стал бы сбрасывать это со счётов. Он смотрит на место, где стоял Ёнбок несколько секунд назад, его сердце колотится в груди, а желудок всё ещё сжимается. Отчаяние змеится в его животе, поднимается к горлу, давя на внутренние стенки, как будто он проглотил кусок угля. Его глаза слезятся. Дерьмо. Дерьмо. Этого не может быть. Не может быть, чтобы это была его реальность. Ему едва удаётся успокоиться, чтобы вовремя прийти в кафе, которое он и его друзья выбрали для встречи. Даже когда он снимает пальто с шарфом и одаривает остальных тонкой улыбкой, его сердце всё ещё очень быстро бьётся. Руки так и не перестали дрожать. — Это был Феликс? — с любопытством спросил Минхо сразу же после того, как Джисон сел. Боже, как бы Хан хотел, чтобы это был он. Парень заставляет себя кивнуть. — Да. Он думал, что я простужусь, поэтому принёс шарф. Даже несмотря на то, что на улице жара. На лице Минхо появляется мягкое выражение, которое он показывает только своим котам и ещё нескольким избранным. — Это было мило. Тебе следовало бы пригласить его пообедать с нами. Я не разговаривал с ним с тех пор, как… — он замолкает, бросая виноватый взгляд на Джисона. — С тех пор, как, э… С тех пор как. Горло Хана снова сжимается, на этот раз по совершенно другой причине. Он скрывает это, делая вид, что изучает меню перед собой, но всё, что он видит перед глазами — плывущие заголовки статей, которые он давно выучил наизусть. Джисон моргает, пытаясь избавиться от жжения в глазах. Он не может позволить себе разрыдаться сейчас, не после полученных предупреждений. Если он это сделает, то его друзья начнут задавать сложные вопросы. Парень не может рисковать. — Кстати, как вы двое держитесь? — спрашивает Чанбин с другой стороны стола. — Мы почти ничего не слышали о вас всю неделю. — Они были заняты, наверстывая упущенное, — отвечает Минхо, закатывая глаза. — Это единственное оправдание, чтобы описать произошедшее, — рот Сынмина озорно приподнялся. После этого замечания по затылку Джисона прилетает удар от Минхо и ещё одобрительный смешок от Чанбин. И Хан заливается румянцем. Если бы ситуация было хоть немного похожа на то, о чём думаю его друзья, то Сынмин бы не ошибся. На протяжении всего времени, что они встречаются, всей компании известно, что Джисон и Феликс — любящая пара, и нет более подходящей фразы, чтобы описать это. Чанбин обычно называл их «кроликами». Но так было раньше. — Простите, — тихо говорит Джисон. — Я просто был немного отвлечен всем происходящем из-за Феликса. — Не извиняйся, — говорит Минхо. — Никто не осуждает тебя за то, что ты не проверяешь свой телефон после произошедшего. Если быть честным, то я удивлён, что ты написал нам, чтобы встретиться. Я не думал, что мы увидим тебя в ближайший месяц. Остальные промычали в знак согласия. Джисон ёрзает, делая вид, что он всё ещё изучает меню. Эти щупальца отчаяния теперь обвились вокруг его груди, они постепенно сдавливают его грудную клетку, мешая дышать. Он крепко сжимает пальцами меню, чтобы взять себя в руки. — Ничего, — ложь. — Я просто хотел увидеть вас, это всё, — ещё одна ложь. Джисон набит ей до краёв. Он открывает рот и всё, что слетает с него это ложь. — Я не хотел, чтобы вы думали, что я пропал. — Всё нормально. Ты и Ликс в порядке, и это всё, что имеет значение. — С нами всё хорошо, — сказал Джисон, хотя на самом деле никто из них не в порядке. — Просто думаю, что я снова привыкаю ко всему. — Я рад, что всё получилось, Джисони. Ты, должно быть,так счастлив. Я знаю, о чём говорю. Это похоже на сбывшуюся мечту, не так ли? — с улыбкой говорит Сынмин, и в ней нет ничего, кроме искренности. Джисон сглатывает и подавляет в себе ответ, рвущийся наружу. Этот ответ похож на хрупкий луч света, который растягивается по мере отдаления. — Ты даже не представляешь, — отвечает он. Действительно. Он не представляет. Если бы он представил, то знал, что удачи тут нет, и что то, что Джисон считал чудом, оказалось ничем иным, как кошмаром.

[РАНЕЕ]

Последний раз Джисон видел Ли Феликса живым во вторник в начале марта. Это было обычное утро в их квартире. Джисон неохотно просыпается и видит веснушчатое и нахмуренное лицо своего парня. Хан тянется к Феликсу, чтобы покрыть поцелуями все его лицо, каждую веснушку, украшающую парня. Ли это надоедает и он соединяет их рты. После сна у них было несвежее дыхание, но Хану на это всё равно. Он скользит губами по Феликсу в томном танце. Когда маленькая рука опускает его боксеры вниз, то с губ Джисона слетает стон. Они лениво задевают промежности друг друга, а потом слезают с кровати, чтобы вместе принять душ. Феликс сделал для них французский тост на завтрак. Джисон заварил две чашки кофе — одна с сахаром для Ли и вторая для него самого. Закончив завтракать, они пошли к станции метро, держась за руки, и Хан на прощание крепко обнимает Феликса. — Удачного дня на работе, — сказал он, сжимая талию Феликса руками. Феликс мурлычет и оставляет по поцелую на каждой щеке Джисона. — Тебе тоже. Увидимся ночью, когда я вернусь домой, любимый. Постарайся опять не потеряться во времени в студии, — он ещё раз чмокает Хана в губы и вырывается из его объятий. — Люблю тебя! — Я тоже люблю тебя! — с улыбкой говорит Джисон, машет ему и спускается по лестнице. Он идёт на свою работу в приподнятом настроении, которое постоянно является таковым после того, как он с Феликсом съехались. Музыка в наушниках яркая и весёлая, его тело и мозг просыпаются с каждой секундой. Он совершенно не подозревает о кровавой бойне, которая остаётся позади него всё дальше и дальше с каждым шагом. Джисон приходит в себя и понимает, что что-то не так, когда Чанбин в бешенстве врывается в его студию. — На станции Чхондам произошёл взрыв, — выпаливает его друг. — Около двадцати минут назад. На седьмой линии. Джисон ничего не понимает в течение нескольких секунд. Затем слова врезаются и оседают в его ушах, и весь мир разлетается на куски. Метро Феликса, в которое они пришли двадцать минут назад. Каждое утро он ездит по седьмой линии до станции Намсон, где неподалёку находится танцевальная академия, в которой он работает. В одно мгновение он вскакивает со своего места. Чанбин выкрикивает его имя, но Хан его игнорирует, начиная бежать быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Он летит вверх по лестнице в главный вестибюль здания, мимо вращающихся входных дверей, вниз по улице. Когда он бежит обратно к метро, он отчаянно набирает контакт Феликса на своём телефоне. У него истерика и текут слёзы по лицу. — Возьми телефон, возьми, возьми, — бубнел он. Никто не отвечает, поэтому он пытается снова. Страх сочетается с гневом, когда слова Чанбина отдаются эхом в его черепной коробке. Ему необходимо услышать голос Феликса. Он должен знать, что с ним всё в порядке. — Блять, возьми трубку, чёрт возьми! Сейчас не время игнорировать мои звонки! Феликс продолжал не отвечать. Даже не слышно гудков. Всё, что доносится до ушей Джисона, — это навязчивая тишина, несмотря на то, сколько раз он пытался дозвониться до своего парня. Когда он подлетает к станции Чхондам, то видит перед собой хаос. Столбы дыма поднимаются в воздух, царапая глаза Джисона и сдавливая его горло. Воздух разрывается от криков, от людей, пытающихся убежать. Другие же бросаются вперед, чтобы помочь. Пожарные выкрикивают приказы, приближаясь, чтобы потушить пламя, бушующее среди руин. Их сирены вопят о бедствии. Повсюду обломки. Покрытые тонким слоем пыли бизнесмены стоят, как будто они забытые памятные вещи, вытащенные из хранилища, про которое все забыли. Старшеклассники, спотыкаясь, идут к машинам скорой помощи, которые беспорядочно припаркованы на дороге. Они кашляют и из их конечностей стекает кровь. Где-то неподалёку плачут младенцы, находящиеся на руках у матерей. Джисон отчаянно осматривает всё вокруг, но не видит Феликса. Он бросается вперед, готовый вытащить его из руин станции Чхондам голыми руками, если понадобится, но прежде, чем он успевает сделать несколько шагов, чьи-то руки обхватывают его за талию, — это пожарный, оттаскивающий его с дороги. — Отпустите меня! — визжит Джисон. Он отчаянно дрыгает ногами, пытаясь вырваться. — Убирайтесь! — Вернитесь назад! — рявкает пожарный. Он отталкивает Хана подальше от опасной зоны. — Там небезопасно! — Там мой парень, — кричит Джисон. Хан толкает пожарного в плечи, дёргаясь как сумасшедший и пытаясь подобраться поближе. Он должен подойти ближе, он должен проникнуть внутрь. — Я должен вытащить его, я должен спасти его, отпустите меня… — Сэр, если ваш парень находится там, то мы вызволим его. Но сейчас вам нужно оставаться в безопасности, мы сможем сделать это. — Отпустите меня, — всхлипывает Джисон, ударяя пожарного в грудь кулаком. Он уже наполовину ослеп от горя, его колени подкашиваются. Страдание лишает его всех сил. — Мне нужно… мне нужно найти его, мне нужно найти Феликса. Пожалуйста. Просто, пожалуйста, отпустите меня, умоляю, позвольте мне спасти его. — Мы спасём его, — уверяет пожарный. — Но вам нужно остаться здесь, хорошо? Вы не можете войти внутрь. Это слишком опасно. — Пожалуйста. В конце концов он падаёт на гравий, наблюдая за происходящим перед ним затуманенными глазами. Пожарный оставляет его там. Он слишком занят, чтобы тратить время на утешение случайного гражданина. Особенно если учитывать, что Джисон больше не бежит в сторону опасности. А потом Хан остается один, рыдая посреди улицы, с дымом в глазах, волосах и лёгких. Он вдыхал пепел и пыль, ожидая момента, когда ему в руки передадут Феликса. Хан потрясен и напуган, но в остальном он в порядке. С ним всё должно быть в порядке. С ним всё должен быть хорошо. Джисон больше никогда его не увидит.

###

Десятки людей погибли в результате взрыва на станции Чхондам. Большая часть выжили, но ранены. Проходит несколько дней в поисках, в прочесывании обломком в поисках погибших тел, чтобы их могли опознать и похоронить близкие. Не всех удалось спасти. Некоторые просто не могут быть восстановлены по какой-либо причине. Одна из таких жертв — двадцатипятилетний преподаватель танцев, друг и парень Ли Феликс Ёнбок. У Джисона даже не будет возможности попрощаться.

###

Горе у всех проходит по-разному. Минхо постоянно пополняет запасы еды в квартире Джисона, в которой посуда день за днём громоздится на кухонном столе. Он это делает, чтобы хоть как-то восполнить отсутствующего человека в их жизнях. Сынмин обращается к алкоголю, ища утешение на дне очередной бутылки каждой ночью. Он и Феликс были лучшими друзьями почти десять лет. Он не способен справиться с такой потерей. Горе Чанбина проявляется в виде гнева и жжения в костяшках, а так же в замкнутости, которая пришла после взрыва. Бедная боксерская груша в местном спортзале никогда раньше не сталкивалась с таким жестоким обращением. Тем временем Джисон просто плачет. Плачет и спит, а потом ещё больше плачет, а затем влачит себя туда, где ему необходимо присутствовать. Каждая песня, которую он сочиняет на работе, пронизана горем. Каждое блюдо, которое он ест, на вкус как картон, даже если рядом с ним находится Минхо, помогающий убирать посуду. Каждый день, когда он просыпается, — это очередной ад. Его кровать никогда не ощущалась настолько большой и пустой. Теперь квартира представляет из себя просто набор стен, которые скрывают его от остального мира. Она лишена радости, которая царила в его с Феликсом объятиях. Его жизнь обесцвечена, сведена к спектру приглушенных серых тонов, через которые Джисон пробирается без какой-либо цели. Без смысла и без сердца. Как что-то может быть по-другому теперь, когда Феликса больше нет? Он проводит большую часть времени в своей спальне, лежа ничком на кровати с дырой в груди и слезами на глазах, надеясь, что все это всего лишь один большой кошмар, из которого он не может выбраться. Джисон молится, что сейчас он откроет глаза и проснётся рядом со знакомыми веснушками и озорной улыбкой. Он надеется, что проснувшись, он увидит Ли Феликса в его объятиях и будет называть парня милым, а ещё целовать его лицо. Или что однажды в его дверь постучат, Хан откроет её и найдёт Феликса по другую сторону, возможно, немного побитого и с синяками, но все ещё живого. Он не единственный, кто цепляется за несбыточную мечту. — Может быть, он сейчас в какой-то больнице, — невнятно произносит Сынмин, который заскочил к Джисону, чтобы составить ему компанию в его страданиях. — Типа в коме. И мы просто этого не знаем, потому что он не может проснуться, чтобы сказать, кто он такой, или вернуться домой. Джисон подносит бутылку водки ко рту и делает большой глоток. Позволяет алкоголю стекать по горлу, опаляя его. — Возможно, — сказал он. Но в глубине души он знает правду. Феликс не находится в коме в безымянной больнице, пока остальной мир оправляется от взрыва, которое привело его туда. Он мёртв. Он ушёл. И он забрал душу Джисона с собой в могилу, не оставив после себя ничего, кроме марионетки на её месте.

###

Сны начинаются примерно через две недели после смерти Феликса. В первом Джисон находится в своей квартире. Он лежит на кровати в точно такой же позе, в которой и заснул. Нет никаких признаков, по которым можно было бы отличить реальность от сна. Ничего, кроме чувства изоляции, которого не существует в реальном мире. Как будто его комната и кровать, в которой он находится, — это единственное, что существует. Его глаза остаются закрытыми, грудь находится в постоянном движении, пока внезапно чьи-то пальцы не проводят по его щеке. — Сони, — шепчет Феликс. Глаза Джисона мгновенно открылись. Его парень склоняется над ним, опираясь на одну руку, и смотрит на Джисона сверху вниз с непостижимой любовью. У Феликса на лице точно такое же выражение лица, которое он показывал во время самых нежных моментов, то же самое, которое Джисон выманил у него в последнее утро, проведённое вместе в этой самой постели. Феликс продолжает гладить его по лицу, подушечки пальцев легко касаются мелкой щетины Хана. — Я скучал по тебе, милый, — говорит он медленным, глубоким шёпотом. Тёплый, как солнечные лучи, сладкий, как патока. — Я так скучал по тебе. Глаза Хана наполнились слезами и он начал плакать. — Ликс! Боже, Ликс, я… я пытался найти тебя, я пытался спасти тебя… — Я знаю, — мягко говорит Феликс. Он наклоняется, чтобы прижать их носы друг к другу, прикрывая глаза. — Я знаю, что ты делал, детка. В том, что случилось, твоей вины нет, ты ничего не мог сделать. Пока Джисон продолжал плакать и отчаянно цепляться за парня, Феликс поцелуями собирал его слезы, проводя губами по чужим пухловатым щекам. Медленные действия Ли утешили Джисона, и он, наконец, успокоился. Миссия выполнена. Феликс проводит большим пальцем по челюсти Хана и изучает его лицо с грустной улыбкой. — Ты наверняка тоже очень сильно скучал по мне, да? — Невероятно сильно, — задыхаясь, говорит Джисон. — Ты даже не представляешь насколько. Я так больше не могу, Ликси. Нет больше смысла что-либо делать, если ты не со мной. — Не говори такого. Ты же знаешь, что это неправда. — Правда. Я не могу выносить всё это без тебя. Феликс вздыхает, а его пальцы застывают. И потом он говорит: — Я всё ещё здесь, ты в курсе? Может быть не физически, но я всегда рядом с тобой, даже если ты этого не осознаешь. — Это не одно и то же, и ты знаешь это. — Не одно и то же, — согласился он. Он смотрит на Джисона своими прекрасными глазами с таким же выражением, которое было когда они каждый раз встречались. Теперь они застилаются печалью, которую Джисон чувствует в глубине своего тела и души. — Я думаю, нам теперь придётся довольствоваться лишь встречами в твоих снах. Будет ли это работать, любовь моя? Я знаю, что это не одно и то же, но я не могу дать тебе что-то большее прямо сейчас. Джисон кивает после того, как Феликс заканчивает говорить. — Не важно как это, пока у меня есть возможность видеть тебя — я приму это. Я приму всё. Даже если всё будет происходить лишь в моих снах. Палец на его лице снова начал двигаться, скользя по коже. На лице Феликса появилась умоляющая улыбка. — Если ты продолжишь держать своё сердце и разум открытым для меня, то это возможно, любимый. Можешь ли ты сделать это для меня? В противном случае я не смогу быть здесь. И снова Хан быстро кивает. Из-за этого улыбка Феликса становится ещё шире, превращая его глаза в прелестные маленькие полумесяцы, а на коже под глазами появляются ямочки. Джисон взволнованно притягивает его к себе, и Феликс, наконец, наклоняется, чтобы соединить их губы поцелуем. Вот так просто сделка заключена. На следующее утро Джисон просыпается с лёгкостью в сердце, которое он не испытывал после того судьбоносного вторника. Сон с Феликсом был всего лишь сном, но он всё равно был хорошим. Хан позволяет себе греться в воспоминаниях об этом, пока солнце медленно поднимается над горизонтом. Он помнит тяжесть своего парня в его объятиях, нежность прикосновений и лёгкость, с которой он улыбался. Когда парень выскальзывает из постели, ему кажется, что другая сторона матраса всё ещё тёплая. Он часто думает об этом сне в течение дня, возвращаясь к нему в спокойные моменты. Сон кажется таким чётким, будто бы это происходило на самом деле. Но Джисон знает, что этого не могло произойти, потому что это невозможно, но всё равно от такой мысли трудно избавиться. Когда он уснул, то Феликс ждал его снова. В этот раз он находится в кафе с собаками, которое он любил посещать, будучи живым, и обниматься с лабрадором. Он посмотрел вверх и его лицо сияло от улыбки, когда Джисон встал рядом с ним. — Сони! — Феликс подскочил на ноги, чтобы заключить его в объятия. — Ты вернулся! Джисон инстинктивно обнял его в ответ, пока его мозг обрабатывал происходящее. Он продолжал держать руки вокруг талии Ли, изучая его лицо, как будто ответы на его замешательство можно найти на лице Феликса. — Это правда? — наконец, ему удаётся сказать хоть что-то. — То, что случилось вчера в нашей спальне — правда? Это действительно произошло? — Конечно. Почему это не может быть реальностью? — Я не знаю, я просто думал… я думал, что это всего лишь сон. — Это было сном, глупый, — хихикнул Феликс. — Как и это — всего лишь сон. Я говорил тебе, что на данный момент это единственный выход, чтобы видеться. Я здесь, пока ты позволяешь мне делать это. Джисон всё ещё пытается осознать что это происходит на самом деле, что это реально, но он всё равно заверяет своего парня, что всё равно позволит ему остаться. Конечно, он позволит. Почему он не должен? Он хочет забрать себе Феликса и привязать его навсегда. Если бы он мог всю оставшуюся жизнь быть во сне, он бы с радостью так и сделал. Потом его мозг уловил информацию, которую не смог обработать вчера, и поэтому парень наклоняет голову набок. — На данный момент? Есть ещё какой-то способ, чтобы мы виделись? Лицо Ли напрягается от дискомфорта. Он смотрит в другую сторону. — До меня доходили слухи о других способах, но я всё ещё изучаю их. Я дам тебе знать больше, когда у меня появится информация, хорошо? А до тех пор мы будем встречаться так. — Это идеально, — уверяет его Джисон. — Отлично! — счастье сияет на лице Феликса. Они проводят весь сон в кафе, чтобы наверстать упущенное, лаская различных собак, которые любят здесь расхаживать. Феликс, как всегда, внимательно слушает Джисона, рассказывающего о его дне. Он всегда внимательно прислушивался ко всему, что говорит Хан, даже если тот десять минут болтал о чём-то неважном. Джисон скучал по возможности сесть и поделиться с ним своей жизнью вот так. Насколько он знает, они провели около недели во сне с собачьем кафе, но это не так. Время перестаёт иметь какое-либо значение в мире снов. Только когда Феликс наклоняется, чтобы поцеловать его на прощание, Джисон понимает, что их время подходит к концу. Напоминание опечалило его, уголки рта и плечи опустились. Он чувствует, как его рот сжимается в гримасу при мысли о предстоящем уходе. — Я увижу тебя завтра, — сказал Феликс, продолжая находиться вблизи рта Хана. — Просто удостоверься, что впустишь меня снова, хорошо? — Впущу, — пообещал Джисон. Он сжал их ладони вместе и попытался запомнить, как их пальцы переплетаются, как будто они были созданы исключительно для этой цели. — Увидимся завтра, Ликси. Я люблю тебя. — Я люблю тебя тоже, — улыбка Феликса была максимально широкой. Когда Джисон открыл глаза и увидел свою спальню, то он начал отсчитывать минуты до их следующей встречи.

###

Сон быстро становится лучшей частью дня Джисона. Он планирует своё расписание, учитывая его и выделяя часы специально для дневного сна между своими делами, а также отводит время в ежедневнике для полного ночного сна, что было редкостью для него до взрыва. Но так он пытается максимально увеличить количество времени, которое он проведёт с Феликсом. Каждый раз, когда он засыпает, он знает, что снова присоединится к своему парню, и это гораздо важнее, чем что-либо ещё в его жизни. Удивительно, что он умудряется делать что-то ещё, если учитывать что его ждёт. Его социальной жизни уже не существует. Если бы не настойчивость его друзей, то он бы несколько раз пропустил бы встречу с кем-то из них. К счастью, никто из них не держит на него зла. Тем не менее, Феликс рад видеть его так часто. Он всегда рядом с Ханом, когда они вместе, всегда говорит о том, как сильно скучает по нему, когда они порознь. — Когда тебя нет, я не чувствую себя самим собой, — как-то сказал Ли. — Типо, я не настоящий Феликс. Забавная маленькая улыбка появляется на его лице после этих слов, которой никогда не было у Феликса. Это заставляет Джисона быстро заключить его в объятия, успокаивающе проводя рукой по чужому позвоночнику. — Я чувствую то же самое, — признаётся он. — Это что-то вроде… я не чувствую себя живым, если я не с тобой. Феликс утыкается носом в место за ухом Джисона. — Вот именно! Я должен был догадаться, что ты поймёшь меня. Боже, иногда я жалею, что не могу просто оставить тебя здесь, со мной, навсегда, Сони. — Я мечтаю об этом всё время, — говорит Хан, а Феликс смеётся. — Может быть однажды. — Может быть. А пока им придётся довольствоваться этими украденными моментами в мире грёз Джисона. Придётся ждать тех отрезков сна, которые Хану удаётся улавливать каждый день, чтобы они могли наконец воссоединиться друг с другом и всё могло вернуться на круги своя. Или настолько близко к этому ощущению, насколько это вообще возможно. Возможно, этого мало, но больше, чем Джисон думал, и он благодарен даже за это. Проходит около месяца, прежде чем Феликс упоминает о ритуале. — На днях я слышал кое-какие разговоры, — говорит он, свернувшись калачиком в объятиях Джисона и рисуя узоры на его груди. Сегодня они на берегу реки, вокруг них ничего нет, кроме зелёных, покрытых листвой навесов и пения птиц. Феликс вызвал его на соревнования по плаванию, когда они увидели насколько спокойной была река. По итогу это превратилось в секс. Он трахал Джисона в воде, положив руки на его бёдра и тяжело дыша в его ключицы. — Я не знаю, насколько это правда, так что, возможно, это окажется ложью. Но они говорили что-то о ритуале, который… который мог бы вернуть кого-то. Пальцы Хана не переставая перебирали влажные пряди волос Феликса. Они продолжают двигаться сами по себе, пока Джисон не начинает говорить: — Вернуть к чему, детка? — Вернуть к жизни. Он замер. — Что? — Да, — тихо говорит Феликс. Он поднимает голову и поворачивается, чтобы сложить руки на груди Джисона и положить на них подбородок. Он смотрит снизу вверх. Надежда закрадывается в уголках его глаз. — Мне всё ещё нужно разобраться в этом. Я не совсем уверен, есть ли в этом хоть доля правды или что она включает в себя, если есть, но… есть шанс, что я смогу вернуться домой, Сони. Я имею в виду, по-настоящему вернуться домой. И тогда мы сможем быть друг с другом по-настоящему, вместо того чтобы довольствоваться твоим снами. Сердце Джисона начинает биться в груди с новой силой, колотясь так, как не колотилось с того мартовского вторника. Он мог вернуть Феликса. Живого, здорового и оставить его с собой навсегда. О боже. О боже. — Разберись с этим, — быстро говорит он. — Разузнай всё, что сможешь найти. Если тебе что-то от меня нужно, то дай мне знать. Я сделаю всё, что угодно. — Это может быть опасно, — сказал Ли. — Меня не волнует. Если это означает, что ты вернёшься ко мне, то я сделаю всё, что угодно. После этих слов лицо Феликса расплывается в ослепительной улыбке, более яркой, чем солнце, сушащее их мокрые тела. Ли приподнимается, чтобы снова грубо и неуклюже поцеловать Джисона. Его руки скользят по телу Хана, прижимая его ближе к себе, а затем они валяются в траве, воодушевлённые перспективой снова быть друг с другом.

###

Ритуал — это слишком. Когда Феликс описывает ему всё, что надо сделать, то видно, как он делает это с нерешительностью — его зубы теребят нижнюю губу, как будто он знает, насколько безумно это звучит, особенно для такого мягкосердечного человека, как Джисон. — Ты не обязан делать это, — тихо говорит он. — Я знаю, что требую от тебя многого. Несмотря на все опасения, Джисон быстро качает головой. Он должен пройти через это. Не только потому, что он хочет вернуть Феликса — хотя это, естественно, важная часть, — но и потому, что он знает, как несчастен Ли здесь. Он мало что знает о загробной жизни, и парень не решается рассказать ему о ней подробнее, но он почерпнул достаточно. Хотя сны Джисона — это безопасное место для него, мир за пределами снов — это бесцветное существование, вечная монотонность. Хан знает, каково это. Без Феликса его собственная жизнь вне сна во многом такая же, поэтому он понимает, каково это — быть пойманным в ловушку, из которой, казалось бы, нет выхода. Он сделает всё, чтобы освободить Феликса оттуда. — Я сделаю это, — сказал он, звуча увереннее, чем он ощущает себя на самом деле. — Если ритуал вернёт тебя, то это ничего не значит. Так что Джисон делает всё, о чём попросил его Феликс. Он собирает травы, которые перечислил Ли, а также яблоко, символизирующее его душу. Он выбирает шёлковую чёрную ленту, которую носил Феликс, когда его волосы становились достаточно длинными, как знак парня, чтобы привязать его к Земле. Он прочёсывает Сеул в поисках зоомагазина, где продаются голуби, и забирает одного с собой, поглаживая его крылья и извиняясь перед ним всю дорогу до дома. А когда наступает следующее новолуние, он отправляется в ближайшую церковь, прокрадываясь мимо дремлющего бездомного, который развалился у ворот на кладбище, и открывая сумку со своими припасами. Его кожа покрывается мурашками от беспокойства при мысли о том, что он будет окружён гниющими трупами в полночь, но он игнорирует это. Он должен. Затем, наконец, он проводит ритуал. Травы высыпает в щербатую миску, которую он достал из кухонного шкафа, а хорошенькой голубке переламывает шею и обескровливает, при этом парень всё время плачет и извиняется. Он проводит ножом по ладони, стиснув зубы и выдавливая алые струйки в миску. Далее полученную пасту он намазывает на яблоко и ленту Феликса, поджигает их и повторяет незнакомые слова на старом корейском, надеясь, что ритуал сработает. Он должен сработать. Его сердце и разум широко открыты, язык повторяет заклинание с такой убеждённость, что оно не может потерпеть неудачу. Лента и яблоко очень ярко горят и Джисон такого никогда раньше не видел, поэтому он продолжает снова и снова повторять слова, которые ему сказал Феликс. Даже когда у него пересыхает в горле, даже когда глаза начинают слезиться от едких завитков дыма, заполняющих воздух. Снова и снова, пока внезапно пламя не гаснет, а вместе с ним и зрение, погружая парня во тьму. Джисон дёргается. Внезапный всплеск страха пробегает по его позвоночнику. Он поворачивает голову, но ничего не видит. Он не видит ни тёмных очертаний надгробий вокруг себя, ни чистой белизны сломанной птицы рядом с ним. Он вообще ничего не видит. Каждый дюйм его тела наэлектризован первобытным ужасом, а волосы на затылке встал дыбом, как будто они чувствуют что-то ещё. С ним что-то ещё. Джисон борется с желанием захныкать и закричать, прижимая дрожащую руку ко рту. Он моргает, и зрение возвращается к нему. Он пошатывается и рефлекторно закрывает глаза. Когда он в следующий раз открывает их, перед ним на земле, где когда-то были лента и яблоко, лежит обнажённое тело. Веснушчатое тело, которое Джисон знает как свои пять пальцев. — Ликс? — шепчет он, не веря своим глазам. Блять, это сработало. Ритуал сработал. — Боже мой, Ликс! Джисон бросается вперед, обнимая Феликса за плечи, утыкаясь головой в изгиб его шеи и начиная плакать. Он осыпает влажными поцелуями всю его кожу, всхлипывая. Ритуал сработал. Он сработал, сработал, сработал. Тело в его руках шевелится с тихим стоном. Шмыгая носом, Джисон поднимает голову, чтобы обхватить ладонями лицо Феликса, улыбаясь так широко, что его лицо начинает болеть. — Феликс, детка, — шепчет он. — Это я. Это Сони. Я… я провёл ритуал, и он сработал. Ты вернулся, любимый. Ты снова жив. Руки Феликса скользят по бокам Джисона, пока не останавливаются на его талии, пальцы веером скользят по спине. Он издаёт ещё один низкий звук, а затем его глаза резко открываются, чтобы посмотреть на него, и… они ошиблись. Они все ошиблись. Белки его глаз полностью исчезли, съеденные черными, как смоль, чернилами, и его черты искажаются в улыбке, которая совсем не похожа на его собственную. Джисон в эту же секунду замирает в его объятиях. Руки Феликса так сильно вцепляются в него, что кажется, будто бы он разорвёт тело Хана пополам. — Привет, любовь моя, — говорит существо, похожее на Феликса, но на самом деле им не являющееся. — Вне своей головы ты ещё красивее.

[НАШЕ ВРЕМЯ]

Быть в кругу его друзей помогает справиться ему, но не полностью. Это помогает ему в том смысле, что он рад видеть их снова, особенно потому что они не собирались вместе после атаки на станции Чхондам. Они были расколотой группой после потери, справляясь со своим горем по-своему. Когда Джисон начал видеть сны о Феликсе, он ещё больше отдалился от них, слишком сильно погрузившись в свои иллюзии, чтобы посвящать время чему-то ещё. Однако время лечит все раны. Постепенно Минхо, Сынмин и Чанбин начали оправляться от потери своего друга, и теперь, когда Феликса чудесным образом вернулся — оказывается, пьяная теория Сынмина была не так уж далека от истины — они были в гораздо более приподнятом настроении. Обед с ними полон шуток и смеха, как в старые добрые времена. Они заказывают достаточно еды. Настолько достаточно, что хватит накормить небольшую армию. Делятся забавными шутками из того времени, что они провели порознь. Шлют друг друга к чёрту и обратно при малейшей провокации и радуются тому, к чему это приводит. Им весело. Так же это напомнило Джисону в какой лжи он живёт. Каждый раз, когда его друзья спрашивают о Феликсе, ему приходится проглотить признание, которое пузырится на нёбе, и вместо правды выдавать какой-нибудь дерзкий ответ. Он должен притворяться, что всё в порядке, как будто вернувшийся человек на самом деле Ли Феликс — человек, в которого он был влюблен с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать, а не какой-то паразитический, кровожадный демон, который принял его облик. Оказывается, Феликса не было в его снах. В тот мартовский вторник он сел в метро на седьмой ветке, а затем взорвался вместе с бомбой на станции Чхондам, навсегда покинув этот мир и Джисона. Человек, которого Джисон впустил в свой разум и сердце, был чем-то другим — существом, которое видело, насколько Хан был уязвим из-за своего горя, и которое манипулировало им, чтобы освободить себя. И теперь это нечто живёт в одной квартире с Джисоном, носит лицо Феликса и его имя, мучая Хана каждый день. Оно выставило Джисона дураком. Он надеялся, что сможет обратиться к остальным за помощью, чтобы исправить ситуацию, но Ёнбок пресёк его план в зародыше. Если Хан хочет, чтобы его друзья остались в живых, то ему придётся держать их подальше от этого. Что бы ни случилось дальше, ему придётся справляться с этим в одиночку. Он знаёт, что Ёнбок выполнит свою угрозу. Человеческая жизнь для него ничего не значит. Джисон узнал об этом в ночь ритуала, когда увидел, как Ёнбок вцепился в бездомного, дремавшего у ворот, как будто он был ничем. Ничем, кроме мешка с мясом, который можно разорвать на части и съесть. Этой сцены было достаточно, чтобы Джисон потерял сознание. Когда он в следующий раз моргнул, проснувшись, он был распростёрт на коленях демона, который смотрел на него сверху вниз, а кровь размазалась по его лицу и окрашивала зубы. — Сони, — проворковало нечто голосом Феликса. Когда Хан с криком ужаса попытался убежать от него, он склонил голову набок. — Разве ты не рад видеть меня? В конце концов, ты прошёл через всё это только ради того, чтобы вернуть меня сюда. — Отойди от меня, — выдохнул Джисон с кружащейся головой. Он чувствовал, что в воздухе было мало кислорода, который он мог бы вдохнуть, как будто он умрёт от рук какой-то нечисти на кладбище в полночь, и никто никогда об этом не узнает. — Я… ты… что… Именно там, среди надгробий и увядающей травы, самозванец поведал правду о том, что произошло на самом деле. Признался Джисону, что произошло на самом деле, и что он сделал, и как Хан попал в его ловушку, словно маленькая, слепая и глупая от горя муха, пойманная на липкую нить паутины. Он назвал себя Ёнбоком со злой ухмылкой, как будто это не оскверняет всё, что касалось Феликса. Пока он говорил, то облизывал свои скользкие от крови пальцы, как будто он не мог насытиться, и, возможно, так и было, потому что, когда он закончил говорить, то вздохнул. — Я всё ещё голоден. Прошли столетия с того момента, как я ел что-то. Джисон был уверен, что тогда ему придёт конец. Он свернулся в клубок в ожидании этого, щеки горели от слёз, но демон бросил на него один взгляд и просто рассмеялся. — Не волнуйся, — поддразнил Ёнбок. — Я не причиню тебе вреда. Пока ты не дашь мне повод, — потом он — оно, Ёнбок, существо, которое выглядело как Феликс, но не было им, — потянулось к нему, чтобы схватить парня за плечи железной хваткой и соединить их губы в медно-алом поцелуе. Он проглотил всхлип Джисона, отстраняясь с лукавой улыбкой. — Увидимся, когда я вернусь домой вечером, милый. Не жди меня. После этого он растворился в ночи, чтобы найти другую ничего не подозревающую жертву, чтобы сожрать её. Нет, Ёнбок вообще не заботится о человеческой жизни. Люди для него — как скот, готовый к добыче, когда ему заблагорассудится. Он ужасная, выворачивающая наизнанку тварь, которая была заперта на века по какой-то причине, и теперь Джисон невольно натравил его на Сеул, не имея ни малейшего представления о том, как переломить ситуацию. Без малейшего понятия о том, как от него сбежать. Этот факт подтверждается, когда Джисон, шаркая, входит в свою квартиру после встречи с друзьями и обнаруживает Ёнбока, развалившегося на диване перед телевизором, как будто он здесь хозяин. Он одет в одежду Феликса, у него лицо Феликса, и на один восхитительный момент кажется, что прошедшего года вообще не было. Например, когда он оглядывается на вход, смотря на заходящего Джисона, то расплывается в солнечной улыбке и выглядит в точности как его парень, который был таким счастливым, когда видел его. Будто бы всё снова хорошо. Иллюзия разрушается, когда Ёнбок кричит: — Привет, детка. Нужно ли мне заходить сегодня к Минхо? Джисон хмурится, хотя его внутренности сжимает от беспокойства из-за угрозы. — Я же пообещал тебе, что ничего не скажу. — Просто хотел убедиться, — отвечает он. — Похоже, тогда я поем в другом месте. Хочешь посидеть со мной, пока не придёт время уходить? Этот фильм довольно забавный. На экране девушка кричит от чистого ужаса, когда маньяк с бензопилой гонится за ней. Вся ситуация настолько неприятна, что Джисон вынужден бороться с желанием швырнуть что-нибудь в стену и параллельно с этим закричать. Это нечестно. Всё, что он хотел, — это чтобы Феликс снова вернулся. Было ли это таким уж преступлением? Почему Ёнбок выбрал его? Почему он до сих пор мучает Джисона за то, что он оплакивает своего потерянного возлюбленного? — Нет, я не хочу сидеть с тобой, — выпаливает Джисон, свирепо глядя на Ёнбока. Улыбка Ёнбока не исчезает, но в его глазах появляются искры жестокости. — Раньше у тебя не было проблем с этим. На самом деле, я бы сказал, что тебе это даже нравилось. — Это потому что я думал, что ты был кое-кем другим. — Разве я не выгляжу точно так же? — спросил он, надувая губы. Он невинно моргает, повернув голову в сторону Джисона. Если не считать того, как он ведёт себя, то между ним и Феликсом нет никакой разницы. Он его точная копия, вплоть до последней веснушки. Существо даже не пытается скрыть этого. Он делает это назло, и каждое напоминание об этом делает ещё одну рану в сердце Джисона. Желание наброситься на него быстро превращается в ком слез в горле. Он сжимает левую руку в кулак, впиваясь ногтями в шрам, сделанный во время ритуала, и отводит взгляд. — Оставь меня в покое, — тихо сказал он. — Ты получил всё, что хотел, ты свободен. Так что… уходи и дай мне возможность двигаться дальше. — И лишиться возможности находиться в твоей компании? — ответил Ёнбок. — Я не думаю. Глаза Джисона начинают гореть от разочарования. Он стискивает челюсти и уходит в свою спальню, отказываясь доставлять Ёнбоку удовольствие видеть его слёзы. Демон всё же решает, что последнее слово должно быть за ним. — Ты скоро изменишь своё мнение, Сони, — позвал он его. — Просто подожди и увидишь. Однажды ты придёшь ко мне.

###

Следующие несколько дней ничего не происходит. Джисон не часто видит Ёнбока в квартире, хотя это скорее потому, что он прячется в своей спальне каждый раз, когда демон дома, не желая видеть знакомую блондинистую копну волос и столкнуться с напоминанием о том, что он приобрел и потерял снова. Это почти как жить с соседом по квартире, за исключением того, что Джисон всё время на взводе. Единственный раз, когда они разговаривают, — когда Джисон проскальзывает в ванную, чтобы отлить поздно ночью, и сталкивается с демоном, когда тот выходит из кухни. Кровь покрывает нижнюю половину его лица, а обе руки пропитаны красным до запястий. Его зубы, когда он сверкает ими благодаря улыбке, покрыты алыми пятнами. — Привет, малыш, — ласково говорит он. — Хочешь, я приготовлю тебе ужин? Лично мне он очень понравился. Джисон даже не потрудился ответить. Низкий смех Ёнбока преследует его всю дорогу до спальни. После этого они не общались до того момента, пока Джисон не получает сообщение от Сынмина. Это просто фотография, на которой щека Сынмина прижата к щеке Ёнбока, и они оба улыбаются. Одна рука демона лежит на плече Кима, другая поднята, их пальцы на ней скрещены, показывая сердечко. Ужин — вот так подписана фотография. Пульс Джисона учащается от тревоги. Пока он в ужасе смотрит на свой телефон, приходит ещё одно сообщение с указанием геолокации. Он не тратит время впустую. Через несколько секунд он вскакивает на ноги и выбегает из квартиры, а его сердце колотится где-то в горле. Он врывается в район, который ему указали, и огладывает местность. Не увидев Сынмина или Ёнбока, он начинает прерывисто дышать от паники. Сука. Сука. Этого не может быть. Он даже ничего не сказал Сынмину! Ёнбок не может так поступить с ним, это нечестно. — Джисон? — в замешательстве кричит Сынмин. Джисон поворачивает голову в его сторону. Он быстро бежит к нему. Сынмин хмурится. — Почему ты выглядишь так, словно пробежал марафон? И как ты узнал, где мы находимся? Рядом с ним стоит Ёнбок, рот которого приподнимается от восторга. Телефон Кима в его руке. На разблокированном экране видно диалог Сынмина и Джисона. Сообщения, которые он отправил, были удалены. Когда Джисон смотрит на него, его лицо ещё больше искажается в удовольствии. Он похож на кота, которому только что удалось вонзить когти в канарейку, за которой он гнался. — Думаю, просто повезло, — сказал Хан. — Я проходил мимо и увидел вас. Решил подойти и поздороваться, — он переводит взгляд с одного парня на другого, пытаясь скрыть беспокойство. — Я не знал, что вы планировали сегодня встретиться. — Чёрт, Сони, — дразнит Сынмин. — Ты не можешь оставить Ликси ни на секунду. Дай и нам немного побыть с ним. Ёнбок с озорством и теплом смеётся. — Это всё произошло слишком быстро, — говорит он Джисону. — Прошло много времени с тех пор, как мы с Сынмини последний раз проводили время вместе, поэтому я подумал, что неплохо было бы встретиться и наверстать упущенное. Решили быстро перекусить. — Да, наверстать упущенное, — повторяет Сынмин. На этот раз у Джисона не хватает сил даже чтобы покраснеть. Теперь, когда он обезумел от страха, адреналин, который преследовал его всю дорогу, уходит из его организма, оставляя после себя пронизывающую до костей усталость. У него даже не хватает духу протестовать, когда Сынмин говорить ему сесть или когда Ёнбок тянется, чтобы усадить его рядом с собой. Демон приближается к нему, кладёт руку на плечо и подносит палочки для еды к его рту. — Токпокки? — мило спрашивает он. Джисон неохотно принимает еду, помня о том, что они не одни, и Ёнбок улыбается, оставляя поцелуй на его подбородке. — Ешь хорошо, детка. Нам необходимо возвращение твоих пухлых щёчек. — Вы такие мерзкие, — стонет Сынмин. — Нет, — ярко отвечает Ёнбок. — Мы просто в любви. Сони всё что угодно сделает для меня, не так ли, любовь моя? Абсолютно всё, что угодно. Джисон впивается пальцами в бедро, проглатывая ответ, который вертелся у него на языке. Заметив это, Ёнбок переплетает свои пальцы с пальцами Джисона, крепко сцепляя их, чтобы тот не мог оторваться от него, даже если бы попытался. — Да, — под конец шепчет он. — Так и есть. Ёнбок ещё раз оставляет сладкий и липкий поцелуй на чужой челюсти. В его дыхании чувствуется тяжёлый запах смерти.

###

На нэйвере не так много информации о демонах и как с ними справиться, по большей части потому что никто не верит, что они существуют за пределами поп культуры и СМИ. Джисон продолжает просматривать сайты в поисках информации, которая поможет ему найти ответ на свои проблемы. В конце концов, большая часть того, что он находит, сводится к следующему: демонов нельзя убить, но их смертные тела могут быть уничтожены, что может отправить их обратно в то царство, из которого они пришли. Джисон должен прийти в себя и избавиться от Ёнбока раз и навсегда. Поздно ночью Джисон крадётся по коридору туда, где находится гостевая спальня. Раньше это была его домашняя студия, но так было раньше. Он не ступал в комнату ногой с того самого утра после ритуала, когда обнаружил, что Ёнбок объявил её своей. Он медленно толкает дверь, стараясь избежать предательского скрипа петель, и проскальзывает внутрь. Его ноги бесшумно ступают по ламинированному полу. Ёнбок лежит поверх покрывала, его глаза закрыты. Он продолжает спать, не подозревая о чужом присутствии. Заметно, что он тщательно пытался вымыть лицо перед сном, но кое-какой участок всё же пропустил. Кровь прилипла к уголку его рта, и это тёмное пятно похоже на веснушку. Джисон сглатывает, наблюдая за ним, и сильнее сжимая нож в своей руке, как будто он собирается слиться с ним в одно целое. Этот нож самый острый, который есть у него на кухне. И самый большой тоже. Это должно сработать. Неглубоко вдохнув, он поднимает нож в воздух, он готов опустить его и вонзить в грудь Ёнбока. Он держит его так крепко, что пальцы побелели от напряженная. Прямо сейчас. Всё, что ему нужно сделать, это найти в себе силы опустить руку. Его глаза инстинктивно скользят по лицу Ёнбока, просто чтобы убедиться, что он всё ещё спит, и застывает на нём, не имея сил отвести взгляд. Это лицо Феликса, думает Джисон. Черты лица Феликса. Глаза Ёнбока плотно закрыты, длинные тёмные ресницы покоятся на щеках. Его маленькие и идеальной формы губы сложились в лёгкую гримасу, которая всегда появлялась у Феликса, когда он спал. Джисон целовал каждую веснушку, покрывавшую его кожу, бесчисленное количество раз касался этого носа своим собственным и игриво дёргал за мочки его ушей. Это лицо, которое он увидел в своём классе десять лет назад и которое заставило его слегка ахнуть, окрасив парня в розовый свет, когда Феликс застенчиво, но решительно поставил пакет молока на его стол. Лицо, с которым он просыпался месяцами и годами, и которое он потерял одним ужасным мартовским утром. Это Феликс. Его Феликс, его любовь. Хан с дрожью опускает нож, но он не разрезает кожу, как намеревался, пробираясь в комнату. Вместо этого он держит его в своей руке такой же чистый. Он прерывисто выдыхает, его глаза горят, и он смотрит в потолок, пытаясь собрать все свои силы. Он не может сделать этого. Он должен, но не может. Как ему сделать это? Когда он опускает свой взгляд вниз, то Ёнбок уже лежит с открытыми глазами. Парень вздрагивает, и его рука инстинктивно взмахивает, нож рассекает воздух, но Ёнбок быстрее. Он хватает Хана за запястье и выкручивает его достаточно сильно, чтобы заставить Джисона выронить оружие. Он падает на кровать с мягким стуком. Джисон вскрикивает от боли, пронизывающей его руку, и снова вскрикивает, потому что Ёнбок хватает другую. В мгновение ока его швыряют на спину, прижимая к матрасу, а демон оказывается сверху, сжимая запястья Джисона над его головой. — У тебя не получится это, — ликующе говорит он. — У тебя не получится убить меня. — Отпусти меня! — Джисон пытается вытащить свои руки, но все попытки оказываются бесполезны. — Ох, Сони, — напевает он. — Мой милый, хороший Сони. Ты ведёшь большую игру, но ты никогда не сможешь избавиться от меня, не так ли? Нет, серьёзно. Ты впустил меня в своё сердце и разум и ты слишком сильно привязан, чтобы отпустить меня. Посмотри на моё лицо — как ты сможешь прогнать меня? Как ты можешь сделать хоть что-то, что могло бы причинить мне боль? Слова попадают в нужное место. Взбешённый тем, что его так быстро раскусили, Джисон издаёт слабый крик и пытается сбросить демона с себя, но его усилия тщетны. Он слишком слаб, чтобы справиться с ним, слишком бесполезен под тяжестью тела Ёнбока. Его дыхание учащается, заставляя паниковать ещё больше. И оно усугубляется ещё больше, когда Ёнбок проводит носом по шее Хана, как любовник, и оставляет поцелуй прямо за ухом, там, где заставит парня растаять на матрасе. — Если ты хочешь, то я могу быть прямо как он, — прошептал демон, будто бы он рассказывает секрет. Его слова пропитаны тем же извращённым восторгом, который охватил его, когда Джисон опустил нож. — Хочешь, я приготовлю тебе брауни, милый? Хочешь, я буду втрахивать тебя в постель, пока ты не станешь всего лишь маленьким грязным месивом? — Отпусти! Ёнбок отстраняется со смехом. Его руки, наконец, отпускают запястья Джисона, только для того, чтобы переместить парня в нужное положение — он сел прямо, а его спина поддерживается кучей подушек — и сесть ему на талию. Демон стягивает футболку через голову, и на один ужасный момент Хан боится, что он выполнит своё предложение. Но Ёнбок протягивает руку, чтобы взять нож с другой стороны кровати. Хан замирает на середине попытки оттолкнуть Ёнбока. Его взгляд метнулся к ножу, и он вспомнил чужие слова, сказанные в ночь ритуала. Он причинит ему боль, только если Джисон даст ему на это повод. Происходящее кажется чертовски веской причиной. — Время урока! — восклицает демон. Он берёт руку Джисона и сжимает её вокруг рукояти ножа, затем оборачивает поверх них свои пальцы. Итак, он направляет руку Джисона вперед и кончик ножа царапает грудь Ёнбока. — Вонзить нож кому-то в сердце не так просто, как кажется. Во-первых, вся это мерзкая история с рёбрами. Они, как правило, мешают, потому что это их работа. Скорее всего, ты просто заденешь какую-нибудь кость таким большим ножом. Если ты всё-таки сделаешь правильное попадание, то, вероятно, попадёшь в один из кровеносных сосудов. Ты нанёс бы удар, но не туда, куда хотел, не так ли? Джисон очень потерян. И очень напуган. У него нет ни малейшего понятия что происходит и почему Ёнбок делает это. Он снова пытается оттолкнуть его свободной рукой, но всё, что делает существо, это перехватывает ту руку своей и переплетает их пальцы вместе. В его больших и чёрных, как смоль, глазах появляется маниакальный блеск. — Чтобы достать до сердца, то тебе надо нанести удар с правой стороны, так ты быстрее пробьёшь мышцу, понимаешь? Это облегчает работу. — Что… почему ты рассказываешь мне это? — смущаясь, спрашивает Джисон. — Твой лучший вариант, — говорит он, задыхаясь. — Это попасть прямо под грудину и целиться вверх. Вот так. С этими словами он вытягивает руку Джисона вперед. В одно мгновение нож пронзает кожу Ёнбока и попадает в сердце. Он издаёт вздох, а Джисон в ужасе вскрикивает. Крик, срывающийся с его губ, подозрительно похож на «нет». Паническое отрицание того, что произошло, инстинктивный вопль чистого, неподдельного страха, — но не за себя. За Ёнбока, за Феликса. Ёнбок использует их сплетённые руки, чтобы вытащить нож из своей груди. Кровь хлещет из раны, стекая по золотистой, веснушчатой коже, как водопад. Джисон в ужасе пытается понять происходящее. Перед глазами начинает плыть. Нож упал на кровать. Ёнбок проводит пальцами по вытекающей из него крови с гудением, как будто не он только что нанёс себе смертельную рану. — Смотри, если бы я был человеком, — сказал он. — То это было бы концом для меня. К счастью, этого не случилось. Хэй? И снова у Хана кружится голова. Слишком много всего произошло за такой короткий промежуток времени, из-за чего его мозг грозится сломаться. Он всё ещё не оправился от неприкрытого ужаса, охватившего его, когда он подумал, что Ёнбок умер, пронзённый джисоновым ножом, и ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что это было. Урок на будущее. Предупреждение. Это слишком для него. Джисон достигает своего предела и заливается слезами, всерьёз рыдая перед Ёнбоком, хотя он пытался не делать этого. Он рыдает от всего сердца, низко опустив голову, разрываясь между облегчением от того, что Ёнбок… что Феликс в порядке, и отвращением к тому, что вообще чувствует это. Ёнбок заключает Джисона в объятия и прижимается к нему, медленно поглаживая его по спине. Знакомый приём. Именно так делал Феликс, когда ему было плохо. Если Хан зажмурит глаза, то он может притвориться, что это снова его парень, который на самом деле утешает его. — Ну, ну, милый, — шепчет Ёнбок ему на ухо. Из его груди всё ещё вытекает кровь, впитываясь в рубашку Джисона. — Я держу тебя. Всё в порядке. Ты в порядке. Ничего не в порядке. Теперь ничего никогда не будет в порядке. В момент слабости парень цепляется за демона и притворяется, что верит в эту ложь.

###

После этого больше ничего не происходит. Опять. Они снова почти не видят друг друга, особенно потому что Джисон пропадает на работе или где-то в Сеуле, лишь бы не возвращаться домой. За это время Ёнбок пару раз виделся с его друзьями, притворяясь Феликсом. Каждая встреча заставляет Джисона быть настороже. Теперь, когда Хан знает, что он не может убить Ёнбока, он также знает, что демон не может навредить его друзьям. Демон лишь ещё больше занимает места в жизни парня, потому что знает, что никуда не денется. Джисон не понимает, что делает Ёнбок, когда его нет рядом с ним или его друзьями. Наверное, он делает всё, что делают демоны. Хан следит за любыми новостями о таинственных смертях или исчезновениях, но, похоже, Ёнбок хорошо разбирается в своих жертвах, потому что властям никогда ничего не сообщают. Или, может быть, Сеул — это просто место, в котором легко потеряться. В конце концов, это большой город. Именно так продолжается их жизнь какое-то время. Но что-то изменилось, когда Чанбин заговорил с парнем о его годовщине с Феликсом. — Готовишь ли ты что-нибудь особенно на завтра? — спросил он, шевеля бровями и ухмыляясь. — Завтра же будет нечто огромное. — Нечто огромное? — Джисон даже не повернулся в сторону Чанбина, потому что был слишком занят песней, над которой они вместе работают. — Да. Твоя десятилетняя годовщина с Ликсом. Джисон застыл. Ох. Обычно, он отсчитывает дни до каждой их годовщины, ничего так не желая, как осыпать Феликса любовью по этому случаю, но после всего, что произошло, время пролетело слишком незаметно. Он и не подозревал, что годовщина будет так скоро. То есть завтра. Прошло десять лет с того дня, как он встретился с Феликсом возле кинотеатра, дрожащий от мысли, что у него свидание с Ли, и из-за этого он абсолютно не следил за тем, что говорит. К счастью, Феликс был увлечён просмотром кино. Но он взял руку Джисона в свою, крепко сжал их и подарил Хану ангельскую улыбку. Не волнуйся. Я тоже нервничаю. Прошло десять лет с их первого свидания и теперь посмотрите на них. Феликс мёртв, превратившись в пепел в металлическом гробу под землёй, а Джисон здесь, живёт с демоном, который маскируется под его покойную любовь. Волна горя поднимается, чтобы утащить его на дно, когда он снова осознаёт ситуацию. Он давит в себе рыдания из-за воспоминаний об утерянном. — Не говори мне что ты забыл. В голосе Чанбина слышится оттенок недоверия и этот голос прорывается сквозь задумчивость Хана. Джисон испуганно подпрыгивает на месте. Он на секунду забыл, где находится. Проморгавшись, он возвращается к тому, что делал, пытаясь изобразить безразличие. — Конечно нет. У меня есть планы, я просто не хочу их тебе рассказывать, потому что ты не насколько крут, чтобы знать. — Как знаешь, — Чанбин закатывает глаза, но улыбка, которая расплывается на его лице, заметна Джисону. И это приятно. — Кролики. Возможно, в другой жизни. Вернувшись домой, Джисон всю ночь плачет и оплакивает Феликса. Его телефон включается, напоминая о годовщине. На экране появляются видео, фотографии и сообщения, дразнящие его. Он смотрит на это всё сквозь слёзы и сопли, а дыра в его груди зияет и угрожает проглотить его целиком. Это несправедливо. Почему он должен был потерять единственного человека в своей жизни, которого любил больше всего? Почему он не смог вернуть его по-настоящему? Отчаяние остаётся с ним пока он не засыпает, измученный своими же эмоциями. Когда он просыпается, то он всё ещё чувствует те же эмоции, но помимо них есть что-то ещё. Что-то новое и опасное, и Хан не может это игнорировать. Он скатывается с кровати и идёт по коридору в комнату Ёнбока. Он колеблется несколько секунд, задаваясь вопросом, действительно ли он собирается сделать что-то настолько глупое, и открывает дверь. — Мы можем поговорить? — тихо спросил он. Ёнбок сел прямо, склонив голову набок. — Поговорить? — Да, — Джисон переминается с ноги на ногу, упираясь пальцами в холодный пол. — У меня есть… предложение для тебя. Просьба. Он осторожно поднимает взгляд и обнаруживает, что Ёнбок смотрит на него с интересом. — Просьба, — медленно повторяет он. — Да. — Ну, валяй, — говорит он с весельем во взгляде. — Расскажи мне всё о своей просьбе. Джисон говорится к насмешкам, которые обязательно будут. Но ему всё равно. Отчаянные времена требуют отчаянных мер. В этой квартире больше нет места для гордости и он не будет притворяться. — Когда ты был в моих снах, — медленно сказал он. — Ты был как Феликс. — Действительно. — Можешь ли… можешь ли ты сделать это снова? — тихо поделился своим вопросом. Он знаёт, что Ёнбок уловил суть, потому что его брови подёргиваются, а глаза начинают закатываться от смеха. Он в восторге от поворота событий. — Только на сегодня? Это… это наша годовщина, и я… я скучаю по нему. Я бы хотел, чтобы он был здесь. Но он не может, а ты… — Ты хочешь, чтобы я опять вёл себя как он? — закончил за него Ёнбок. Джисон промычал. Улыбка, которая расплывается на лице Ёнбока, наэлектризована. В прошлом Джисон видел в ней нечто счастливое. Выпускной Феликса, их первая совместная ночь, первый раз, когда они сказали «Я люблю тебя». Это улыбка, которая освещает его изнутри, заставляет сиять с силой миллиарда солнц. Она прекрасна. И всё это неправильно, потому что сейчас Хан видит эту улыбку не потому, что Феликс на седьмом небе от счастья. Он видит её потому, что Ёнбок добился своего. — Интересно, — размышляет он. — Значит, ты всё-таки не ненавидишь меня. А я говорил, что в конце концов ты придёшь ко мне. — Слушай, ты можешь сделать это или нет? — огрызается Джисон. Несмотря на свою решимость довести дело до конца, он смущён. — Я не знаю. Дай мне подумать об этом. Раскалённый гнев немедленно захлёстывает его. Челюсть Джисон сжимается, так же как и кулаки. Он знал, что всё будет не так просто. Конечно, Ёнбок не согласился бы. Всё, о чём он когда-либо заботился — это как бы сильнее мучить Джисона за то, что он глуп, что попался в его ловушку. — Забудь об этом, — отрезает он. — Мне не следовало говорить тебе об этом. Он захлопывает за собой дверь и стремительно уходит на кухню. Глаза снова наполняются слезами. Он нащупывает стакан и пытается взять себя в руки. Он говорит себе, что это было глупо. Ёнбок смоделировал себя по образцу Феликса, но это не значит, что демон является им. Он просто копия, вот и всё. Жестокая, жадная до плоти копия, которая просто не оставит Джисона в покое. Позади него раздаются шаги — Ёнбок пришёл за ним. Хан напрягается, готовясь к насмешкам, которые, как он знает, вот-вот последуют. Он замирает, почувствовав пару рук, скользящих по его животу, и поцелуй на затылке. — С годовщиной, милый. Каково это — быть привязанным ко мне десять лет? Джисон медленно поворачивается в его объятиях, не в силах поверить. И вот он здесь — Феликс. Его Феликс, его любовь. Волосы отчаянно нуждаются в стрижке и покраске, в уголки глаз лезут пряди, на лице ямочки от самой очаровательной улыбки в мире. Ни один скрытый умысел не скрыт за его чертами. Не осталось ни опасного вида, ни подлых насмешек. Это просто милый, нежный Феликс. Тот, что был в его снах, тот, что был раньше, тот, в которого Джисон безумно влюбился десять лет назад. Его губа дрожит и на неё скатывается слеза. — Ликси… — Хэй, что это за слёзы? — нежно спрашивает Феликс, обхватывая ладонями его лицо и смахивая влагу. Он шутит. — Они действительно были настолько ужасны? Джисон качает головой, икает и всхлипывает. — Нет, они были идеальны. Ты был идеален. Я люблю тебя очень-очень сильно. — Я тоже тебя люблю, сладкий, — сказал он. Он наклоняется вперед и целует Джисона. Сначала едва касается и слизывает его слезы. Одну руку он положил на лицо, а второй обхватил бедро и прижал к себе. Феликс высовывает язык и проводит им по сжатым губам Хана, а потом проникает внутрь. Прижимает Джисона к кухонной тумбе и целует до беспамятства, поздравляя с десятью долгими годами совместной жизни так, как они знают лучше всего. — С годовщиной, Сони, — выдыхает он, отрываясь от чужого рта, чтобы покрыть поцелуями его лицо и подбородок. — Давай убедимся, что мы продержимся ещё столько же, хорошо? — Хорошо, — кивает Джисон, откидывая голову, чтобы дать Феликсу больше пространства. Он чувствует улыбку Феликса на своих губах. Его парень слегка покусывает чужую кожу, а руки путешествуют по его бёдрам, сжимая задницу. — Идеальный, — выдыхает он. — Ты весь мой, любимый. Всегда помни это, хорошо? Больше никто не может иметь тебя. Джисон опять кивает, на этот раз с большим рвением. — Твой, — соглашается он. — Всегда твой. Конечно, он принадлежит ему. Кому ещё может принадлежать его сердце? Никто никогда не приблизится к блеску Феликса, никогда не сможет так сильно увлечь его. В небе, полном звёзд, Феликс сияет, как луна. Он — солнце для Земли Джисона, море для его берега, хранитель ключа к сердцу Джисона. Хан всегда будет любить его и принадлежать ему. — Идеально, — опять выдыхает Феликс. Он соединяет их губы ещё одним поцелуем, и Джисон падает в это ощущение, будто бы он наконец-то дома.

###

Они проводят годовщину вместе, погружённые друг в друга. У Феликса есть планы на весь день, и Джисон с радостью соглашается на всё. Ему всё равно, что они делают, главное, — они вместе. Он хочет получить каждый кусочек Феликса, поэтому он извлекает из этого дня максимум пользы. Они с удовольствием бродят по Мёндону, осматривая магазины и прилавки, несмотря на то, что Хан — домосед. Рука Джисона всё время держит руку Феликса. Парень дарит Феликсу огромный букет цветов из магазинчика, витрина которого ломилась от большого количества роз. Складывалось впечатление, будто бы продавец собрал все розы, которые росли в Сеуле, только для этого момента. Так же Джисон покупает подходящие им кольца в любимом ювелирном магазине Феликса. Они обмениваются купленным мороженым и поцелуями возле причудливого кафе, пополняют коллекцию фотографий с годовщин новыми селфи и наблюдают за уличными музыкантами. По возвращении домой Феликс печёт пирожные. Они такие же вкусные, какими их помнит Джисон. Потом они вместе моют посуду, и всё в точности так, как было раньше — много смеха и поцелуев. Феликс хватает Джисона за руку и кружит его, как будто они танцуют бальные танцы, и Хан врезается в него, напевая слова песни, в которой поётся о любви, и всё идеально. Абсолютно идеально. Так, как и должно быть. — Я люблю тебя, — сказал он Феликсу, обнимая руками его шею и даря мягкую улыбку. — Я тоже люблю тебя, — сладко повторил Ли. — Но я буду любить тебя ещё больше, если ты помоешь раковину для меня. — Понял, — сказал Джисон и отстранился от парня со смехом. Вечером они идут на ужин в стильный ресторан. Он более престижный, чем заведения, которые они обычно посещают, поэтому Джисон чувствует себя немного не в своей тарелке среди людей, одетых в платья и деловые костюмы. Феликс выглядит сногсшибательно при свете свечей. Он флиртует с Джисоном так, как будто завтра не наступит, играет с его ногами под столом. К тому времени, как они возвращаются в свою квартиру, руки Феликса начинают блуждать по чужому телу. — Подожди, — говорит Хан, смеясь из-за того, что они спотыкаются при входе в спальню. Феликс стоит прямо за ним, его грудь прижата к чужой спине, а руки тянутся расстегнуть пуговицы на рубашке. — Ты такой нетерпеливый. — Ничего не могу поделать с этим, — говорит Феликс. Он целует Джисона за ухом, из-за чего его колени становятся ватными и начинают шататься. — Не тогда, когда у меня есть такой симпатичный парень, которого я могу называть своим. Я не мог оторвать от тебя глаз всю ночь, детка. Я хотел сразу же наброситься на тебя сначала в квартире, а потом и в ресторане. — Не смеши, — парень от его слов покраснел с головы до ног. — Это правда, — настаивает тот. Он разворачивает Джисона лицом к себе, а затем ведёт его в сторону кровати. Опуская парня на неё, Феликс раскрывает ноги, чтобы сесть на чужие бёдра. Он утыкается носом в нос Хана и урчит. — Ты такой красивый, Сони. Ты позволишь мне показать это и тебе? И Джисон… Джисон хнычет. Конечно, он хнычет. В конце концов, это Феликс. И сегодня у них годовщина. Он не позволяет себе думать ни о чём другом, кроме этого, не позволяет голосу разума, который живёт в глубине его головы, издавать что-либо, даже слабый шум протеста. Нет времени на это. — Покажи мне, — выдыхает он. И Феликс показывает. Он нежными движениями освобождает Джисона от костюма. Ни одна часть его тела не игнорируется, ни одна клеточка не остаётся нетронутой. Пальцы и язык Феликса скользят по всему телу Джисона, и последний становится дрожащим месивом, жаждущим большего. Парню становится так хорошо, что он видит звёзды. Феликс находит мучительно-идеальный темп, он хочет помучить Хана как можно дольше, хочет растянуть удовольствие от секса с ним, пока тот, наконец, не кончит. Когда они заканчивают, демон обвивается вокруг Джисона, как виноградная лоза, руки обвиваются вокруг его талии, а ноги следуют по кривой дорожке, на которую упал Джисон. Они соединены друг с другом, как будто были созданы только для этого. — С годовщиной, Сони, — измученно бормочет Феликс. — Ты мой любимый человек во всём мире. — С годовщиной, Ликс. Я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить, — Джисон устраивается со счастливым урчанием. Его сердце наконец-то успокоилось. Он закрывает глаза и позволяет себе задремать. Он обнажённый и довольный лежит в объятиях своего возлюбленного, и чувствует, что в мире всё снова в порядке.

###

В следующий раз, когда Хан приходит в сознание, мир погружается в кромешную тьму. Несколько секунд у него кружится голова от сна и замешательства, он пытается понять, что происходит: где он, который час, почему он внезапно проснулся. Его глаза привыкают к теням и свету из окна, замечая знакомые контуры его спальни. Он понимает, что из сна его вывело легкое покалывание, которое снова и снова ощущается на его коже. — А? — бормочет он, нахмурив лоб. Он неуклюже тянется к пораженному участку и натыкается на чью-то голову. Ему требуется секунда, чтобы соединить всё в своей голове: жгучее ощущение — это оставленные кем-то засосы, и этот кто-то прямо сейчас лежит на нём. Он опускает взгляд и замечает растрёпанную макушку волос, освещённую луной. — Ликс? Человек поднимает голову, его черты меняются и Джисон замирает. Это лицо и тело его парня, но всё остальное какое-то неправильно. Глаза слишком тёмные и слишком хитрые. Улыбка, в которой искривились губы, слишком порочна. Жестока. Это совсем не Феликс. — Ёнбок, — выдыхает Джисон. Улыбка демона становится шире. — Привет, любимый, — низко говорит он. Он выводит большим пальцем на груди Джисона круги. — Приятно видеть, что ты наконец-то проснулся. — Что… что ты делаешь? — А на что это похоже? — он оставляет на груди Хана дорожку из ленивых поцелуев. И это ощущается лучше, чем должно быть. Намного лучше. — Ты такой милый, Сони. Такой соблазнительный. Если бы ты мне так сильно не нравился, то я бы съел тебя прямо сейчас. Джисон был сонным, но быстро просыпается. Он толкает Ёнбока в плечо и говорит: — Остановись. Это… это неправильно. — Почему? — выкидывает он. — Ты не думал об этом несколько часов назад. — Это другое, — сказал Джисон. Его дыхание прерывается из-за Ёнбока, продолжающего целовать его грудь. Эти поцелуи приятны. Даже если они неправильны. — Это было… я тогда был с Феликсом. — Неожиданные новости, дорогой, — протягивает он. Ёнбок делает паузу в своих поцелуях, чтобы взглянуть на Джисона сквозь ресницы. Зрелище достаточно соблазнительное, чтобы возбуждение поселилось в животе Хана. Джисон напоминает себе, что это только потому что Ёнбок похож на Феликса. Не потому, что он действительно нравится ему. — Я — это Феликс. Я единственный близкий человек для тебя, с кем ты можешь делать что-то. Все эти милые моменты, которые были у тебя на свидании были со мной. Нет ничего такого, чего Джисон бы уже не знал, но он всё равно съеживается от напоминания. — Это другое, — настаивает он. — Это не тоже самое. — Да, не тоже самое, — соглашается Ёнбок. Его большие пальцы продолжают выводить круги на коже Джисона, делая из него податливое нечто. Он понижает голос до шёпота с той ночи, когда Хан пытался убить его, чтобы на этот раз сказать: — Разве я не похож на него, Сони? Разве ты не хочешь меня? Всего слишком много, чтобы переварить поздно ночью, особенно учитывая, что он только проснулся. — Это неправда, — снова сказал Джисон. Слова жалко звучали в темноте комнаты. Посмеиваясь, Ёнбок возвращается к груди Джисона, его влажные губы снова прилипают к чужой коже. Парень пытается оттолкнуть его — губы Ёнбока смыкаются вокруг одного из его сосков. И демон начинает посасывать их. Сильно. Джисон издает громкий, испуганный стон. Вместо того, чтобы толкнуть Ёнбока в плечи, его руки вплетаются в волосы на затылке. О боже. О чёрт. Он сжимает обесцвеченные пряди волос и выгибается навстречу прикосновению, инстинктивно стремясь к большему. Вибрация пробегает по его коже, и Ёнбок смеется, довольный реакцией, и переходит к другому соску, сжимая его зубами, из-за чего с чужих губ срывается ещё один стон. Закончив с грудью Джисона, Ёнбок быстро прокладывает дорожку из поцелуев к его рту, чтобы соединить их губы в беспорядочном, жадном поцелуе. Хан знает, что он должен дать ему отпор, должен обрушить свою ярость на Ёнбока за то, что его решимость была выброшена. Ёнбок прав. Может, он и не Феликс, но он самый близкий человек, к которому Джисон может прийти, и прямо сейчас для него этого достаточно. Поэтому он отчаянно целует его в ответ, засовывая язык в грязный рот Ёнбока и позволяя ему осквернить свой. Пока они целуются, Ёнбок рукой раздвигает ноги Хана, сгиная его левую ногу в колене. Он двумя пальцами проникает в кольцо мышц между ног и без предупреждения начинает входить и выходить из парня. Джисон пищит ему в рот, подкидываясь. Он достаточно растянут после вечера, что им не нужна смазка. Он не может игнорировать то, насколько приятно ощущать пальцы Ёнбока внутри себя, даже если они держат такой безжалостный темп. Особенно если они держат такой темп. — Блять, — ругается он. Он отворачивается от поцелуя Ёнбока и утыкается головой в его плечо. — Блять, блять, блять. Какого чёрта это так приятно. — Конечно приятно, — Ёнбок говорит сладким тоном. Такой он использует, чтобы помучить Джисона. — Ты делаешь вид, что ты не можешь находиться рядом со мной, но как только я делаю шаг навстречу тебе, ты становишься таким открытым для меня. Таким неловким. Парень может только стонать, пряча своё лицо от чужих глаз из-за того, что оно начало гореть из-за унизительной правды. Ёнбок, задыхаясь, смеётся в его ухо и слегка сгибает пальцы, вызывая еще один одобрительный стон. Пройдя точку невозврата, Хан цепляется за демона и виляет бёдрами, отчаянно ища большего. Ёнбок быстро и целенаправленно входит в Джисона. Он не дразнит парня, погружается в него и выходит, и ждёт, когда тот будет умолять о большем. Он входит по самое основание одним движением бёдер и попадает в нужное место, и Хан громко и смущающе скулит. Из чужого рта вырывается ещё больше стонов, когда демон начинает двигаться, набирая тот же зверский темп, с которым он ранее растягивал парня. Он хватает Джисона за лодыжки и поднимает ноги, чтобы положить их на свои плечи, наклоняется над ним, прижимая его к кровати и безжалостно трахая. Джисон с трудом может сформулировать связную мысль. Его буквально вдавливают в матрас, и это не должно быть так приятно. Это чертовски приятно и всё, что остаётся Хану это принять свою участь. Его язык вываливается из открытого рта, а мышцы очень сильно напрягаются. Он кончил нетронутым. Это смущающе. Парень чувствует себя наэлектрезованным. И это ощущение растягивается, потому что Ёнбок ни на секунду не замедляется. Он настойчиво продолжает и Джисон убеждён, что тот в итоге проломит стену, учитывая, с какой силой спинка кровати ударяется о неё при каждом толчке. Затем, наконец, он замирает, его лицо выглядит сосредоточенным, когда он изливается в Джисона, окрашивая его нутро в белый цвет. Закончив, он падает на Хана, их тела липнут друг к другу из-за пота, и он втягивает парня в ещё один беспорядочный поцелуй. Он сколький из-за слюны, а ещё захватывает дух. Кожа вокруг губ Джисона становится липкой. — Ты не собираешься выходить из меня? — выдыхает он, как только заканчивается поцелуй. — Нет, — качает демон головой. — Хочу, чтобы ты снова кончил для меня. — Что? — уставился на него Джисон. Но Ёнбок уже продолжил двигаться. Он снова начинает входить в него. Скользить в Джисона проще, потому что он уже кончил в него, но парень слишком чувствительный, даже если учитывать, что демон медленно двигает бёдрами. На этот раз он прикасается к Хану во всех нужных местах, поглаживая его член вверх-вниз, и этого достаточно, чтобы заставить парня сойти с ума. Он мог бы попросить Ёнбока остановиться, но по какой-то причине он этого не делает и просто цепляется за его спину, ногтями впиваясь в кожу. Это чувствуется слишком хорошо. Немного больно, но не настолько, чтобы он захотел закончить. Происходящее кажется ему реальным, даже реальнее чем секс прошлым вечером. Слезы наворачиваются на его глазах от сверхстимуляции и начинают катиться по щекам. Ёнбок наклоняет голову и слизывает их. Его глаза в свете ночи жадно блестят. — Посмотри насколько хорошо я трахаю тебя, — говорит он грубым голосом. — Разве ты не рад, что в конце концов я выбрал тебя? Разве ты не настолько рад, чтобы сказать «да»? Они зашли настолько далеко, что Джисон не понимает, что говорит демон, поэтому он просто кивает. — Ты мой, любимый, не так ли? Весь мой? — снова кивок, поэтому Ёнбок кусает парня за плечо. — Скажи это правильно. — Твой, — задыхается Джисон. — Весь твой. — Хорошо, — он расплывается в греховной улыбке. Он наклоняет голову и впивается зубами в яремную вену Джисона. Не настолько сильно, чтобы потекла кровь, но достаточно, чтобы заявить на него права. Этого всего слишком много и поэтому Хан снова кончает со стоном, разбрызгивая сперму на свой живот. Ёнбок выходит из него, оставляя его пустым и сжимающимся вокруг воздуха, и надрачивает себе, пока тоже не кончает, добавляя беспорядка на чужом животе. Закончив, их окутывает тишина. Несколько секунд они не двигаются: Ёнбок стоит на коленях между ног Джисона, в то время как тот разложен перед ним максимально открытым. Затем на губах Ёнбока появляется улыбка. Он пробегает глазами по Джисону, восхищаясь его видом. — Блять, — усмехается он. — Тебе надо видеть себя прямо сейчас, ты выглядишь потрясающе, — секунду спустя он продолжает: — Блять. Я, должно быть, самое лучшее, что когда-либо случалось с тобой. Он наклоняется, чтобы украсть ещё один поцелуй. Джисон позволяет ему это, потому что слишком измучен, чтобы воспринимать происходящее. К тому времени, как Ёнбок отстраняется, парень уже крепко спит.

###

Джисон проснулся следующим утром и он чувствовал себя так, будто бы кинулся под автобус. Всё его тело болело. Его ноги, задница, грудь, шея. Его губы. Всё ныло. Морщась, он каким-то образом умудряется скатиться с кровати и, спотыкаясь, направляется в душ. Проходя мимо зеркала в полный рост, прикреплённого к гардеробу, он останавливается как вкопанные и его глаза округляются от шока. Он бы соврал, если бы сказал, что не помнит событий прошлой ночи. Он оглядывается на прошедшие двадцать четыре часа и думает о них с сожалением. Но он не понимал, что он будет выглядеть таким… грязным. Джисон выглядит совершенно опустошённым. Засосы разбросаны по всей коже: в основном на груди, затем на животе, бёдрах и плечах. На изгибе его шеи тоже есть след, но уже от укуса — острые зубы Ёнбока идеально впились в горло Джисона. Его губы были искусаны. Они потрескались и распухли, а на нижней губе видна засохшая кровь. На животе и внутренней стороне бедёр прилипли остатки его ночи с Ёнбоком. А ещё его волосы в самом ужасном состоянии после секса, которое он когда-либо видел. Абсурдно, но первая мысль, которая пришла ему в голову это не «ужас», а «кролик». — Господи. Он ковыляет в ванную, стиснув зубы от боли, которая поселилась в каждой клеточке его тела, и запрыгивает в душ. Он надеется, что это очистит его разум так же, как и тело, но его мозг продолжает возвращаться к воспоминаниям о вчерашнем дне. Сначала о его чудесной годовщине с Феликсом, затем о ночи, которую он провёл с Ёнбоком. Было хорошо. Действительно хорошо. И неправильно. Он должен помнить, с кем он имеет дело, верней сказать, с чем он имеет дело. Он не может снова так оступиться. Хан выходит из ванной с новым чувством решимости. Он ещё не видел Ёнбока, но когда увидит, то даст понять, что случившееся больше не повторится. Он не совершит одну и ту же ошибку дважды. Джисон заходит в лишённую жизни кухню и сразу подходит к холодильнику, выуживая арбуз, который Минхо принёс в его квартиру на днях. Он никогда раньше не резал его сам, потому что это было задачей Феликса, но он думает, что справится. Лучше поздно, чем никогда, да? Закрыв дверь холодильника, он видит Ёнбока. Парень инстинктивно вскрикивает и чуть не роняет арбуз. — Боже блять! — Почти, но нет. Всего лишь я. Сердце Хана слишком быстро колотиться от испуга и его не хватает даже на то, чтобы выдавить жалкий смешок из-за неудачной шутки. Он прижимает арбуз к груди и пытается успокоить себя. Тем временем Ёнбок осматривает парня, задерживаясь на отметинах, которые видны над воротом его футболки. Тень ухмылки тронула его рот. — Ты хорошо спал, не так ли? — сладко спросил он. Джисон покраснел настолько же сильно, насколько не хотел этого делать. Он кашляет, отворачиваясь от Ёнбока и его глупого, самодовольного вида. Демона не беспокоит недостаток внимания, поэтому он молча наблюдает за тем, как Хан возится с арбузом. — Я могу тебе чем-то помочь? — Джисон не может удержаться от того, чтобы не прикусить язык, потому что напряжение слишком сильно ощущается. Ёнбок наклоняет голову набок и задумывается: — Нет. — Тогда что ты здесь делаешь? — Я здесь живу, — отвечает он, как будто это самое очевидное, что он мог сказать. Но это не то, что имел в виду Джисон и они оба знают это. Не желая играть с ним в эту игру, Хан возвращается к арбузу. Однако, как бы ему не хотелось быть таким спокойным, каким притворяется, это не так. Непоколебимый взгляд Ёнбока невозможно перебороть. Из-за растерянности нож выскальзывает из руки и приземляется на его пальцы. Парень взвизгивает и подносит руку к лицу, боясь увидеть худшее, но всё в порядке. Сильно кровоточит, но порез выглядит неглубоким. Слава богу. — Дай мне посмотреть, — командует Ёнбок. Одним плавным движением он оказывается рядом с Ханом, хватая его левую руку за запястье. Слишком удивлённый для протеста, Джисон позволяет ему изучить пальцы. Что он и делает — его глаза сузились на ране, как у ястреба. Он проводит кончиком языка по пальцам Хана, слизывая кровь. Джисон пищит, пытаясь вырваться, но хватка Ёнбока крепка, как титан. Всё, что он может сделать, это наблюдать, как демон облизывает их, как котёнок. Он обводит два пальца языком и втягивает их в рот. Его щеки впадают, он посасывает пальцы, скользя вакуумом вверх и вниз. Всё это время Ёнбок смотрит на Джисона сквозь тёмные ресницы. Хан может только затаить дыхание и наблюдать за ним. Несмотря на его лучшие намерения, внутренности парня начинают сжиматься от возбуждения. — Всё нормально, — сказал Ёнбок, выпуская пальцы изо рта. Длинная нить слюны стекает с них, соединяясь с чужими влажными губами, но Джисон разгибает пальцы и обрывает её. Раскрасневшись, он поворачивается спиной к Ёнбоку и возвращается к арбузу. Он снова поднимает нож, но Ёнбок сразу останавливает его, подходя сзади и прижимаясь грудью к спине Хана. Он скользит руками под его футболку, оглаживая голый живот и целуя шею. Маленькие чмоки возвращают парня к утрам, когда Феликс подкрадывался к нему и делал то же самое. — Что… что ты делаешь? — тихо спрашивает Джисон, задерживая дыхание. — Целую тебя, — лениво отвечает он. — Зачем ты это делаешь? Ещё поцелуи. Они приземляются прямо за ухом Джисона, заставляя его ноги рефлекторно стать ватными. Одной рукой он сжимает столешницу, а другой — нож для фруктов, молясь, чтобы в его теле было ещё немного сил. — Потому что я хочу, — говорит Ёнбок. — Потому что тебе нравится это. О боже. Это плохо. Это действительно плохо. — Прошлая ночь, — начинает Джисон. Его голос срывается, когда демон начинает засасывать свежий засос, и от этого так хорошо, что становится больно. Но он стискивает зубы и продолжает: — Прошлая ночь была ошибкой. Я был не в своём уме, поэтому я… действовал иррационально. — Это было до или после того, как ты попросил меня притвориться твоим мертвым бывшим парнем? Я мог бы ударить его прямо сейчас, — думает Джисон в тот момент, когда его грудь обжигает внезапный прилив гнева. Он может развернуться и вонзить нож прямо в глаз Ёнбоку, если захочет. Он даже не заметит, как это произойдёт. — Ты — не он, — говорит он, заставляя себя сохранять спокойствие. Конечно, он похож на Феликса. Он знает, как подражать ему вплоть до самого последнего жеста. Он знает его манеры и причуды. Знает, как смотреть на Хана так, будто бы тот был всем его миром. Но на самом деле он не Феликс. Он просто копия. — Я мог бы быть им, — говорит Ёнбок. Слова сказаны достаточно серьёзно, чтобы заставить парня замолчать и ждать, что он скажет дальше. — Я мог бы быть им когда ты захочешь. Сделаю всё, что ты захочешь — только попроси. Он не смеет даже дёрнуться, потому что не хочет выдать свою заинтересованность. Это бесполезно, и Ёнбок это знает. Он знает это с тех пор, как впервые вошёл в сны Хана несколько месяцев назад. Вот почему он крепче сжимает Джисона и начинает утыкаться носом в его шею, сливая их тела воедино. Он уже знает, что Джисон не будет пытаться вырваться. — Что ты хочешь взамен? — тихо спрашивает он. — Ничего. Всего лишь знание, что ты — мой, любимый. Будь то когда я Ёнбок или когда я притворяюсь твоим Феликсом. Ты впустил меня в своё сердце и голову, и теперь они мои. Это звучит как справедливый компромисс, не так ли? Джисон сглатывает. На другом конце кухне, прямо напротив того места, где они стоят, на стене висит зеркало. Джисон заглядывает в него и видит то, как они выглядят прямо сейчас: его, всё ещё растрёпанного после событий вчерашнего дня, и растрёпанную светлую макушку, уткнувшуюся в изгиб его шеи. Глядя на это с такой стороны, кажется, что Феликс — это тот, кто целует его, как будто он не может насытиться. Это безумие. Почти такое же безумие, как верить в то, что его мёртвый парень навещал его во снах. Почти такое же безумие, как высасывание крови из невинного голубя в древнем ритуале по возращению мёртвых к жизни. — Хорошо. — Хорошо? — отзывается Ёнбок. Джисон слегка кивает ему, всё ещё очарованный иллюзией в зеркале. — Я твой, — шепчет он. — Я весь твой. Губы на его шее растягиваются в довольной улыбке. Секунду спустя Ёнбок вставляет свои зубы в отметину, которую он оставил прошлой ночью, и прикусывает настолько сильно, что идёт кровь. Джисон высоко и похотливо стонет, его глаза наполняются удовольствием от вида в зеркале: демон пьёт из него кровь. Он отпускает нож, который летит на пол.