Междометья

      Дождь лил без перерыва третьи сутки. Все окрестные земли утопали в воде, хотя был ещё не сезон. Почва почернела от перенасыщения влагой, грязь хлюпала под ногами и мешала каретам пройти по разбитым дорогам. Дела с реками обстояли куда хуже, их полностью размыло из берегов и, не успев построить плотины, местные лорды хватались за волосы и плакали по несчастному урожаю своих земель.       С меланхолией наблюдая как холодный ливень застилал окно кареты, Клопе смотрел сквозь пейзажи, думая о чём-то своём. Его аккуратно уложенные на правое плечо пепельные волосы едва заметно подрагивали в такт тряски. Дороги здесь были из рук вон плохие и неровные, отчего о комфортной поездке можно было забыть. Чуть прикрытые глаза, с лёгким флёром усталости на отрешённом и красивом лице делали мужчину благородным в своей таинственности.       Раз в месяц, двенадцатого числа, оставляя свои обязанности и герцогство на один день на попечение другим, он приезжал сюда. В маленькую и неприметную деревеньку у границ Паэруна, сохраняя свою личность в секрете. Оставляя лоск и блеск роскоши аристократа, одевался в тёмные и неприметные, но очень качественные одежды. Снимал украшения и знаки отличия, становясь просто кем-то, кого никто не знал. Всё ради того, чтобы провести время в маленьком и ветхом домике, который он купил пару лет назад. Одноэтажное здание выглядело угрюмо и одиноко в этом богом забытом месте. Скрипучие и голые деревья изредка подрагивали под весом упитанных и зловещих воронов. Они то и дело натужно каркали, словно накликивая беду.       Клопе это ничуть не пугало. Самостоятельно выбравшись из кареты, он неспешно шёл к облезлой и покосившейся от времени двери. И хоть сам дом выглядел нежилым и заброшенным, на его замок было наложено множество сильных высокоуровневых защитных заклинаний. Будто бы там, за этой неприметной скоромностью, скрывалось настоящее сокровище.       Половицы скрипнули под ногами Секки. Внутри убранство дома было пустым. Лишь один красный ковёр тянулся от входа до одной единственной комнаты. Клопе, однако же, немного нервничал. Его потухший взгляд заискрился от нетерпения, а руки не находили себе места. В единственной просторной комнате, стоило только в неё войти, на него тут же смотрело около сотни портретов. Красноволосый мужчина на них был разным: сердитым, злым, апатичным, спящим, смотревшим в сторону и прямо на зрителя. Изредка у него были пепельные волосы и голубые глаза, что вкупе с белоснежной рясой жнеца, делало весь его образ благочестивым. Сердце Секки бешено билось, словно отбивало чечётку. Рука, облачённая в чёрную перчатку, с нежностью коснулась небольшого бюста на пьедестале. Не страшись Секка осрамить своего единственного бога, он запечатлел бы на тонких губах, высеченных из высококлассного мрамора, поцелуй.       Однако самым важным в комнате был резной трон, на котором восседала марионетка, в точности повторяя человека. От разреза глаз до длины волос. Полный трепета и возбуждения Клопе встал на одно колено перед ней. Его глаза сияли от восхищения и безграничной, на грани помешательства, любви. Аккуратно и бережно взяв покоящуюся на позолоченном подлокотнике руку, с чаянием и трепетом, поцеловал холодную и жёсткую ладонь. И хоть марионетка не имела ни капли человеческого тепла и мягкости, для Клоппе она была всем миром. Зацеловывая каждый палец под презрительным взглядом сотни картин, Секка чувствовал себя счастливым. Словно его бог одарил своей милостью столь жалкую тварь, склонившуюся у ног.       А дождь за окном всё шёл, накрапывая с каждой минутой всё сильнее, будто старался смыть всю тяжесть этого греха.