Прежде чем погаснет свет

      Опустившись, Каин сложил крылья, в его глазах мелькнуло неподдельное удивление. На сердце приятно потеплело — поражать воображение всегда приятно. Не стоит обманываться и бегать от тщеславия. Иначе бы он не выставлял содеянное на обозрение, будто произведение искусства. Полотно из белых костей и теплого еще, алого мяса. Она сама предложила себя. Это стало ее искуплением. Ротков погряз в грехах, и есть лишь один путь к прощению. Пару часов назад он быстрым уверенным движением вскрыл горло женщины, чувствуя, как горячий водопад крови хлынул на лицо. Ему никогда не нравилась эта кровавая возня. Рубашка намокла вмиг и прилипла к телу. Спустя один последний громкий хрип его длинные, красивые пальцы пальцы коснулись полной, немного обвисшей после кормления груди, сдвинули в сторону. Пришлось с силой, рывком надавить на рукоять. Захрустело, ломаясь, ребро. Главное — не потревожить сердце…       Лицо Бориса дрогнуло на мгновение, когда к трупу подошла Лэйн. Он уложил тело в позу эмбриона, и девушке пришлось присесть, чтобы рассмотреть его. Полы длинной шубки опустились в застывшую кровавую лужу, теперь напоминавшую вишневое желе. Время смерти определит даже несведущий: кровь еще не успела свернуться, свежее мясо парило. Нет, подумал Борис, не смотри на лицо, Лэйн. Там нет ничего. Если ты действительно понимаешь убийцу, то знаешь это. Спроси себя: для чего он выставил тело на обозрение? — Это не хвастовство, — задумчиво сказала Лэйн, — он хочет что-то сказать.       Зашелестели страницы блокнота, Лэйн склонила голову, рассматривая время на часах убитой, записала.       Уголок губ незаметно пополз вверх.       Ты понимаешь убийцу, Лэйн. Читаешь как открытую книгу. Еще бы. Ты ведь криптограф. Расшифровки сложных вещей — твоя стезя. Убийца — сложная вещь, Лэйн.       Продрогшие пальцы побелели, и только изящные фаланги розовели на морозе. Борис поймал себя на мысли, что мог бы коснуться ртом алых костяшек, чтобы согреть. Он бы взял узкие ладошки в свои, спрятал от ветра, поцелуем коснулся ноготков… Карандаш замерз, губы девушки приоткрылись, и она подтопила графит дыханием.       Вмешался Дмитрий. Генерал подошел к девушке и протянул ладонь.       Уголок губ опустился.       Каин сделал шаг вперед, и ледяной взгляд Бориса метнулся к нему.       Лэйн приняла руку Дмитрия, поднимаясь. Борис сжал челюсти, натянул приторную беззлобную улыбку, не задумываясь, что сейчас-то она, наверное, вообще не к месту. Но он всегда оставался вежливым и корректным. — Хотел сказать, что это наказание? — Дмитрий скрестил руки на груди и нахмурил брови. — Я поговорил с хозяином столовой, где она работала поваром. Никто ничего не видел, и это странно. Но все-таки кое-что он выдал: Светлана отдала сына отродью, чтобы спастись.       И не смогла жить с этим. Каждую ночь просыпалась от детского плача. Она молила меня, и я даровал освобождение.       Борис смотрел только на Лэйн. Между тонких бровей пролегла задумчивая складка. Что происходило в этом резвом уме? Ему хотелось препарировать девичью голову, вскрыть черепную коробку, чтобы взглянуть на мрачные, бездушные мысли. Он не мог ошибиться насчет нее.       Это способ общения с тобой, Лэйн, а не театральное представление на потеху публике. Убийца хочет, чтобы ты прочитала послания. И сама пришла с Книгой Апокалипсиса в руках. Ведь только так можно остановить убийства.       «Ведь только так можно найти друг друга», — жестоко нашептывал голос в голове, — «Лэйн одинока, и ты чувствуешь это. Чувствуешь в каждом слове, которое ершится злобой. Ее одиночество горчит, и ты чувствуешь седой пепел на языке. Ее одиночество на вкус совсем как твое». С какого момента он смотрел на нее так?       С первого. Когда увидел ее пустые глаза и нашел в них свое отражение.       Лэйн всего лишь инструмент.       «Разве?»       Борис мотнул головой, затыкая голосок, и обратился к генералу: — Дмитрий, я прошу помощи вашего отряда в поимке этого зверя, — он знал, что Лэйн обернулась на его голос, но он не спешил взглянуть в ее сторону. — Пока маньяк не убил снова. У вас есть опыт, оружие, бессмертные. Помогите защитить Ротков. — Почему считаете, что он убьет снова? — Дмитрий изогнул бровь.       Ясно. Ты не доверяешь мне, поэтому я среди подозреваемых.       Непонимание отразилось в голубых глазах. — У женщины не достает сердца, — сказала Лэйн, подходя ближе. Мягкая, вежливая улыбка не сходила с лица Бориса. Умница-Лэйн. — Стал бы бытовой убийца оставлять себе что-то на память?       Девушка снова хмурилась, а Борис был готов расцеловать за догадливость. Умница-Лэйн. Вряд ли, конечно, ее слова повлияют на решения генерала. Борис, слышавший о каждом шорохе в Роткове, знал, что Лэйн нашли недавно в разломе, поглотившем «Сибирь», и Дмитрий не доверял девушке. Никто в отряде доверял. Даже больше — отряд отвергал ее. Но Дмитрий вдруг кивнул, соглашаясь с Лэйн.       Нет, этого не может быть.       Вежливая улыбка длинными гвоздями прибила уголки губ к щекам. Острие гвоздей с хрустом вонзилось в кость, ослепляя болью.       Очкарик-Ноа смотрел на умницу-Лэйн едва ли не с презрением, ангел-Анхея — с безразличием, но мышка-Кира — с едва скрываемой ненавистью… Почему? Неприятная догадка тронула сердце.       Борис проследил застывший взгляд Каина. Дмитрий гладил Лэйн по плечу и, наклонившись, одними губами спросил: «Ты как?»       Борис ощутил черную, почти траурную горечь во рту, растер это ощущение языком о нёбо, сжимая челюсти.       Поток ветра взъерошил волосы, поднял хрупкие кристаллы снега с земли и закружил в безумном танце. Каин поднялся, удаляясь, громко щелкнули крылья.       О, дорогой падший ангел, я понимаю, что ты чувствуешь. Едва ты нашел человека — единственного, быть может, во всей Вселенной, — что может разделить твои мысли, как тут появляется другой. Но в отличие от тебя, я не сдамся так скоро. Потому что мне важно, чтобы она закончила перевод Книги Апокалипсиса, принесла его мне, и я закончил ритуал. В отличие от тебя, я иду за целью, а не любовью.       «Неправда».              Замолчи! — Так вы поможете? — Борис встал вполоборота, мех воротника защекотал нос. Хотелось, чтобы генерал, наконец, переключил внимание с криптографа. Ладонь, гладящая женское плечо, отнялась, Дмитрий натянул перчатку. Лэйн взглянула на Бориса, на ее лице появилась вежливая извиняющаяся улыбка.       Милая, не стоит просить прощения за такой пустяк, ты ведь не нарочно привлекла его внимание?       Генерал кивнул. — Сделаем все, пока мы здесь, — Борис почти видел, как крутились шестеренки под копной черных волос. Мужчина снова занял стойку, демонстрируя военную выправку, — я не следователь, но из-за украденного сердца пока имеет смысл рассмотреть две версии: серийная и оккультная. Кира соберет улики, пока мы их не вытоптали, Грег отправится искать свидетелей. Не может быть, чтобы никто ничего не видел, — «Может», — подумал Борис, — «Страх перед моим наследием делает людей слепыми». Дмитрий не заметил секундной перемены в лице Бориса и продолжал: — Анна отправится в церковь вместе с Каином. Наверняка там есть книги на тему обрядов. «Вместе с Каином, конечно», — Борис заметил это запинку. Не доверяешь церкви и стережешь сестру? Она — твое слабое место?       — А что делать мне? — и Борис и Дмитрий повернулись к Лэйн. Она стояла, сунув блокнот подмышку, и сердито смотрела на генерала из-под сведенных бровей. Пар облачком вырывался из ее рта. Обвиняет в недоверии, догадался Борис. Нет, Лэйн, ты же видишь: он отправил ангела защищать сестру, а тебя вовсе запрет в поместье, нацепив на дверь амбарный замок. Он не даст тебе выйти, пока не убедится, что маньяк никому не навредит. Пока не убедится, что маньяк не навредит тебе. Она — твое слабое место? Тогда тебе, генерал, стоит бояться: ваш лагерь — мой дом, и у меня есть ключ от каждой двери. Лэйн продолжила, немного повысив тон: — Это неразумно. А если Анна наткнется на шифр? — Приказ не обсуждается.       Дмитрий пошел было прочь, но Борис остановил его: — Мой дед перевез часть библиотеки в охотничий домик. Кажется, я видел среди корешков что-то странное… Даже оккультное, — он заметил, каким непривычным огнем загорелись глаза Лэйн, — это может быть полезным, если вы в самом деле рассматриваете… некие жертвоприношения.       Борис с сожалением посмотрел на криптографа. Сочувствую, милая, но ведь Дмитрий уже отправил на это задание Анну. Ты должна побороться за время, которое можешь провести со мной. Во-первых, что, если в моей читальне есть подсказки к расшифровке Книги Апокалипсиса? А во-вторых, что, если я заварю тебе смородиновый чай и мы немного поговорим? Я поделюсь своим одиночеством, и ты почувствуешь, что оно на вкус такое же горькое, как и твое. Пусть генерал вьется вокруг тебя, но он не понимает тебя.       Лэйн сорвалась с места, игнорируя Бориса. Ясно. Значит, пока только во-первых. Больно ли это? Пока нет. — Дмитрий, стой. — Она упрямо схватила его за рукав и о чем-то тихо и почти торопливо начала что-то рассказывать. Наверняка о важности библиотеки в их общем деле. В нашем общем деле.       Вряд ли генерал позволит еще кому-то вот так цепляться за рукава при всех и оспаривать собственные приказы.       Это ведь подрывает твой авторитет, генерал, а еще нервирует Киру и Каина. Может быть, даже немного беспокоит меня. Совсем чуть-чуть скребет острым ноготком по позвоночнику.       Показательно не оборачиваясь на диалог за спиной, Борис уставился на отражения куполов в малиновой лужице крови, натекшей под телом. «Сначала я займусь книгами в церкви», — только и удалось расслышать. — Я займусь похоронами несчастной. У вас есть несколько часов на осмотр тела, прежде чем начнется подготовка к погребению, — сказал Борис и поднял голову. Он обратил внимание на испуганные лица зевак в окнах, и те, завидев его взгляд, мгновенно попрятались. — Всего доброго, господа.       Попрощавшись с отрядом кивком головы, мужчина направился прочь.

***

      Синий сумрак скрывал дома, тучи прятали седую луну. Дорога — вернее, вытоптанные тропки с утрамбованным снегом, — вела по окраинной улице Роткова. Здесь под снежными шапками покоились деревянные домики. Часть казалась заброшенной, но несколько выдавали жизнь сизой струйкой из печной трубы и слабым свечным светом, отогревшим кружок в замерзшем окне. Проходя мимо, Лэйн в оранжевом дрожащем свете заметила бумажную выцветшую иконку, лежащую на пыльном, затянутом путине подоконнике. Между двойным стеклом лежала вата и мох, старая краска на деревянной вате облупилась и вздымалась, как края рваной раны. — Грег обещал, что завтра будет метель, — сказала Лэйн невпопад, на секунду задержавшись у чужого окна.       Каин шумно выдохнул. — Мужские имена стали чаще появляться на твоих губах.       Лэйн чувствовала горькую усмешку в словах ангела, но не была готова отвечать. Девушка едва ли ощущала острую взаимность хоть к какому-либо из произнесенных имен. Разве что взаимную вежливость? Может быть. Она не помнила, что значит проявлять симпатию.       Им ничего не стоило добраться по воздуху, но Лэйн просто жаждала прогуляться и подышать воздухом после увиденного сегодня. Она вспомнила белую кость сломанного ребра, синие и сизые трубки, торчащие из горла, дорожку крови, уходящую с уголка рта к щеке. Нет, ей не хотелось прийти в себя или что-то такое. Это и испугало. Ее звали Светлана, и она отдала сына отродью, чтобы спастись самой. Лэйн остановилась, зажмурилась, пытаясь услышать глас сочувствия. Завывал ветер, баюкая снег на ветвистых еловых лапах; где-то далеко в городе лаял голодный пес; скрипела дверь незапертого сарая. Ничего. Девушка открыла глаза. Тьма сгущалась, пряча очертания домов, тропка терялась во мраке. Холод кусал щеки. Каин осторожно коснулся плеч: — Все в порядке?       Лэйн кивнула. — В полном.       Купола церкви темнели на сером небе впереди. Священник нехотя показал библиотеку и удалился. Здесь было ненамного светлее и теплее: свечи на стенах дрожали из-за сквозняка. Тем не менее Лэйн сбросила на скамью шубку, сняла платок. Пахло сырым деревом, старыми книгами, ладаном и воском. Невысокие стеллажи едва различались в темноте, но девушка безошибочно нашла нужный и заметила несколько подходящих книг. Одна из них, о Баале, словно умоляла прикоснуться к себе, и Лэйн строптиво решила отложить ее напоследок. Может быть, это сказывался страх. Может быть. Лэйн не могла сказать точно, потому что не помнила, каково это — бояться чего-либо. Каин, осмотрев каждый угол помещения, быстро вернулся и сел рядом. Его присутствие немного грело. Словно тепло от горячего вина разливалось в груди. Совсем немного…       Прошел час или около того — девушка совсем не следила за временем. Лэйн осторожно перелистнула страницу, вчитываясь. Пришлось напрячь зрение, взгляд пробежался по строчке: «ты ни холоден, ни горяч; и в этом равнодушии твое проклятие». Пыль взметнулась вверх и попала в нос, вызвав щекотку, когда Лэйн с силой захлопнула книгу. Она вдруг поняла, что сидела одна. Свечные огарки таяли, сквозняк задул четверть из них. Незнакомое и одновременно известное ей чувство заставило оглядеться, а дыхание — участиться. Воздух стал гуще, сама атмосфера поменялась и чувствовалась напряженнее. Оставшееся пламя свечей бросало тени на стены, которые вдруг задвигались невпопад огню. Лэйн протерла глаза, по спине с затылка побежали мурашки, и девушка поежилась. От мрака в углу отделилась тень. Лэйн замерла. Сердце стучало быстрее.       Взяв книгу двумя руками, словно оружие, Лэйн медленно поднялась. Тихий звук, словно кто-то осторожно передвинул книжную стопку, коснулся уха, и Лэйн резко обернулась.       Никого. Только тьма и тени.       Тяжело дыша, Лэйн поспешила к писанию о Баале, но, увидев между стеллажами упавшую книгу, замедлилась. Она была открыта, сквозняк перебирал страницы, однако скрип старых досок заставил девушку поторопиться. Лэйн слышала, как позади с громким стуком упал тяжелый фолиант, затем второй, третий. Глухая удушливая тишина заполнила библиотеку, разрываемая только звуками падающих томов.       Стремительно двигаясь, Лэйн оказалась у нужного стеллажа, вернула книгу и занесла руку над пустым местом. Книга о Баале исчезла. Волосы на затылке становились дыбом, и вдруг она ощутила чужое горячее дыхание почти за ухом. Бой сердца прекратился совсем. Тело подействовало машинально: она метнулась в сторону, готовясь бежать, но чужая рука преградила путь, и Лэйн больно ударилась грудью. Тень ухватила девушку за волосы, заставляя развернуться лицом к стеллажу, прижаться животом к полке.       Каин, где же ты, когда так нужен?       Лэйн вцепилась пальцами в ладонь, удерживающую волосы, попыталась лягнуть нападавшего, но тот сжал девичьи ноги коленями. Возня прекратилась так же быстро, как и началась. Сердце снова забилось и забилось спокойно от охватившего облегчения. Человек. За ней гнался человек. Свободной рукой убийца — а это был именно он, Лэйн не сомневалась, — упирался в полку. Лэйн обратила внимание на длинные пальцы в черной тонкой коже перчаток. У шеи услышала тихий протяжный вздох и такой же тяжелый выдох.       Кричать… Должна ли я кричать? Он убьет меня. Убьет ли он меня?       Раздался приглушенный и сбивчивый голос, почти шепот: — Почему ты бежала, милая?       Девушка напряглась, пытаясь определить владельца голоса, но не узнавала его. Бесполезно. Другое отвлекло ее внимание — и девушка вдруг округлила глаза. Всего минуту назад, она чувствовала страх. Сильный и дикий, заставляющий сердце замирать и биться в бешеном ритме. — Потому что я испугалась, — ответила она честно и громко, надеясь, что Каин все же где-то здесь и услышит ее. Сердце гулко и часто стучало: она чувствовала! Прямо сейчас… Ее сердце колотилось, больно молотя о ребра. Пытаясь успокоиться, Лэйн попыталась собрать максимум информации об убийце. «Сфокусируйся», — попросила она саму себя, — «Если бы он хотел убить, то сделал бы это сразу» Она скосила глаза на руку. Он носил черную водолазку и кожаные перчатки, тонкие настолько, что, наверное, на свету виднелись полоски кожи на фалангах.       Дрожащие пальцы девушки сдвинулись с волос туда, где, по ее мнению, должно быть лицо мужчины. И он позволил это сделать. Более того, он поощрил ее, прошептав: — Умница, — и неожиданно ткнулся носом в ладошку, как кот, требующий ласки. Лэйн замерла. Кожа коснулась тканевой маски. Она полностью скрывала голову: и волосы, и глаза, и нос, и губы. Почувствовав жаркое дыхание, девушка отдернула руку. Он прижался крепче, кофточка задралась, и холодная пряжка ремня обожгла оголенную кожу спины.       Он сильно выше, и это все, что Лэйн узнала. Чего она знать не могла — так это того, что чувствовал ее мучитель. Тьма скрыла интеллигентного, галантного мужчину, который вежливо и натянуто улыбался днем на внимание Дмитрия к Лэйн, который расшаркивался перед этой сворой необразованных бродяг, сбившихся в отряд. Который душил в себе любую симпатию к своей жертве, которая прямо сейчас пыталась на ощупь понять очертания его лица. Но маска освобождала то темное, что крылось на дне кристально-голубых, почти невинных глаз. Он должен был лишь напугать ее, заставить ощутить угрозу, чтобы та поторопилась со спасением. Но вот она бежит — и Борис становится гончей, загоняющей зайца. Он мирится с ядовитым голоском, который раскалывал разум надвое, который молил прижаться ближе, уткнуться пахом в поясницу, расставить коленом стройные ножки и потянуть хвост в руке на себя, заставить запрокинуть голову. Потому что во тьме это делать проще, правда? Потому что легче делать зло, когда никто не видит лица виновника. Скрываясь под чужой личиной можно, наконец, признаться: что с того, что за время, проведенное вместе, ему вдруг захотелось узнать Лэйн? И если уж ему так нужна эта Книга, то почему бы не сорвать с этого деревца не только листья, но и плоды? — Почему ты бежала? — голос стал злее, требуя ответа, свободная рука легла на шею, пальцы с силой сдавили, и из горла Лэйн вырвался хрип. Вопрос не о ее чувствах, а о причинах. Там, на площади, показывая миру преступление, он хотел что-то сказать. И это не было монологом — он ждал реакции. Она засмеялась, и ее смешок холодом пробежал вдоль мужских позвонков. — Ты не хочешь меня убить. Тебе нужен собеседник, я права? — Хорошая девочка, — он не ослабил хватки, потянул волосы сильнее, коснулся носом кончика уха, поводя головой. Это странное действие вызвало волну мурашек на лопатках, и Лэйн, наверное, должна была устыдиться своих ощущений. — Почему я? Раздался хлопок крыльев и обеспокоенный голос Каина: — Лэйн! Нападавший вдруг стянул маску до подбородка и прикусил зубами мочку девушки. — Скоро поймешь, — кожей Лэйн чувствовала улыбку на губах, — ты меня поймешь.

***

      И Ноа и Лэйн приходилось высоко и с трудом поднимать ноги, чтобы вырвать ступни из снежного капкана. Намело по колено, и до охотничьего домика оставалось еще минут двадцать. По крайней мере, они не боялись обморозиться: Лестер где-то раздобыл варежки, пуховую шаль для Лэйн и две пары белых валенок— с теплым носком холода не ощущалось вовсе. Ноа что-то нудил под нос, левой рукой отводя от лица еловые ветви. Где-то в глубине с сосны взмыла, каркнув, черная птица, и большой ломоть снега рухнул прямо перед путниками. Ноа закатил глаза. Он не хотел идти вообще, но ослушаться Дмитрия значило навсегда остаться в наряде на кухне.       День выдался погожий: солнце отражалось в каждом ледяном кристаллике, наст крепкой коркой укрыл тропинку, морозец щипал раскрасневшиеся носы. Лэйн приложила варежку ко рту и подула в ладошку горячим воздухом. Она надеялась, что им повезет, и она отыщет нужную книгу в библиотеке Бориса. Вчера она вышла к Каину с колотящимся от страха сердцем и расширенными от адреналина зрачками. «Я ничего не нашла», — сказала, стараясь, чтобы голос не выдал внутреннюю дрожь, чтобы это, черт возьми, прозвучало так же равнодушно и безразлично, как и всегда. Каин нахмурился. Он заметил перемену.       Наконец, деревья расступились, открывая охотничий домик хозяина поместья, где ютился отряд Дмитрия. «Домик» скорее напоминал усадьбу поменьше, и Лэйн поразил контраст между конурами на окраинах Роткова и роскошеством дома Бориса. Они вошли через центральный вход, обмели валенки стоявшим у порога веником, надели предложенные тапочки. Люба встретила гостей горячим чаем со смородиновым листом, и от этого домашнего уюта стало не по себе. Будто не было отродий за периметром Роткова, будто не умирали люди. Лэйн зажмурилась, делая глоток, слушая себя, но сочувствие отрицательно покачало головой. Люди умирают каждый день. Что с того?.. Борис потянулся к чашке, когда Лэйн ставила свою, и их пальцы всего на мгновение соприкоснулись.       Ноа закатил глаза. — Разберитесь с книгой поскорее, — пробурчал он, вытягивая ноги, — Грег говорил о метели вечером, хочу успеть к ужину. — Да, вы правы, Ноа, — Борис мягко улыбнулся и посмотрел на девушку, — пойдем, Лэйн. Библиотека занимает два этажа, тебе понравится. — Вау, — притворно удивилась Лэйн. Хотя, сказать по правде, мысль о таком богатстве воодушевляла.       Борис встал и галантно протянул руку. «Какой же ты высокий», — отчего-то смущенно подумала она, подавая ладонь в ответ. Это всего лишь вежливость с его стороны. Ободок кольца холодил кожу. Когда она поднялась, он какое-то время еще держал женскую ладонь, ее тонкие пальцы нехотя выскользнули из его руки.       Он заметил это. Прикосновение мягких подушечек к тыльной стороне ладони, как удар током.       Панорамные окна библиотеки пропускали слишком много света, здесь негде спрятаться, невозможно заговорить открыто, из тени. Лэйн подошла к стеллажу, потянулась к корешку и, поняв, что не достанет, огляделась в поисках стремянки. Борис поспешил помочь. Он встал позади, как в церкви, потянулся к книге, другую руку для баланса положил на девичью талию. Она такая… тоненькая. Он мог бы обхватить ее руками, если бы захотел.       И он хотел. — Спасибо, — проговорила она, отводя глаза и принимая книгу. — Не за что, Лэйн, — вежливая улыбка может скрыть что угодно. Ненависть, презрение, похоть.       Ее взгляд не выражал ничего, кроме тоски, и ему отчаянно хотелось зажечь в них интерес. — У меня кое-что есть для тебя, — он достал из кармана узкий футляр, — маленький подарок в честь нашей дружбы. Повернись, пожалуйста, — смутившись, Лэйн встала к нему спиной, и Борис аккуратно застегнул цепочку на ее шее, — это берилл, — Борис старался не переходить на шепот, чтобы не оказаться разоблаченным в такой момент, — он символизирует счастье. — Ты такой хороший.       Лэйн повернулась, и, как показалось мужчине, в ее взгляде появилось что-то похожее на благодарную улыбку. Он кивнул, принимая ее, и, чтобы не смущать Лэйн вниманием, отошел. Взял какой-то роман в яркой обложке и, расположившись в кресле, отвернулся. Раскрыл книгу и поднял взгляд на окно. В стекле отражалась хрупкая женская фигурка, то задумчиво касавшаяся камней на шее, то листавшая страницы. В библиотеке, конечно, нет нужного тома, потому что не время. Потому что глупо наводить подозрения на себя.       Он выкрал писание из церкви, чтобы Лэйн оказалась здесь, чтобы не добралась до правды раньше времени. Раньше всех подсказок.       И вот она — в твоем доме. Как ты и хотел.       Ты хотел напоить ее допьяна горьким одиночеством. Хотел, чтобы она наконец нашла пристань тревогам и печалям. Ведь она такая же, как и ты. В пустоте серо-голубых глаз ты разглядел отражение своей смертельной тоски. Может быть, всю эту пляску с ритуалом ты тоже задумал лишь для того, чтобы увлечь ее?       Борис вдруг пожал плечами, и Лэйн краем глаза уловила это движение. Улыбка украдкой украсила ее губы. — Твой дедушка собрал внушительное собрание про эзотерику и мистицизм, — она заговорила первой, — почему?       Потому что он хотел призвать демона в этот мир. Демон требует частей тела, но я не знаю, как закончить ритуал верно. Судя по записям деда, разгадка есть в Книге Апокалипсиса, но она требует расшифровки. Вот и все. — Приятное ощущение тайны, — ответил Борис, улыбаясь. Где-то он слышал это выражение. Давно, в прошлой жизни, еще до того, как Ротков позвал его закончить начатое. Или, может, это чувство одиночество заставило вернуться в родной дом? — Спасибо, что позволил взглянуть.       Вот и все? Нет, не все! Она требует расшифровки, и на удачу появилась и Книга и ты. И во мне вдруг родилась надежда… Надежда быть понятым, расшифрованным. Ты найдешь ключик к моему шифру, Лэйн. Я всего лишь человек. Пусть ты не поймешь Бориса, но ведь ты узнаешь его… Узнаешь убийцу. Вы еще пообщаетесь более… тесно.       Мягкая, вежливая улыбка может скрывать что угодно. — Не за что, Лэйн.       В отражении он видел, как девушка, закрыв книгу, уже несколько минут просто смотрит на него. Их глаза встретились. Покачав головой, сбрасывая наваждение, Лэйн поставила фолиант на полку и взялась за следующий. Склонилась над ним, нахмурила бровки, задумчиво закусила нижнюю губу.       Похоть — это понятное чувство. Его легко поставить в ряд среди других физических ощущений. Например, рядом с болью. Боль, когда случайно обливаешь палец кипятком, пока ополаскиваешь чашку. Острое жжение от ожога, подбирающееся к кости. Пронизывающий до позвонков холод, когда снег падает с ветки за воротник, и хочется поднять плечи, чтобы спрятаться. Удар током, когда подушечки пальцев касаются тыльной стороны ладони. Нежное поглаживание щеки сквозь маску. Давление, когда зубы смыкаются на маленькой девичьей мочке. Жар в паху, поднимающийся волнами к животу, проникающий в грудь.       Борис приподнялся, сел, скрестив ноги.       Думай о другом.       Похоть вызвать проще, чем что-то эмоциональное. Тоску по рукам. Тепло в груди от слов и улыбки. Борис не мог подобрать корректных сравнений, потому что никогда не чувствовал ничего подобного. Хотя, возможно, ревность? Он сжал челюсти до играющих желваков, вспоминая, как Дмитрий ласково гладил Лэйн по плечу и, склонившись к ней, заботливо спросил: «Ты как?» Почему спросил именно об этом? Дурак. Борис никогда бы не спросил такой чуши. Он знал: Лэйн в порядке, ей все равно. Только Борису не все равно, когда перед его взором предстает обеспокоенное лицо генерала. Слишком много личного в этой эмоции, слишком много значимого. То, что он позволяет девчонке при всех оспаривать свои решения, то, как он пытается уберечь ее…       Борис закусил изнутри нижнюю губу и сжимал зубы, пока не почувствовал привкус ржавчины на языке.       Солнце клонилось к закату, прячась за лесом. За окном начиналась метель. «Что ж», — безразлично подумал Борис, — «Придется внести коррективы в изначальный план». Сумерки медленно опускались на землю, и в библиотеке стемнело. Мужчина поднялся с кресла. — Я зажгу свет, — сказал он. — Не стоит, — ответила Лэйн, закрывая очередную книгу. — Пора возвращаться. Дмитрий разозлится, если мы задержимся.       Ты хотела сказать: «Ноа расстроится, если пропустит ужин». Верно, милая? — Не смогу отпустить тебя, — по лицу Лэйн сообразив, что проговорился, Борис тут же поправился: — Не могу отпустить вас в метель. Лучше задержаться на ночь здесь, чем навечно — в лесу.       Он отошел, открывая вид, и ладонью указал на окно. Снег с силой бросался в стекло, словно хотел ворваться в дом. Ели и сосны еще виднелись, но девушка понимала: уже через полчаса метель усилится и, если они выдвинутся, то наверняка замерзнут насмерть. — Надо обрадовать Ноа, — ответила она и сердито свела брови.       Борис не стал спрашивать, нашла ли Лэйн что-либо. В конце концов, это вообще его не касается.       В гостиной царил сумрак, и Борис беспощадно щелкнул выключателем. Проснувшийся от резкого света Ноа закрыл ладонью глаза, пробормотал что-то нечленораздельное, но очень нудное. — Зря я это сделал, — извиняющимся тоном сказал Борис, — вы ведь могли и дальше спать. Извините. Распоряжусь, чтобы Люба принесла одеяла.       Ноа бросил взгляд в окно и страдальчески застонал. Достал рацию и попытался наладить связь. Борис остался, чтобы услышать реакцию Дмитрия — его драгоценная Лэйн остается в поместье с другим мужчиной.       Интересно, насколько они сблизились. Помешает ли он мне заполучить Лэйн и Книгу Апокалипсиса?       Приглашать ее сюда было ошибкой.       Лэйн обратилась к Борису с вопросом, где ей расположиться, и он сделал задумчивый вид. Рация зашипела, раздалось суровое генеральское «Да». — Метель, — коротко рапортовал Ноа. — Отправлю за вами Грега, — отрезал генерал, и Борис внутренне улыбнулся. — И потеряете снегоход, — резонно заметил очкарик. Еще чуть-чуть, и он снова закатит глаза.       Рация затрещала тишиной. — Как только метель кончится — сразу назад. Глаз с Лэйн не спускай, ясно? — Я вас слышу, генерал, — недовольно подключилась девушка и с каким-то неясным чувством посмотрела на Бориса. Он понимающе улыбнулся в ответ.       Так-так, милая, генерал, наверняка, едва сдерживается, чтобы не прижать тебя к стенке, как только видит. И ты позволяешь ему это, даже, возможно, поощряешь. Но тебе не хочется, чтобы именно я знал о ваших отношениях. Как это… трогательно. Неужели я особенный, Лэйн?       Он выделил Лэйн свою спальню. Потому что приглашать Лэйн домой было ошибкой. Но еще большей ошибкой — даже, можно сказать, смертельной, — было предлагать Лэйн свою постель. Люба, конечно, сменила простыни, но это все еще его кровать, его комната. Один поворот ключа, и Лэйн тоже станет его.       Это ли тот самый момент надлома? Нет. Все случилось в церкви. Он стоял в тени, и сама тьма обещала, что укроет все, что он натворит. Что нет ничего страшного в том, чтобы немного подразнить девчонку. Но стоит дать зверю палец, как он лязгнет зубами и откусит руку. Страшно представить, что могло произойти дальше, если бы не появился Каин. Борис начал бы с того, что снял бы перчатку, чтобы ощутить мягкость ее волос; шелковистость кожи. Лэйн пахнет колючим морозом, и этот холод пробирает до самого сердца, обращая орган в льдину.       Если объект желаний окажется примерно через стенку, то Борис окажется под дверью раньше, чем успеет передумать. А пока идет по коридору, есть шанс переосмыслить действия и повернуть назад. Борис ушел в другую спальню. Самую дальнюю. Безопасную. И прямо сейчас он сидел, вытянув одну ногу, у своей двери, выл как зверь и боролся с желанием пойти. Потому что вряд ли, конечно, Лэйн спит в одежде. В комнате тепло, даже жарко от натопленного камина. Скорее всего, она сняла короткую кофточку, обнажая острые плечи, тонкие ключицы и зеленые камни берилла. Украшение навсегда заклеймило белую кожу. Черные волосы падают на спину и переливаются глубокой тьмой в отсвете огня. Потом она, наверное, стащила с себя носки — в этот раз на ней были теплые шерстяные, и эта маленькая деталь вызвала улыбку. Расстегнула пуговицу джинс, в тишине раздался звук расходящейся молнии. Длинные стройные ноги забрались на кровать — стоять босыми ступнями на полу довольно холодно. В лифчике спать неудобно, поэтому она снимет и его. У нее маленькая, аккуратная грудь с розовыми ареолами и мягкими, спокойными сосками.       Борис застонал, склоняя голову к колену, запустил пальцы в волосы, потянул. Дыхание участилось, в брюках стало чертовски тесно.       Будь ты проклята, Лэйн. Будь проклят твой пустой, равнодушный взгляд. Твоя тонкая шея, которую хочется сдавить до хрипа. Твоя бледная кожа в мелкой сетке синих вен. Я бы кусал ее до черных синяков. Я бы вцепился в губы, вжал в постель, пока ты стонешь от остроты боли и удовольствия. Ты бы извивалась подо мной, как гадюка, пыталась бы ужалить — но я бы испил до дна, опустошил каждый сердечный желудочек, каждую жилу; сломал бы белые, крепкие косточки; стер тебя изнутри до порошка. Мы бы занимались сексом, а потом, когда ты устанешь, когда начнешь плаксиво умолять меня остановиться —я бы продолжил трахать тебя, пока не одурею от боли из-за порвавшейся к чертям уздечки, а ты не потеряешь сознание.       Я погашу твой свет, Лэйн, и в этой тьме ты найдешь меня.       Приглашать ее домой было ошибкой. Она смотрелась в его доме как хозяйка. Как его хозяйка… Борис спрятал лицо в ладонях. Он мог украсть Книгу Апокалипсиса, перевернуть каждый камешек в поместье, но найти. Мог бы похитить Лэйн и под угрозой смерти заставить перевести Книгу. Но посчитал такой план слишком рискованным.       Заинтересовать, заставить прийти добровольно — вот что на самом деле рискованно. И риск высок. И Борис честно боролся с собой, и эта девушка победила, воткнув флагшток в истекающее кровью сердце.       Он начал эту игру, зная, что проиграет.       Метель утихла, часы пробили три.       Нечеловеческим усилием Борис заставил себя подняться.       Пора. Даже если он уже проиграл, партию нужно завершить достойно. Скрипнули старые доски, мужчина подошел к комоду, достал наручные часы и установил время: 7:01:10. Борис действовал спокойно, словно собирался охотиться на зайца. Спустился в библиотеку, взял потертый школьный букварь, затем — оделся потеплее, надел снегоступы и вышел из дома, закинув на плечо ружье. С удовлетворением отметил, что снежок все еще валит, а значит, все получится как надо. Выглянула серебристая луна, и белый от снега лес засиял в ее мрачных лучах.       Они встретились на половине пути, хотя договаривались увидеться в уже самой усадьбе. Но теперь в спальне наверху спала, сбросив одеяло на пол, Лэйн, и этой встречи допустить нельзя.       Перед Борисом стоял хозяин столовой, где работала Светлана. Ребенок, отданный отродью, был и его сыном тоже. Оправдывает ли его это? Мужчина удивился, заметив Бориса, — только поднял дрожащие руки прежде, чем посмотреть в черное страшное дуло. — Не убивай, — попросил он срывающимся голосом. — Ты не должен был раскрывать наши секреты чужим, — мягко проговорил Борис, и указательный палец нажал на гашетку.       Кровь, черная в лунном свете, упала на белый-белый снег, горячие брызги осели на щеке.       После самой неприятной части — перерезания шеи, — Борис сунул в снег рядом букварь, надел на запястье покойника часы и, закинув обезображенную голову в плотный пакет, двинулся домой. Несмотря на то, что в городе никто бы не стал проводить экспертизу и искать ствол по нарезам на пуле, Бориса все равно легко вычислить — владельцев ружей в Роткове можно по пальцам пересчитать. Кровавая возня утомляла. Он считался хорошим охотником и не раз разделывал туши, даже очень крупные, но безжизненное человеческое тело всякий раз вызывало неприязнь. Только стук сломанных позвонков уже не терзал слух. Удивительно, как скоро в этом мире, где люди гибли каждый день, смерти стали чем-то обыденным. Все же раньше людская жизнь считалась чем-то ценным. По крайней мере, так говорят.       Он сбросил окровавленное пальто в сарае и, прихватив охапку дров, в одной рубашке добежал до большого дома. Тихонько прошел на кухню, свалил дрова у печи, повернул горячий кран в раковине, взял кусок мыла и принялся с остервенением тереть кожу. Еще, еще и еще.       Теперь мысли снова вернулись к собственной спальне. Вернулись?       Глядя на луну, Борис думал о ней.       Нажимая на гашетку, думал о ней.       Надевая часы на мертвеца, думал о ней.              Сбрасывая пальто, думал о ней.              Чувствуя ледяные порывы ветра, забирающегося морозными руками под рубашку, ласкающего грудь и пресс, думал о ней.       Сгорал с мыслями о ней.       Снежинки на плечах таяли и мокрыми темными брызгами оставались на ткани. Луна серебрила алую воду, стекающую с рук. Пальцы покраснели от трения и кипятка. Боль — понятное физическое ощущение. Она может быть острой и быстрой, как порез от бумажного листа; может быть жгучей и проникающей, как пощечина, как удар ладонью по ягодицам.       Совсем как похоть.       Борис закрыл кран, встал, склонив голову, вцепившись руками в раковину. Лэйн наверняка спит на животе, скинув на пол одеяло и подложив под щеку ладонь, черные длинные волосы разметались по спине.       Я ведь могу подняться. Сесть на жаркое со сна тело, порвать узкую полоску трусиков на бедрах; удерживая за шею, прижать лицо к подушке; наклонившись, прикусить мочку уха и, скользнув ладонью от поясницы до ягодиц, оказаться между ног. Коснуться ладонью горячей влаги, ввести один палец, затем — второй…       Зажегся свет, и Борис зажмурился из-за острой рези в роговице, вздрогнул из-за женского голоса: — О боже.       О боже. Лэйн. Борис замер и распахнул глаза, рассматривая свои кисти. Костяшки побелели от сильной хватки, но других следов вроде бы нет. Только… Борис облизнул губы и почувствовал медь чужой крови. Прикрыл глаза.       И к лучшему. Если все вскроется сейчас, я украду тебя, и ты воочию убедишься, какой я хороший. — Извини, я спустилась попить. В спальне жарко. Мне пришлось накинуть твою рубашку, надеюсь, ничего…       Сейчас она наверняка отводит взгляд. — Вода в бутылке под столом. Из скважины. Я могу обернуться? — спросил на всякий случай Борис. — Лучше не надо, — смущенный голос.       В моей рубашке. Нагая. О, Баал уже здесь, он искушает и хочет моей смерти.       Звук стаканов, плеск воды. Глоток, еще глоток, еще. Она жадно облизывает губы. — Только пять утра, — говорит Лэйн, — что ты делаешь здесь? Одетый. — Ты бы хотела видеть меня раздетым? — это все ночь. Он крепче сжал раковину, чувствуя тупую боль в пальцах. Проклятая ночь срывает маски, и злодеи выходят из тьмы. — Я бы хотела честного ответа. Если утром мы обнаружим труп, то я решу, что маньяк — это ты.       Интересно, ты бы хотела, чтобы им оказался я? Чтобы именно я оказался тем, кто прижимал тебя к книжным полкам в церкви? — Я встаю рано, Лэйн, Любе требуется помощь с усадьбой, — это правда. Когда тебя припирают к стенке, то лучше вообще не врать. — Она встанет через час и начнет готовить завтрак. Нужно, чтобы дрова просохли к этому времени, поэтому я заранее занес их домой. — Почему ты такой… идеальный?       Это был приятный вопрос. Борис надеялся, что Лэйн хотя бы покраснела. — Какую, — голос предательски сорвался, и пришлось прочистить горло, — какую рубашку выбрала? — Бордовую. И она ушла, а Борис еще долго стоял, уперевшись руками в раковину и повесив голову.       

***

      По дороге обратно Лэйн в самом деле наткнется на тело. «Какая ирония», — прозвучит в голове. Мертвеца занесет снегом по пояс. Лэйн запишет время с часов, и вместе с прошлым значением получится аккуратный столбик:

4:01:03

7:02:10

      Ноа заглянет за спину трупа и с отвращением произнесет: — Фу, здесь мозги. И букварь? Чего?       Букварь? Лэйн хмурится, зубами стягивает варежку и замерзшими пальцами листает страницы блокнота. 4, 1, 3. 7, 2, 10. Конечно, шифр… И букварь — ключик к разгадке. Убийца знает, что она криптограф. «Сфокусируйся», — подумала она, — «Он не убил тебя сразу… Почему?» Да потому что он ведь буквально просит: «Расшифруй». Если в курсе, что она криптограф, значит, знает и о ее работе для отряда. Но откуда… и зачем ему Книга Апокалипсиса?

***

      В поместье всегда царит полумрак. Это так странно. Каково такому светлому человеку, как Борис, жить в таком угрюмом месте? Лэйн положила руки на стол, положила на руки голову, положила в голову мысль. Камни берилла холодили кожу, заставляя каждое мгновение помнить о его подарке. Слишком хороший, слишком идеальный, помогающий и одаряющий. В глаза от долгой работы словно насыпали песка, и она устало прикрыла веки. В полудреме ей показалось, что тень в углу наблюдает за ней. Словно сейчас отделится часть мрака, коснется ладонью в перчатке волос. Она вспомнила зубы на своей мочке и вздрогнула. Подняла сонно голову. Нужно поспать.             Первую часть дня Лэйн посвятила шифру от Тени, так она назвала его. А — первая буква алфавита, это было слишком просто. А = 1, Б = 2… Минуя круг, и снова по новой. Значит, часовая стрелка указывает или на 4 — это «г», — или на 16 — это «о», минутная на «а», секундная на «в». Голова шла кругом. О, А, В, С, Н, И. Вас? Сон? Какое-то безумие. Или Лэйн неверно поняла Тень, или совсем скоро их ждет еще один труп. А может, и не один… Когда она рассказала об этом Дмитрию, тот отправил отряд в патруль, чтобы не допустить нового убийства. Лэйн понимала, что это, конечно, верно… Но эгоистичное «я» молило остановить генерала, чтобы этот странный диалог продолжился. Ей не хотелось обрывать их разговор. Наверное, это ужасно?.. Наверное, хмыкнула она. Стоять, прикованной хваткой сильных рук, и в глубине души надеяться стать следующей жертвой — это все ужасно. Желать продолжения этой беседы — значит желать чужой смерти, потому что он выбрал такой способ общения. Это все ужасно. Она должна думать так. Должна! Иначе никто и никогда не примет ее. Если расскажет кому-то, что на самом деле ничего не чувствует к убитым, то ее назовут больной. Потому что это неадекватно. Нормально сострадать и хотеть остановить эти смерти.       Дмитрий нормален.       Борис нормален.       Каин нормален.       А я?..       Людей осталось слишком мало, чтобы растрачивать жизни. Горя стало слишком много, чтобы убиваться из-за чьей-нибудь гибели.       Лэйн подошла к двери, повернула защелку, закрываясь. Внизу остался только Амир, но она не доверяла отряду даже на 50 % после того, как они попытались забраться в ее разум. Хотя после Лэйн чувствовала на себе липкие сочувствующие взгляды. Им всем было жаль. Лэйн тряхнула головой, отгоняя воспоминания. Вот что на самом деле ужасно: ощущать, как чужие пальцы залазят в голову, по запястье погружаясь в мозги. Она подняла со стола Книгу Апокалипсиса, над переводом которой трудилась остаток дня, и, присев у кровати, затолкала фолиант поглубже под матрас. Поставила на тумбу рацию и затем легла — в одежде, на незаправленную постель. Усталость валила с ног.       Если признаться Дмитрию, что перевод книги давно застопорился из-за отсутствующих страниц, он снимет отряд с места и отправится дальше. Генерал помогает найти убийцу, только пока находится здесь, однако ведь это не главная цель. Ей пришлось убеждать Дмитрия, что в библиотеке церкви или Бориса есть подсказки к расшифровке Книги Апокалипсиса, но поводы оставаться кончались. Только тайна Тени манила к себе, и Лэйн хотелось узнать больше. Кто он? Что за ритуал пытается провести? Хорошо, он забрал у Светланы сердце — но зачем голова хозяина столовой? Нет, вопрос не в этом: если нужны органы, зачем голова? Ей казалось, что в украденном писании о Баале будут ответы. Она поежилась. Все-таки от мыслей об убийствах стало не по себе. Или это просто холод?       Слабое потрескивание обогревателя в углу нарушало тишину. Зима навалилась на поместье плотной тяжестью снега. Сквозь промерзшие стены проступал ледяной холод, сквозняк оставлял на коже ощущение прикосновений. Ночь за окном была густой, как чернила, и только лишенный жизни свет лампы освещал комнату. Тени дрожали и плясали по стенам, словно пытались сорваться с них и протянуть к Лэйн жадные руки.       Скрипнула доска в коридоре, замок за спиной неслышно повернулся, и табун мурашек пробежал по затылку. Лэйн повернулась и уставилась на дверь. Уже знакомое ощущение страха сковало сердце, и она умоляла сердце успокоиться, заранее зная, чей силуэт увидит в проеме.       Тень вошел в спальню и, не оборачиваясь, запер дверь. Черная балаклава, похожая на военную, скрывала цвет волос; плотная сетка на месте глаз позволяла Тени видеть достаточно — но не увидеть Тень. Темный рашгард подчеркивала каждый округлый мускул; тонкая кожа перчаток обтягивала пальцы.       «В самом деле Тень».       Мужчина подошел к столу, кинул на него книгу. По корешку Лэйн мгновенно узнала писание о Баале из библиотеки. В эту же секунду она взглянула на рацию, и Тень медленно покачал головой, запрещая, поднял руку, показывая нож. Лезвие отразило ледяной взгляд девушки.       По правде сказать, он надеялся застать ее без одежды, только уже и успел забыть, как холодно бывает в поместье.       Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Сейчас он зашел только для того, чтобы принести книгу. Только для этого.       Нужно сделать четыре шага от двери. Я сделал.       Положить книгу на стол. Я сделал.       Приложить палец к губам, приказывая молчать. Я сделал.       Теперь нужно сделать четыре шага к двери.       Лэйн подползла ближе, села, спустив ноги с кровати.       Четыре шага к двери, Борис.       Два шага до нее. Я сделал.       Два шага, и Тень сел на корточки перед Лэйн, погладил ладонями тонкие, изящные икры.       Надо же, Лэйн, как скоро я оказался у твоих ног. Потому что всегда мечтал, и так приятно потакать своим желаниям. Быть собой. Не оборачиваясь на чужое мнение. Скоро и ты поймешь, каково это. — Ты ведь не хочешь убить меня, — предположила Лэйн и пытливо посмотрела на тонкую сетку, туда, где должны быть глаза Тени. — Хочу, — ответил он тихо, стараясь, чтобы шепот звучал иначе.       Хочу, Лэйн. Хочу сдавить твое горло удавкой и смотреть, как ты задыхаешься, слушать твои вздохи. Хочу оказаться внутри тебя, где тесно от тугих мышц и мокро от крови. Хочу вскрыть грудь скальпелем, раздвинуть кромки тонкой кожи и взглянуть на бьющееся сердце. Я бы сжал его в кулаке, заглушая пульсацию.       Пальцы прочертили линию колена.       Хочу прижаться к колену губами, выложить дорожку поцелуем по икрам, расцеловать изящную ступню. — Какую игру ты затеял?       Игру с огнем, милая, которая заставляет чувствовать. Тебя и меня. — Ты дрожишь, — констатировал он, и шепот прокатился искрой по нежной коже. Борис поднялся, наклонился к Лэйн, поставил колено на кровать рядом с девичьем бедром. Матрас тоскливо заскулил, продавливаясь под тяжестью мужчины. Лэйн послушно опустилась на локти, но острый взгляд ершился злобой. — Потому что мне страшно. — Неправда, — Тень видел ложь в серо-голубых глазах. Когда тебе страшно, ты бежишь. Ты бьешь. Ты умоляешь себя сосредоточиться. Ты действуешь, — что ты чувствуешь?       Маска так близко.       Я чувствую себя потерянной. Влекомой. Неправильной. Деформированной. Аморальной. Безнравственной.       Лэйн поднялась и крепко прижалась губами к ткани.       О боже. Лэйн.       Тонкая нить, державшая мужское сердце, оборвалась под тяжестью эмоций, и орган упал на ребра. Рука скользнула к девичьей шее, пальцы впились в кожу. Под подушечкой большого пальца бился ее пульс, он насчитал три удара.       Мгновение длилось вечно.       Сейчас я надавлю на плечи, заставляя лечь, разведу бедра коленом, прижмусь пахом к лобку, заставлю почувствовать. О, Лэйн, ты дорого заплатишь за то, что натворила. За то, что оставила в моей постели свой запах и несколько длинных черных волос на подушке; за то, что едва не оторвала дрожащими руками пуговицу рубашки у самого горла. Что такое, милая? Волновалась, когда надевала ее?       Девичьи пальцы подобрались к маске, но сильная рука перехватила хрупкое запястье. Тень разочарованно покачал головой. Вот что за игру ты затеяла, милая. Хочешь взглянуть на мое лицо? Хочу снова прижаться к тебе губами…       Тень потянулся к лицу девушки. И вдруг рация на тумбе зашипела, оба с удивлением взглянули на нее, будто забыли, что она вообще есть в комнате. — Лэйн? — это генерал.       Тень поднял нож выше, лезвие уперлось в острый подбородок. Надавлю сильнее и пущу кровь. Я брезглив, и ты единственная, чью кровь я впитал бы в себя как губка. Спровоцируй меня, Лэйн. Скажи генералу, что я здесь. Скажи, как сильно Дмитрий тебе нравится. — Я проткну кожу, и ты сможешь проверить остроту лезвия внутри рта, — прошептал в ее губы на грани слышимого, предупреждая.       Голос генерала стал волнительнее: — Лэйн, все в порядке?       Тень наклонился к уху девушки, приподнял маску. Коснулся кончиком языка раковины, услышал короткий вздох. Надавил ножом сильнее. Алая капля набухла, набираясь, покатилась по шее к груди. С губ Лэйн сорвался тихий, короткий стон боли, она заерзала, сводя колени, но спокойно и твердо ответила: — Да. — Лэйн… — голос затих. Он собирался сказать что-то важное, и Тень взглянул на лицо Лэйн, пытаясь уловить реакцию. Серо-голубые глаза теперь смотрели с ненавистью. Потому что Тень не должен был слышать признание Дмитрия. Эти слова предназначались только для нее. Дмитрий прочистил горло и произнес точно не то, что хотел: — Я отправил Анну с Ноа в поместье. Мне тревожно за тебя. До связи.       Сердце, упавшее на ребра, снова билось, пульсировало, кровь в висках стучала в ритм.       Я заставляю тебя чувствовать, Лэйн. Страх быть пойманной. Интерес к моему делу, к моей личности. Злоба от беспомощности. Ненависть от того, что я украл момент признания. И я просыпаюсь вместе с тобой, милая. Я чувствую. Интерес к нашей маленькой игре. Влечение. Любопытство к открытым эмоциям. Хочу изучить тебя. Если Баал смилуется, начну с тела. Я заставлю тебя встать прямо; сниму эти тряпки; уберу черные мягкие волосы в косу; она упадет вдоль позвоночника. Проследую пальцами линию плеч, проведу костяшкой указательного вдоль косы, к ямочкам на пояснице. А потом, Лэйн… Потом…       Дыхание участилось, пауза затянулась. Если бы сетка давала увидеть чуть больше, то ты бы поразилась дьявольскому пламени в моих глазах. Не искра в костре; не огонь свечи. Стихийное бедствие, лесной пожар, погубивший бескрайнюю тайгу. — Ты — член отряда.       Военная балаклава, осведомленность о специальности Лэйн и Книге Апокалипсиса, навыки убийств, то, как он спокойно открыл замок… Сколько всего в отряде человек? Скольких еще она не знала? Но с другой стороны местные, очевидно, покрывали Тень. Почему? Потому что он мог быть одним из них. Или мог запугать? Ведь мог… — Дам подсказку, — Умница-Лэйн сама бы догадалась. Пусть с навыками детектива она не справляется, но он был уверен в ней, когда дело касается шифра. — Стрелка указывает не только на время, но и на место, — Борис наклонялся ниже, заставляя Лэйн лечь, но она упрямо оставалась на месте, и он спросил снова: — Что ты чувствуешь?       Между бровей пролегла задумчивая складка. Лэйн подумала о Светлане. О жилах, торчащих из женской шеи. О засохшей дорожке крови на щеке. О хозяине столовой. О багровых сгустках, покрытых изморозью, на белом снегу. Подняла глаза и смело призналась: — Я ничего не чувствую. Признание принесло облегчение. С ним можно не притворяться. Уголок мужских губ поднялся в вежливой, корректной улыбке. Снизу раздался женский истошный крик ужаса, и Лэйн повернула голову к двери. Борис уткнулся губами в ее щеку, скороговоркой прошептал: — А я наоборот чувствую слишком многое.       Быстро поднялся и кинулся к выходу. Лэйн соскочила следом и краем глаза заметила: книга на столе была испачкана в крови.

***

      Ноа стоял у сидящего мужчины и дрожащими руками пытался приложить бинты к шее. Голова Амира откинулась назад. Слишком сильно. Слишком… неестественно. Так, что Лэйн могла рассмотреть последний страх, навечно отпечатавшийся в мертвых глазах. Анна стояла рядом, прижимая обе ладони ко рту. — Амир, — Ноа толкнул друга в плечо, — очнись, не шути так. — Он мертв, Ноа, — Лэйн села на колени, взяла мужскую руку в свою. 8:04:03. Т, О, В. О, А, В, С, Н, И. Повторяющуюся цифру можно выбросить. Надо записать. Девушка поднялась, вытащила из кармана блокнот, принялась перебирать слова. Востанови? Нет, нужно слово без ошибки. Продолжила перебирать: снова, вина…       Ноа опустился на диван рядом и уставился в точку перед собой. Уложил дрожащие ладони на колени. Пальцы окрасились кровью близкого человека. Он сглотнул, пытаясь принять действительность.       Наконец, буквы сложились в слово, и улыбка сама изогнула губы. — Бинго, — радостно воскликнула Лэйн, — «Останови»! Он просить меня остановить. — Она подняла глаза. Перед взором складывался пазл, шестеренки входили в пазы, и она шокировано произнесла: — Он продолжит убивать, если я не принесу ему перевод Книги Апокалипсиса… — Бинго? — Лэйн почувствовала на себе полный презрения взгляд математика. Он смотрел на нее сквозь слезы. — Бинго?.. Бинго?.. Ты больная на голову.       Его губы дрожали. Он едва сдерживал гнев и уже готовился наброситься на девушку с кулаками. Лэйн поспешила оправдаться: — Амиру уже не поможешь, Ноа. Но я могу остановить смерти других.       «Если бы в Книге все страницы оставались на месте». Девушка поднялась и под ошарашенный взгляд Анны поспешила к себе.       Они никогда меня не принимали. Никогда! Они готовы бесконечно прощать друг друга за слабости, но мои изъяны останутся для них бревном в глазу.       Лэйн поборола желание хлопнуть дверью. В комнате все осталось по-прежнему. Обогреватель трещал. По углам стены ползла изморозь. Паутина в углах подоконника хранила летних мух. Оранжевый свет лампы тоскливо освещал пространство. Лэйн все еще ничего не чувствовала.       Девушка села за стол, аккуратно, чтобы не испачкаться в крови, раскрыла книгу, оставленную Тенью и пробежала взглядом по оглавлению. О сущности Баала; Признаки присутствия; Обряд призыва; Предостережение; Заклятие затворения. Палец остановился у строки «Обряд призыва», проследил точки к номеру страниц. Зашелестела бумага, Лэйн раскрыла переплет и погрузилась в чтение.       Руна власти, нарисованная рукой вызывающего; сердце грешника; кровь добровольца; жертва. Заклинание оказалось перечеркнутым, рядом кто-то подписал: «Верное — в Книге Апокалипсиса». Каждое слово будто забирало частичку тепла из комнаты. Дыхание стало видимым — маленькие облачка пара вырывались изо рта, растворяясь в тяжелом, загустевшем воздухе. Внезапно показалось, что запах пыли сменился чем-то другим — острым, металлическим, будто запахом ржавой крови. Лэйн отпрянула от книги, бросив ее на столе. Села на кровать, обхватив себя руками. В коридоре снова скрипнула доска. Она медленно обернулась на дверь, сердце билось как молот. Никого. Вернула взгляд к комнате. Здесь одни тени, пляшущие от света лампы, и странная холодная пустота. Только тени… стали больше. Теперь они не принадлежали вещам в комнате.       Обогреватель вдруг выключился с громким щелчком, и тишина на секунду ударила по ушам. Раздался стук в дверь, и Лэйн вздрогнула. — Я войду? — раздался голос Дмитрия.       Наваждение спало. — Да, — позволила Лэйн. Генерал вошел, закрыл дверь. Сел рядом, вздохнул, потер переносицу. — Тебе следует извиниться перед Ноа. Амир для него больше чем просто друг       Чужие руки касаются виска и просачиваются внутрь, шарят пальцами, превращая рассудок в кашу. Никто не извинился. — Хорошо, — бесцветным голосом ответила Лэйн, — как выдастся случай, — она не сомневалась, что Дмитрию стоит знать о книге и ее догадках, поэтому решила все рассказать. — Вероятно, это кто-то из местных. Горожане покрывают его. А еще он вор — крадет твое снаряжение, — и ключи от дверей, хотела добавить она, но промолчала, — первое убийство было ритуальным. Сердце требуется для обряда призыва демона Баала. Писание отсылает на Книгу Апокалипсиса. Убийце нужна она. Нужен перевод, расшифровка.       И я должна принести Книгу сегодня. Стрелка указывает не только время, но и место… Конечно. Не только шифр подсказки, но и координаты места, где они встретятся. Лэйн почувствовала жжение в ладонях, так ей хотелось достать блокнот и проверить догадку.       Что ты чувствуешь? Я чувствую себя влекомой. Деформированной. Неправильной. Его руки считают мой пульс, и я прижимаюсь губами к маске. Даю то, чего он хочет. Чувствую. Тень понимает меня больше, чем кто-либо в отряде. Он принимает меня со всеми изъянами. Он пытается пробудить во мне эмоции, ощутить себя живой.       Дмитрий покачал головой, прижался ближе горячим плечом. — Это обыкновенный шантаж ушибленного головой фанатика. Не стоит идти на поводу. Закончи перевод Книги, и уедем отсюда. Ни ритуала, ни убийств. — Хорошо, — согласилась она. — Что, если он последует за нами? — Пусть попробует, — Дмитрий мягко, почти нежно улыбнулся.       Тепло разлилось в груди. Рядом с генералом тепло. Не обжигающе горячо, не остро, не больно, не пронзительно, не хлестко. Без острия у горла. Лэйн запоздало коснулась шеи, нащупала корочку засохшей крови и потерла, надеясь, что это поможет скрыть след Тени. Спрятать то, как он касался ее сегодня. Ему нужна не только Книга. А Лэйн нужно не только тепло. — Почему ты позволил им залезть в мою голову? — спросила вдруг Лэйн. Этот вопрос мучал ее.       Дмитрий наклонил голову, повернулся к девушке. — Иногда мы жестоки с теми, кого… — в темных глазах плескалась горькая боль сожаления, и Лэйн ответила тем же. — Кого любим, Лэйн. Иногда мы делаем больно любимым.       Тишина опустилась на комнату, густая и плотная, как тяжелое одеяло, которым невозможно согреться. Лэйн казалось, что она слышит стук мужского сердца, но не сказала ни слова.       Тебе нравится то внешнее, что я показываю, чтобы вы меньше ненавидели меня, вот и все. Сегодня я хотела остановить тебя, не отпускать на патрулирование. Сегодня я радовалась возможности пообщаться с Тенью, а значит, радовалась смерти Амира. Если я расскажу тебе об этом, что ты сделаешь? Ты разочаруешься во мне, Дмитрий. Потому что ты не любишь меня настоящую.       Где-то вдалеке, за стенами, завыл зимний ветер, заметая колючий снег через трещины в стене. Снова затрещал обогреватель. Еще одна долгая секунда. Дмитрий сделал короткое движение, будто хотел что-то сказать или коснуться Лэйн, но вдруг замер, останавливаясь, и этот жест был громче любого крика.       Все вокруг отражало их внутренний разлом.       Когда генерал ушел, она наскоро собралась и вышла из поместья, предварительно положив на стол Книгу. Понять координаты было несложно: широта, долгота и высота. Потом стоило соотнести по карте цифры и найти местность, которая находится только в Роткове. Ночь выдалась ясной, холодной и безветренной. Луна висела высоко в небе, щедро заливая заснеженные улицы своим серебристым светом. Каждый снежный кристалл сиял под ее взглядом. Хруст снега под ногами нарушал хрупкую тишину. Обжигающий мороз жег красные щеки, будто ледяные пальцы щипали кожу. Из окон домов за ней внимательно следили глаза, и Лэйн понимала, что Тень знает: она идет к нему. На окраине города пахло дымом от печных труб, деревья и штакетник отбрасывали длинные тени, и они, казалось, тянулись за ней, пытаясь схватить. В одном из окошек горела свеча, и в теплом кружке света показалась бумажная иконка.       Теперь она стояла спиной к городу и лицом к белоснежному полотну степи. Координаты указывали на точку ровно посередине поля. Острые кроны деревьев виднелись впереди и кромсали небо, как зубы чудовища. Луна скрылась за облаками, и синий сумрак опустился на землю. Я иду, Тень. Иду за тобой. Я узнаю, кто ты.       Она сделала шаг, ботинок тут же набрал снега, озноб прошелся вдоль позвоночника. Ей казалось, что кто-то идет за ней, но она не оборачивалась. Лопатками чувствовала взгляд в спину.       Посреди поля девушка замерла и немигающим взглядом уставилась на лес. Глаза слезились от страха неизвестного. Ладони в кожаных перчатках огладили плечи, и ее колени дрогнули. Горячее дыхание коснулось кожи за ухом, запахло чем-то неприятным, медицинским. Ноги подкосились, и Лэйн упала в мужские руки.