Don't let me go

      – Пожалуйста, дай мне уйти. Ее глаза раскраснелись от слёз бессмысленной истерики, при этом не выражая ровно никаких эмоций. Пустые глаза. Ровное выражение лица. И тем не менее — растерянный взгляд — и частица мертвого отчаяния в душе, и она вырвалась наружу так сильно, как никогда ранее. Смешавшаяся с оттенком ее глаз пустота. Сотканная из отчаяния душа. В этом пустом мире ничего не было, ничего нету и ничего не могло быть. Этот мир — ее чувства, и они сформировались в тонкую символику фальши, днем и ночью играя напролет. В ней целая куча пустоты, но это всё, что у нее осталось. Если она избавится от этой пустоты, она станет лишь пуще. Она — пустота.       – Мафую… — звучит тихий нежный голос, от которого вся пустота внутри сжимается, разрастаясь фиалковым большим взрывом. — Дай мне, пожалуйста, свою руку. Мафую стыдливо задирает голову вниз — но ей ни капельки не стыдно — и послушно дает свою руку, словно механически, словно робот без чувств. А прохладная рука нежно обхватывает чужую, так бережно и крепко, ухватываясь внимательным, но не цепким взглядом. Словно Мафую — фарфоровая кукла, и через секунду она распадется на сотни кусков. Ее держат так, будто это можно предотвратить, словно у Мафую серьезно есть шанс не распадаться. Не исчезать.       – Пожалуйста, дай мне уйти, — ее голос звучит едва ли не взмоленным, а глаза чувствуются тускло, несмотря на то, что неизменно ничего не выражают. — Пожалуйста, дай мне уйти. Я так устала. Канадэ лишь внимательно ее слышала — было смешно смотреть на ее заостренные уши — и абсолютно не слушала, неуклюже обрабатывая раны. Заботливо ведёт ватой по криво изрезанной вене. Ни за что не даст ей умереть — и потому избавляется от неудачной попытки суицида, как от очередного теплого воспоминания из детства. Как от очередной холодной бессонной ночи — как от холода. Аккуратно водит ватой по ее грубым рукам и внешне держится спокойно, стирая кровь друг за другом. А внутренне разрывается от печали — потому что она не хочет видеть подругу такой. При этом неизбежно видит, потому что ее подруга неизбежно такая, какая она есть. В конце концов резко останавливается на этапе завязывания бинтов, чтобы поднять голову и смотрит с такой непоколебимой твердотой, как никогда прежде.       – Я никогда не дам тебе уйти, — сияют от надежды ее голубые глаза, — я обещаю.       – Обрекаешь себя на еще одно проклятие?       – Просто констатирую факт. И вдруг ей становится так спокойно, словно ее руки не истекают кровью.

***

      – Не дай мне уйти… Ее волосы неряшливо распущены, а челка неровная. Брови в испуге согнуты, а руки дрожат. Ее тело дрожит. Она дрожит. Ее глаза такие пустые и живые одновременно. Словно в этой второй попытке суицида она одновременно расцвела и одновременно взорвалась собственной пустотой, оставив после себя лишь то самое “истинное”. Ту самую потерянную девочку, что смотрела сейчас на свои руки так, словно они пугают. Она пугает, она — монстр. Но Канадэ смотрит на нее с такой нежностью, словно Мафую — нежность. Не проклятый монстр, что только что попыталась погубить свою жизнь собственными руками — нет. Самая прекрасная, цветущая и красивая. Самая растерянная и напуганная девочка. Такая, какой Канадэ ее неизбежно примет. Даже стоя на пороге ванны с растерянным выражением лица — неизбежно подбежит в меру своих ограниченных физических возможностей и обработает все раны, и не обнимет до тех пор, пока Мафую сама не попросит. Канадэ — нежность. Но Мафую даже близко не заслужила на это.       – Не дай мне уйти… — бормочет она, словно в предсмертном бреду — словно истинно верную молитву и то единственное слово, что может произнести. — Не дай уйти… Прошу, не дай мне уйти. А Канадэ всегда просто смотрит — так нежно и печально — и молчит, так по нежному и печальному молчит, что у Мафую в груди каждый раз взрывалась пустота, но руки Канадэ теплые, а взгляд не такой уж и печальный. Она всегда молчала во время таких случаев — не спрашивала, что случилось; не ругала и не кричала на нее; не успокаивала, не говорила, что всё в порядке — потому что ничего не было в порядке, но обязательно будет. Канадэ ей обещала. А Мафую верит ее обещаниям. Это не было, как в прошлый раз. Руки Мафую были в крови. Теперь, руки Канадэ — тоже. А они как-то и не против — до тех пор, пока им бесконечно тепло в объятьях друг друга, у них есть смысл жить. И они обязательно выживут.       – Думала, я просто так дам тебе уйти? — наконец заговорила Канадэ и посмотрела на нее с такой непоколебимой уверенностью, совсем как в тот раз. Смотрела так, как может смотреть только Канадэ. — Я не дам тебе уйти. Я же обещала. И в этот непростой момент все становится так легко, словно никогда не было сложно. И она верит — верит Канадэ и ее обещаниям.