Forgive again

Я ошибся. Не сумев сдержать свою импульсивность я всё разрушил. Я бы хотел, конечно, вернуть всё назад. Я не имел права поступать так по отношению к Йоэлю. Я не имел права поступать так по отношению к Нико. Я отвратителен самому себе, и, кажется, я только что всё потерял.

***

Выходя из подъезда дома Нико, Алекси с силой сжимал кулаки в карманах собственной куртки. Он не знал, куда себя деть от стыда, от неудобства и от того, что не знал, что делать. Если бы он имел привычку курить, он определённо бы сейчас закурил. Безусловно, головой он понимал, что его поступок — самое отвратительное, что он мог позволить себе по отношению к окружающим его людям. Нико. Как много связывало их когда-то. То, что сейчас является лишь воспоминаниями, что незатягивающимися ранами на сердце остаётся на всю жизнь. Те вечера, что они провели вдвоём пару лет назад во время карантина. Как вместе писали музыку, и как существовали только друг для друга. Как он нашёл в компьютере демо, датированное 2018 годом, и как выпросил у Нико разрешения послушать. Как сильно билось его сердце, когда он вновь и вновь включал эту демку и как всё сильнее в его голову закрадывалась мысль о том, что он должен превратить это в полноценную песню. Такую, которая точно пробьёт души людей — ведь его душу пробило. Работая в ту бессонную ночь над Bad Idea, он отгонял мысли о том, как эти строчки похожи на него самого — неужели и Нико когда-то сделал человеку больно? Неужели и сам Нико стал тем, кто уничтожил чью-то душу, одновременно с этим уничтожив себя самого? Или, может всё намного серьёзнее, и всё, что слышал Алекси в этой наспех записанной демке, лишь капля в море боли прошлого Мойланена? Постоянно тогда встряхивал головой и запрещал себе думать об этом и вспоминать своё собственное прошлое, что уже долгое время было спрятано в самые дальние уголки его души. Ну и что говорить, весь период совместного проживания с Нико был... прекрасным. Как по просьбе Мойланена они три раза смотрели Титаник. Как по очереди готовили завтраки на маленькой кухне — никогда не забуду то утро, когда Нико готовил панкейки... Всё было в муке: плита, столешницы, руки, щёки и даже в волосах. Как сидели на подоконнике, закинув друг на друга ноги и разглядывали пустынные улицы — пандемия была в самом разгаре. И он никогда не забудет, как однажды ночью он проснулся и обнаружил Нико не спящим и немного взволнованным.

***

Тепло одеяла окутывало всё его тело, заставляя съёжиться посильнее. Лишь сквозь дрёму он всё-таки почувствовал, что чего-то не хватает. Приоткрыв глаза он увидел не спящего Нико, приподнявшегося в кровати. — Что такое? — Алекси положил на предплечье Мойланена свою ладонь, и неспешно погладил. — Чего ты не спишь? — Уснуть не могу. Мелодию, кажется, придумал... — Нико стал тихонько напевать под нос придуманный мотив, и постукивать пальцами по одеялу. Алекси внимательно смотрел на него — прикрытые в сосредоточенности глаза, прикусанная нижняя губа и то, как он покачивал шеей в ритм. Еле пробивающийся свет из окна тёплым светом озарял комнату, и в этой атмосфере он был ещё красивее. — Не обращай внимания, — покачал головой Нико, и поджав губы, опустился на подушку. — Давай спать, всё равно к утру забуду. Устроившись поудобнее, Мойланен сплёл свои пальцы с пальцами Каунисвеси и, разочарованно вздохнув, прикрыл глаза. Ухмыльнувшись, Алекси откинул одеяло, и, взяв с рядом стоящего стула шорты и надев их, обошёл кровать. Нико открыл глаза и обернулся — парень протягивал ему свою ладонь. — Ты чего? — нахмурился он, всматриваясь в лицо Каунисвеси. — Пойдём. — Куда? — Пойдём. Запишем твою мелодию, — Алекси тепло улыбнулся, и дёрнул бровями. — Пойдём, пойдём. Тепло разлилось внутри Нико — он не верил в происходящее. Не верил, что ради него и его мыслей кто-то готов пожертвовать своим сном. И, конечно, последовал за ним. Шёл в зал, где они вместе соорудили что-то вроде студии — завесили окно, поставили ширму и всё оборудование. При тёплом свете настенных ламп сидели двое — один у компьютера, другой у синтезатора. Пальцы первого ловко управлялись с кнопками на клавиатуре, то и дело переключая режимы в программе и запуская запись. Руки другого плавали над клавишами, и казалось абсолютно потрясающим то, как он мог создавать музыку буквально из нескольких нот. Порой Алекси забывал нажать на «record» — следить за движениями пальцев играющего Мойланена было настолько увлекательно, что он задерживал дыхание каждый раз, когда тот начинал играть. В ту ночь они так и не уснули, до самого рассвета играя и переделывая придуманную мелодию, рылись в стихотворениях и записанных в телефонах строчках, тихо напевая их друг другу вновь и вновь. Возможно, одна из песен, что сейчас играет в плейлистах поклонников, была создана именно в эту ночь.

***

И он искренне ценил всё то, что было между ними. И с уважением относился к тому, что Нико не хотел рассказывать об этом и сохранить это в тайне. Если честно, Алекси и сам не особо хотел этим делиться. Ведь всё то, что происходило принадлежало только им. И как сильно он ненавидел себя за то, что позволил себе разрушить свои воспоминания этим глупым поступком. Ненавидел себя за то, что обошёлся так со своими близкими — это так не свойственно ему. И чёрт бы побрал ту ссору с Йоэлем, из-за которой он сорвался и пришёл к Нико. Сам не понимал, почему пришёл именно к нему. Точнее, конечно, понимал — Нико всегда был рядом, он всегда поддерживал его, и даже тогда, когда отношения Алекси и Йоэля стали открытыми, он не препятствовал, а даже наоборот, был рад за них, хоть и переживал за то, что «ребята, давайте осторожнее, отношения внутри группы...» Но он не был расстроен этим фактом. По крайней мере, Алекси так казалось. Направляясь в сторону собственного дома, где уже на протяжении трёх месяцев он жил с Йоэлем, Каунисвеси пытался понять, что ему делать. Закончены ли отношения на самом деле, ведь импульсивно высказанные слова до сих пор отдавались неприятной болью в груди.

***

— Да как же ты заебал меня со своей ревностью! — кричал Йоэль, размахивая руками. — Да, блять, значит тебе меня ревновать ко всем подряд можно, это у нас само собой разумеющееся, а как я тебя попросил не устраивать эти блядские перфомансы с Олли и Йоонасом, так сразу я ревнивый? Как с головой, в порядке, нигде не кликает? — Алекси кипел. Злость переполняла его взгляд, и даже Хокка был немного удивлён этому, ведь таким его он никогда ещё не видел. — Неужели ты не понимаешь, что это всё не серьёзно?! Я говорил тебе миллион раз, что всё это ничего не значит, блять, да мы с ними знакомы ёбаных десять лет! — Поздравляю с круглой датой, цветочки подарить?! — саркастично ухмыльнулся Каунисвеси. — Алекси, блять, я не понимаю, с каких хуёв ты так взъерепенился?! Раньше тебя всё устраивало! — Раньше, блять, я не жил с тобой и мне было насрать на твоё поведение на сцене! Зато как я появился, так у тебя сразу любовь проснулась ко всем! То с Олли тебе нужно пофлиртовать, то с Йоонасом засосаться! Пиздец, нахуй мне это нужно?! — Значит, тебе это всё не нужно? — Вот такое — нет, — выпалил Алекси, направляясь в сторону выхода. — Я не хочу, чтобы об меня вытирали ноги каждый грёбаный концерт. Алекси, прихватив с комода телефон и ключи, начал собираться. Торопился как можно быстрее надеть дурацкие кроссовки, выслушивая подгоняющие возгласы Хокка. — Да и пиздуй! Меньше мозги мне будешь ебать, истеричка! — Кто бы, блять, говорил, — усмехнулся Алекси, выходя из квартиры и громко хлопая дверью. Ему казалось, что он слышал, как где-то в квартире что-то разбивается. Зеркало, тарелки, или стеклянная дверца шкафа? Узнать он этого не мог, да и не хотел. Лишь перебирал ногами по кварталу, вновь и вновь прокручивая в голове события последнего часа. И когда мы успели стать такими? Ненавидящими друг друга, цепляющимися за каждую мелочь, бросающимися громкими словами, вспыльчивыми. Может и правда, никакого смысла в этом нет? Может, не стоило тогда нырять в этот омут с головой.

***

Йоэль. Тот, кто действительно вскружил ему голову. Их взаимную симпатию видели все вокруг — это началось ещё с того самого концерта Bring Me The Horizon в Хельсинки в 2016 году, когда они только познакомились вживую. Но плотный график Алекси и абсолютно разные круги общения до определённого момента разделили парней. До 2018 года. Всё начало меняться уже тогда. Алекси тогда и сам не заметил, в какой момент они стали проводить больше времени вместе. Конечно, они очень тесно общались, зачастую вдвоём покидали компании и довольно часто слышали — и сами понимали, — что их отношения больше похожи на какой-то чёртов броманс. Хокка, правда, ненавидел это слово и предпочитал говорить о том, что с Алекси у них просто более близкая и тёплая дружба, чем с другими. — Броманс? Блять, звучит как что-то про инцест. — говорил Йоэль. И ту ночь в Роттердаме, когда алкоголь вкупе с эмоциональным всплеском дал в голову настолько, что случайное прикосновение вызвало желание прикасаться ещё. Ещё и ещё... Прошу, не останавливайся... Тогда-то всё и началось. Их отношения вряд ли можно было назвать спокойными и полностью здоровыми. Йоэль очень сильно ревновал, хоть и порой пытался подавить это в себе. Он не ходил по пятам, не выслеживал и не контролировал. Но каждый раз завидев, как кто-то прикасается к его мальчику, если это был не кто-то, кому он доверял, то просто сходил с ума. Сходил с ума, когда Алекси общался с кем-то на мероприятиях отойдя ото всех. Ревновал к каким-то диджеям, что позвали Алекса на мероприятие. Алекси же... В этих отношениях он дал волю своей скрытой импульсивности, о которой никто из близких даже не подозревал. Он ревновал Йоэля даже к своим, хотя окружающих и самого себя уверял в том, что это не ревность — просто не надо засасывать кого-либо у меня на глазах! Срывался, кричал и разве что не слетал с катушек. Практически каждый конфликт с Йоэлем происходил на повышенных тонах — будь-то мелкие проблемы, очередная вспышка ревности, или какие-то проступки. И как громко и эмоционально они ругались — так же и мирились. Соседи, наверное, ненавидели их в такие моменты. Страсть заполняла пространство их квартиры: часами можно было слышать лишь их стоны в унисон, скрип кровати и то, как деревянная спинка бьётся о стену. Они любили друг друга. По крайней мере, Алекси был уверен в этом. Он знал и чувствовал любовь Хокка по отношению к себе, и сполна отдавал в ответ. И в какой момент всё пошло не так? Возвращался домой с привкусом ненависти к самому себе. На улице уже светлело, а он так и не хотел спать. Только кричать хотелось, громко, во всю глотку. Хотелось выйти куда-нибудь в поле и просто рвать горло истошным криком — так сильно ненавидел себя. У двери квартиры он стоял, наверное, минут десять, прежде чем достать связку ключей. Не знал, как смотреть в глаза Йоэлю, и твердил себе, что обязан всё ему рассказать. Я обманул, я предал, я изменил. Я должен всё ему сказать. Немного осмелев и обдумав несколько вариаций предстоящего разговора, он достал из кармана ключи. Будучи уверенным, что именно сейчас ему придётся всё закончить, признаться и, возможно, разбить сердце человеку, что так искренне его любил, он тихо провернул ключ в замке и вошёл. Дверь не успела закрыться, как из спальни выскочил Йоэль. Встрёпанные волосы, вспухшие не то он отсутствия сна, не то от влаги глаза, поджатые губы, что слегка подёргивались и взгляд. Взгляд, от которого ноги Алекси начали подкашиваться. Смесь боли, нежности, стыда, отчаяния и страха. Пожалуйста, не смотри на меня так. — Алекси... — он подбежал и впутал в собственные объятия ошарашенного Каунисвеси, что так и остался стоять на пороге. — Боже, я так по-идиотски поступил. Йоэль прижимал его к себе, тяжело дыша и крепко цепляясь ладонями. — Прошу, прости меня, я такой дурак, я, я не хотел тебя обидеть, слышишь? — он тараторил точно заведённый, не давай вставить Алекси ни слова. — Я чуть с ума не сошёл, пока тебя не было... Тревога в душе Каунисвеси нарастала. Он искренне хотел остановить Йоэля, чтобы тот не продолжал свою речь, но сил на то, чтобы хотя бы открыть рот, у него не было. Он стоял в ступоре, абсолютно не понимая, что ему делать. — Я так люблю тебя, Алекси, так сильно люблю... Я просто представил, что будет, если ты оставишь меня одного, и, чёрт возьми, меня накрыла паника, я сидел и трясся из-за одной мысли, что ты уйдёшь... — Боже, Йоэль... — протянул Алекси. — Пожалуйста, Алекси, прости меня, — прошептал Хокка, целуя онемевшие губы. — Я буду следить за собой, я клянусь, только пожалуйста, прошу тебя, не уходи... И он не смог. Не смог уйти и признаться ему он тоже этим утром не смог. Не хватало сил, за что он ещё сильнее себя ненавидел. Неловко обнимал Йоэля в ответ, зная, что не заслуживает этого. Не заслуживает прикасаться к человеку, которого предал самым гнусным способом. Вместе с ним шёл в спальню, чтобы хоть немного поспать — на улице уже светало, часы показывали 7 утра. Лежал на кровати, и беззвучно лил слёзы прямо на подушку, стараясь не издавать ни звука. Сжимал кулаки и сцарапывал кожу на ладонях острыми ногтями, пытаясь перенести весь негатив хоть куда-то, просто чтобы немного отпустило. Что сделать, чтобы отпустило, пожалуйста... Сгорал внутри себя ещё сильнее, когда руки Йоэля обвили его спину и прижали к себе ближе, окутывая своим теплом. Теплом, которого он не заслужил. Пропитанный ненавистью и жалостью к самому себе Алекси так и не смог уснуть. Не понимал, что ему делать дальше. Что говорить Нико, что говорить Йоэлю и чем ему аукнется этот поступок. Поступок, который он никогда себе не простит.

***

Утро на студии было более приятным. Горячий кофе, купленный по пути в студию, хорошая музыка и улыбка любимого человека — Алекси забывался. Казалось, что как-то всё само разрулится, либо же он просто старался об этом не думать. Мысли путались и прятались друг за друга, пока Йоэль рассказывал какие-то истории, прочитанные в интернете, пока лез к Алекси щекотаться и закидывал его на стол, чтобы подарить ему россыпь поцелуев. Таял под его прикосновениями, наслаждаясь и пытаясь не снести руками всё, что стояло на столе. И никто из них даже не услышал, как открылась дверь студии. — Оу, — послышалось где-то со входа. Алекси почувствовал, как его сердце, точно камень, рухнуло вниз, раскалываясь на множество осколков. — Ох, Нико, — улыбаясь, сказал Йоэль. Он, хихикая, отошёл от Алекси, прикрывая футболкой свой стояк от взора неожиданного зашедшего друга. Но Алекси понимал, что Мойланен будет смотреть только на него. И, стыдливо бросив мимолётный взгляд на Нико, он увидел, какой болью разразились его глаза — точно гроза в самую дождливую осень. — Привет, — тихо протянул Каунисвеси, чувствуя, как стыдом заполняется его тело. — Я пойду покурю, — пробормотал Хокка, доставая из пачки сигарету и зажимая её меж губ. — Алекси, идёшь? — Я тут побуду, иди, — он махнул рукой и опёрся на стол, дабы удержаться на ватных ногах. Неловкое молчание, что давило на голову Алекси было недолгим. Уже спустя полминуты голос Мойланена острыми ножами пронзил его виски. — Значит вы не расстались? Снова вместе? — обречённо произнёс Нико, оборачиваясь на выход из студии. И Каунисвеси не знал, куда себя деть. Носком ковырял ковровую поверхность и старался изо всех сил не смотреть на улыбку Нико — переполненную болью и отчаянием. — Да... — тихо ответил Алекси. — Прости... — О, Боже, нет, пожалуйста, — Нико закрыл лицо руками. — Умоляю, не извиняйся. — Но... — Даже не начинай. Я прошу тебя. Не надо. Я всё понимаю. Ты с Йоэлем и... Запнувшись, он замолчал. Алекси почувствовал на себе тяжёлый взгляд и поднял глаза — стыд стремительнее заполнял его душу. Он не мог произнести ни слова, ком в горле встал так, что трудно было сделать вдох. Хотелось исчезнуть или хотя бы вернуть время назад, чтобы не делать больно двум людям. Тем, кого он так сильно любит, с кем проводил определённо лучшие моменты своей жизни. Одному из них он уже разбил сердце. Остался ещё один. Ничего не подозревающий, ранимый и тревожный, кто кричит о том, как любит его, кто дарит ему самые горячие поцелуи, полные любви. Алекси чувствовал, как сжимается всё его нутро — он не готов причинить такую боль Йоэлю. Он знал, что за поступки свои нужно отвечать, но не был готов к последствиям, закусывая нижнюю губу до вскрытых кровоточащих трещин. — Не волнуйся. Я ничего ему не расскажу, — тихо сказал Мойланен. — Я не хочу делать ему больно. Он этого не заслужил. Он этого не заслужил. Он этого не заслужил. Я его не заслужил. Алекси опустил голову вниз, чувствую, как на глаза накатываются слёзы. — Алекси, — Нико подошёл ближе. Каунисвеси пробила дрожь, когда тот коснулся пальцами его ладони. — Никогда. Никогда. Никогда. Слышишь? Никогда больше не приходи ко мне. Я... Я не смогу. Я не вывезу. Я и сейчас, если честно, не вывожу. — Нико, — сглотнув больной комок в горле пробормотал Алекси. Глаза предательски щипало. Он пальцами сдавил переносицу, чтобы попытаться остановить это, но выходило слабо. Эхом по вискам били фразы «я не смогу», «я не вывезу», «я и сейчас не вывожу». — Никогда больше, — продолжил Мойланен, глотая комок обиды. — Я не могу больше возвращаться в это. Если... Если ты хоть немного ценишь то, что было между нами, если ты хоть немного ценишь меня — пожалуйста. Больше не делай этого. Не приходи ко мне, когда вы снова поругаетесь. Каждое слово произнесённое Нико било под дых. Каждая строчка, каждый вдох между фразами. Ещё пять минут назад Алекси казалось, что тяжелее ему ещё не будет — он ошибался. Ведь он не просто изменил. Он задел самое дорогое, что было у них: воспоминания. Ведь Каунисвеси прекрасно знал, что Нико всегда будет относиться к нему с тем же теплом, что в 2020. Он знал, что тот его всегда утешит, и чёрт бы побрал эту ссору... — Не произноси мне больше слов о наших воспоминаниях. Оставь их мне, если они для тебя ничего не значат. Прекрати разрушать меня. Я тоже живой. Я тоже чувствую боль. Как и ты. Как и Йоэль, чёрт возьми. И лучше я продолжу глушить в себе всё это и дальше, чем сидеть и ждать, когда вы снова поругаетесь и ты прибежишь ко мне. Не надо. Всё. Никогда больше, — прошептал Нико, в последний раз посмотрев в голубые, точно лёд, глаза, что, наконец, оторвались от пола и смотрели прямо на него. — Нико, я виноват. Своей вины не умаляю, я поступил отвратительно по отношению к тебе, к Йоэлю и даже к себе. Я оборвал свои собственные крылья, втоптав тебя и Йоэля в это. Я не понимаю, что меня так потянуло к тебе... — Я тоже не понимаю, почему меня так тянет к тебе. — Ты... Ты всё ещё любишь меня? — Алекси вновь тяжело сглотнул. — Какая тебе, нахрен, разница? — Я этого не заслуживаю. — Ты прав. Не заслуживаешь. Ни меня, ни Йоэля, — Нико задумался на несколько секунд. — Надеюсь, ты однажды найдёшь в себе силы сказать ему правду. Однажды. Выстроенный мир комфорта и гармонии разрушился из-за одной ошибки. Из-за одного неправильного решения, что он по глупости — а как иначе — сотворил. На чаше весов стояло всё, что у него было. На другой чаше — тяжесть признания в содеянном, груза ответственности за два разбитых сердца. Я всё разрушил.