Красный глиняный горшок

      Джотаро просыпается в одиночестве. Кровать, кажется, еще сохраняет тепло недавно ушедшего художника, и Куджо перемещается туда, чтобы подремать еще пару минут и вдохнуть чужой, такой приятный, слабый вишневый запах. Морской биолог понимает, что может опоздать на пару. Но он спал всего что-то вроде часа.       В конце концов непродолжительный утренний отдых завершается, и Джотаро поднимается с постели. Смотрит на разметавшееся постельное белье. Ему видится все еще лежащий там Нориаки.       Парень направляется в ванную.       Какёин, возвращаясь в свою квартиру, понимает, что соображает с утра туго — как всегда.       Скетчбук остался в квартире Джотаро.       «Ладно, не так страшно. Сегодня он мне вряд ли понадобится. Позже зайду и заберу», — юноша стоит напротив зеркала, пытаясь расчесать непослушные пряди хоть как-то после сна. Бывают дни, когда волосы совсем уж не хотят «поддаваться дрессировке», как это называет Какёин. Наконец, художник сдается, откладывает расческу и принимается чистить зубы, уставившись на свое отражение. Собственное лицо ему кажется каким-то неправильным.       «Странное чувство. Я вроде выспался, и утро началось не так ужасно, — Нориаки заметил в зеркале, что щеки приобретают розоватый оттенок при воспоминании об утреннем происшествии. — Почему… ощущается идиотское смятение? Откуда оно вообще взялось? Ни черта не понимаю, » — отражение нахмурилось. Рука с щеткой дрогнула и размазала пасту по щеке. «Наверное, мне все-таки стоило подождать, пока Джотаро проснется», — Какёин вздохнул, закатил глаза и, съедаемый своими бесконечными балансирующими меж двух огней мыслями, продолжил умываться.       На плите закипает чайник. В квартире пахнет душистым зеленым чаем, этажом выше — запах крепкого кофе. Джотаро достает из холодильника упакованные сендвичи, Какёин ставит на стол кусочек вчерашнего пирожного. Морской биолог смотрит на сендвичи, еле слышно вздыхает, берет кофе и уходит на балкон, где всегда лежит пачка сигарет. Нориаки, только усевшийся за стол, вдруг вспоминает, что давно не поливал растения. Отправляется к своему импровизированному саду на балконе.       Взгляды привычно сталкиваются. Студенты улыбаются.       — Нориаки? Тебе ведь ко второй? — Куджо чуть перегибается через перила, предварительно оставляя кружку с кофе на полу.       — Да, я… Выспался. Спать больше не хочется. Думаю, надо немного поработать, — художник поспешно пытается навести какой-никакой порядок на голове. — Спасибо. Сегодня я действительно смог нормально поспать и мне не было тревожно. Просто магия. Извини, что доставил тебе дискомфорт, — губы растягиваются в виноватой улыбке, рука крепче сжимает лейку.       — Все в порядке. Рад, что тебе лучше, — Джотаро выпускает из легких дым, отчетливо выделяющийся на фоне утреннего прохладного воздуха. — Обращайся.       — Очень мило с твоей стороны, спасибо, — Какёин пропадает где-то между горшков, свисающих с потолка. Только завитый локон смешно подпрыгивает на фоне зелени.       Несколько минут тишины. Морской биолог неспешно курит, периодически запивая кофе, художник наводит порядок в саду.       — Нориаки? — вдруг зовет Куджо, заставляя друга обратить на него внимание.       — Да? — тут же откликается красноволосый парень, поднимая голову и устремляя свой взгляд на Джотаро.       — Ты не хочешь сегодня вечером куда-нибудь… — начинает курящий, внимательно разглядывая лицо собеседника.       — Нет. Нет, Джотаро, извини, — тут же перебивает его Какёин, отворачиваясь снова к своим любимым горшкам. — У меня завтра дедлайн. Извини. Совсем никак.       — Понял, — помедлив, отзывается морской биолог. — Я не настаиваю.       «Только этого не хватало. Все ведь неплохо начиналось, — художник едва сдерживает глухой стон то ли разочарования, то ли сожаления. — Я бы может и не против, Джотаро, но ты так не вовремя».       — Извини, — в очередной раз просит прощения Нориаки, — но мне правда до завтра нужно закончить картину. А у меня из рук все валится… И почему-то привычная работа занимает вдвое больше времени. Не знаю, что со мной. Мне очень жаль, правда. К тому же… — Какёин снова поворачивается к соседу, встречаясь с ним взглядом, — мне нужно еще немного времени. Мне… сложно разобраться, — он с трудом подбирает слова.       Куджо едва заметно улыбается.       — Я не тороплю, Нориаки. Спасибо, что предупредил.       Парни расходятся по комнатам.       День обещает быть непростым.       Какёину стыдно признаваться себе в том, насколько сильно ему сегодня не хочется в университет. Но вторничные пары пропускать нельзя — это абсолютно точно, — поэтому приходится брать себя в руки и ползти в университет. Со всеми этими мыслями про Джотаро Куджо, его глаза, руки, терпение и заботу. Нориаки, вроде как, уже даже привык таким бесконечным внутренним рассуждениям за последнее время.       Сегодня — работа с моделями. Художнику не хочется готовить холст, кисти и собственные глаза к тому, чтобы рассмотреть чужую красоту. Однако это необходимо. У него нет выбора. Поэтому парень вздыхает и принимается раскладывать все приборы, параллельно обещая себе, что в ближайшее время точно разберется со своим дурацким ментальным состоянием.       Ему достается что-то не обычное.       Нет, модель, по общим меркам, выглядит довольно типично. Каштановые волосы до плеч, карие миндалевидные глаза, не слишком длинные ресницы. Худощавая шея. Острый подбородок. Ямочки на щеках. Но в ней есть нечто… завораживающее? Наверное, то, как она смотрит на Нориаки. Неподдельный открытый интерес, пляшущие в глазах огоньки забавы, какого-то озорства, смущающей тайны. Палитра всех азартных чувств. Градиент от хитрости и до искренней жажды.       Какёин поражен.       Таких взглядов он еще не получал. Ну или, по крайней мере, не замечал этого.       «Она станет прекрасной работой».       Художник практически свято уверен в том, что вновь обрел благословение Искусства.       Два часа проносятся мигом, точно это было лишь десять минут.       Нориаки готов представить часть работы.       Он делает глубокий вдох, прикрывает глаза, подготавливая себя к тому, чтобы свежим взглядом оценить произведение на холсте.       Внимательно смотрит.       Лицо Какёина медленно меняется с удовлетворенно-вдохновленного на нечто среднее между гримасой паники и выражением вселенской боли.       Боже, почему она выглядит так ужасно?       Слишком широкая линия скул, слишком густые брови. Цвет глаз — что-то грязно-серое, никак не изначально задуманное мягкое сочетание коричневых оттенков. Слишком прямой нос. Все «слишком».       У Какёина дергается глаз.       Боже, лицо на холсте чем-то напоминает Джотаро.       Художник, не дожидаясь конца пары, собирает вещи и молча отправляется домой.       На подходе к подъезду Нориаки встречается с каким-то улыбчивым смешным парнем: странная высокая прическа, пепельный цвет волос, голубые глаза и серьги в форме разбитого надвое сердца. Незнакомец идет и хихикает себе под нос, не скрывая прекрасного настроения. Какёин пересекается с ним взглядом и заражается этим. Улыбка на губах вдруг расцветает, и с этим трудно что-то поделать. Удивительный парень. Познакомиться бы.       Художнику с трудом удается дождаться вечера, а с ним — и Джотаро. Квартира тонет в темноте и музыке Чайковского, и как только с балкона этажом выше слышатся шорохи, Какёин спешит на свой балкон и зовет Джотаро спуститься. Тот не отказывается.       Звонок дверь. Нориаки уже ждет в коридоре. Дверь распахивается, и из обители сумрака и классической музыки выплывает белеющее лицо.       — Джотаро, пожалуйста, нам очень нужно поговорить.       Куджо не спорит и проходит в квартиру, молясь, чтобы не наступить и не задеть что-то на полу. Художник берет морского биолога за запястье и тянет за собой в комнату, поближе к источнику прекрасных звуков и запаха краски.       — Нориаки, что случилось? — гость обеспокоенно смотрит на парня, серьги-вишни которого, поблескивая в темноте, резко подпрыгивают при каждом шаге.       Они останавливаются у мольберта с холстом.       — Джотаро, я так больше не могу.       Какёин разворачивается, оказываясь впритык к Куджо, и его глаза блестят. А плечи вздрагивают. — Я устал. Я запутался. Я не справляюсь.       Джотаро несколько секунд всматривается в эти растерянные лавандовые глаза. Моргает. Тихо выдыхает.       Тянет художника к себе и заключает в крепкие объятия.       — Все в порядке, Нориаки. Успокойся. Что стряслось? — Куджо отстраняется, рассматривает покрасневшее лицо напротив. Оно выглядит измученным и отчаянным.       — Я не могу так. Не понимаю, что происходит. Это ужасно. Я как будто вмиг лишился всего, что было обыденным, на чем строилась моя жизнь. Фундамент рухнул. И я совсем не знаю, пытаться ли мне собрать эти старые обломки вместе или начинать возводить что-то новое. Мне кажется, сколько бы я ни думал обо всем этом, я не прихожу ни к какому решению. И никто не может мне подсказать, как правильно. Голова несколько дней подряд раскалывается от одного и того же вопроса. Я потерялся. Пожалуйста, Джотаро. Вместо ответов я везде нахожу тебя. Искусство отторгает меня, и я прекрасно знаю, почему: я не готов ничего черпать из его недр и не готов ничего привносить. Я зациклен на себе и своих проблемах. На нашей проблеме. Я не способен разобраться в одиночку, прошу тебя, помоги мне. Чем-нибудь. Я сам не знаю, чем, — голос Нориаки срывается, периодически переходя то на свистящий шепот, то на повышенные тона. Какёин хватается за чужие руки, точно пытается удержаться на плаву, прячет взгляд, рассматривая паркет под ногами. Закусывает губу, чтобы не выдать эмоций сверх тех, которые он бы не стеснялся демонстрировать.       Джотаро замирает, слушая исповедь художника. Временами кажется, будто музыка вокруг звучит слишком громко. Но она не перебивает парня. И когда поток слов иссякает, оркестр точно продолжает этот монолог, но на свой лад.       Куджо честно признается себе: сейчас он не знает, что ему говорить. Он не знает, что ему дозволено сказать. Из всего того, о чем он так долго думал.       Он сжимает в руках ладони Нориаки, притягивает его еще ближе к себе. Тот не противится. Только прячет за волосами лицо, искривленное в гримасе беззвучного плача. Джотаро осторожно целует парня где-то над бровью. Художник вздрагивает.       — Нориаки, послушай, — наконец тихо начинает он, опоясывая руками талию стоящего напротив, — ты сильнее, чем хочешь казаться самому себе. И ты давно все решил для себя. Я это знаю, как минимум, потому, что даже сам способен найти ответы на мучающие тебя вопросы в твоем взгляде. Но ты от них отнекиваешься и стараешься игнорировать. Ты решил принять за данность то, что они неверные. Потому что они слишком сильно изменят привычный для тебя ход событий. Нориаки, скажи, — Куджо осторожно скользит ладонью по чужой щеке, приподнимает лицо. Вглядывается в него. — Ты настолько не уверен в том, что мы справимся? Ты правда думаешь, что совместных усилий не хватит, чтобы построить твой новый фундамент? Может, я кажусь не слишком надежным? — Джотаро не способен удержаться от того, чтобы все-таки отвести взгляд. Ему слишком важен этого разговор.       — Джотаро, нет, нет, — у Какёина трясутся руки, которыми от стремится нащупать чужие плечи, — я не… Просто сейчас все слишком сложно. И будет сложнее.       — Я знаю, — как-то слишком резко отзывается Куджо, вновь устремляя взгляд на Нориаки. — Я знаю. Но я справлюсь. Мы справимся. Дай нам шанс, Нориаки. Я оправдаю твое доверие.       Какёин вздрагивает, сильнее сжимает в руках майку морского биолога и начинает оседать на пол. Куджо спохватывается и оседает вместе с ним.       — Нориаки? Нори? — тон становится встревоженным и мягким. Придерживая одной рукой художника за талию, второй Джотаро поспешно убирает волосы с его лица, по ходу оценивая, не слишком ли оно бледнее обычного.       — Все нормально, Джотаро. Я просто устал. Перенервничал. Ноги не держат, — Какёин слабо улыбается, останавливая руку собеседника своей, позволяя алеющему в темноте локону снова упасть на лицо.       Морской биолог выдыхает, прикрывает глаза, снова обнимает художника. Сидеть на полу в обнимку не так удобно, но подниматься не хочется. Нориаки сдается, расслабляется в крепких объятиях и обвивает руками чужой торс в ответ.       Джотаро улыбается, но Нориаки этого не видит.       Проходит минут пятнадцать прежде, чем они отстраняются друг от друга.       — Джотаро, можешь сегодня остаться? — максимально спокойно спрашивает Какёин, делая вид, будто полчаса назад не происходило ничего странного и волнующего. Чайковский все еще играет, стирая своей музыкой некоторую часть обоюдного смущения. Джотаро пытается по привычке натянуть козырек фуражки на лицо, но фуражки с собой у него нет.       — На ночь? — невозмутимо уточняет морской биолог, оглядываясь в поисках выключателя света.       — Джотаро! — Какёин вспыхивает румянцем одновременно с загорающейся лампой. Она светит слабо, однако все равно кажется слишком яркой после длительного пребывания в темноте.       — Ну и ну, Нориаки. Я не о том, — Джотаро усмехается, складывая руки на груди. — Уже часов десять, что ты хочешь успеть сделать до наступления ночи?       — Мне нужно поработать, — Какёин отворачивается, скрывая свое волнение. — Ты не мог бы, ну… Просто посидеть рядом? Вчера, пока я был у тебя, я сделал неплохие наброски. Но сегодня все опять из рук валится. Я начинаю думать, что это как-то связано, — он вздыхает и наклоняется, подбирая разбросанные по полу листы из скетчбуков. — У меня завтра дедлайн. Я не могу представить очередную работу, являющуюся воплощением Джотаро Куджо, в то время как я стремился изобразить девушку, — ворчит художник.       Черноволосый студент фыркает.       — Хорошо. В таком случае, мне нужно сходить за вещами, — морской биолог, не теряя времени, направляется в коридор, затем — к выходу из квартиры. На пороге он оборачивается и замечает Нориаки, застывшего в нерешительности.       — Да? — интересуется Джотаро, подталкивая хозяина квартиры к тому, чтобы тот наконец выразил свои мысли вслух.       — И… ты не мог бы взять подушку? Ну… работа, возможно, затянется. И ты бы мог заночевать у меня, в таком случае, — Какёин заламывает руки, ощущая неприятное стеснение. — Извини. Я доставляю много хлопот.       — Без проблем, — отзывается Джотаро, открывая дверь и выскальзывая на лестничную площадку. — Вскипяти воду на кофе.       Нориаки кивает в пустоту коридора и улыбается.       Джотаро возвращается через несколько минут с конспектами, подушкой и сигаретами. Все это ему удается удерживать одной рукой. Закрывая за собой дверь на замок, он направляется в комнату, где его уже ждет кофе. И Нориаки.       — Ты оперативен, — Какёин улыбается, отслеживая взглядом каждое движение парня.       — Тебя, видимо, нельзя одного оставлять надолго, — слишком серьезно отвечает Куджо, оставляя тетради на столе, подушку — на кровати. Сигареты отправляются в карман домашних штанов.       Художник выглядит забавно. Белая майка, измазанная красками всех цветов, челка, убранная заколкой с вишнями. Блестящие глаза. Широкая улыбка. Глядя на такую картину, морской биолог и сам невольно начинает едва заметно улыбаться.       — Кофе на столе, — парень указывает на кружку крупной кистью, зажатой в руке. — Устраивайся, где тебе будет удобнее.       Джотаро вспоминает слова Какёина о том, что тот просил посидеть с ним, пока работает. Куджо воспринимает их слишком буквально. Берет стул, подвигает к мольберту. Садится рядом с парнем.       Нориаки чувствует себя слегка смущенным и отворачивается к холсту. Молча принимается за доработку деталей, пока морской биолог рассматривает изображенное.       — …ее линия скул достаточно широкая, — подмечает Куджо, чуть прищурившись и сложив руки на груди.       — Ну конечно! — тут же прерывает его художник, смешивая на палитре нужные цвета. — И в этом твоя вина.       — Моя? — Джотаро озадаченно смотрит на автора работы, приподняв бровь.       — Ага. Ты вроде как превратил плоды моих художественных стараний в оду самому себе. Моими руками. Так что теперь не критикуй.       Джотаро хмыкает, тянется за кофе и конспектами со стола. На некоторое время воцаряется молчание.       — Джотаро? — вскоре нарушает тишину Нориаки, не прекращая колдовать над картиной.       — Да? — студент даже не поднимает головы от конспектов.       — Ты никогда не думал, что твое имя можно сократить до ДжоДжо? Ну… Джотаро. Куджо, — довольный своим внезапным озарением художник поворачивается к парню и встречается с его взглядом.       — Нет, — отрезает Джотаро.       Какёин отворачивается.       — Но, если тебе нравится, можешь звать меня так, — добавляет Куджо, возвращаясь к изучению материала.       Нориаки не успевает подавить смешок, прикрывает рот тыльной стороной ладони. На щеке остается зеленоватый след.       Джотаро снова поворачивает голову в сторону юноши. Сверлит взглядом след от краски. Поставив на пол кружку с напитком, свободной рукой тянется к чужому лицу. Какёин, замечая движение со стороны, отвлекается от работы. Слегка пятится назад.       — Что-то не так?       — Краска, — немногословно оповещает морской биолог, все-таки дотянувшись до чужой щеки и стирая изумрудную зелень большим пальцем. — Ты измазался.       — Не переживай, частая практика. Потом отмоется, — художник улыбается, подаваясь навстречу касанию.       Куджо чуть наклоняется.       — Нориаки? — палец соскальзывает со щеки к нижней губе. Осторожно обрисовывает ее контур. — Ты ведь не умеешь целоваться, я прав?       — Джотаро! — моментально взрывается гаммой неописуемых эмоций Какёин, перехватывая руку морского биолога и отстраняясь. — Что за идиотские вопросы? Я работаю, обязательно обсуждать это сейчас?! — щеки парня равняются по цвету с его волосами, он хмурится. Но вряд ли от недовольства.       — Я понял. Не отвлекайся, — Куджо моментально возвращается к своему материалу, будто теряя интерес к диалогу.       Нориаки нарочито недовольно цокает языком.       Через час Джотаро уходит на балкон курить.       Нориаки тоже решает сделать перерыв и следует за ним.       Занимается тихая прохладная ночь. Сверчков уже не слышно, хотя Какёин мог поклясться: еще пару дней назад они давали такие концерты, что Лондонский оркестр им и в подметки не годился. Все кругом стремилось напомнить о приближении осени, вопреки тому, что думать об этом не очень-то и хотелось. Ветер становился все более промозглым, растения на балконе уже не чувствовали себя так комфортно. У дома кучковались коты всех пород.       Щелчок зажигалки. Терпкий запах табака. Какёин прячется за спиной Джотаро от сигаретного дыма, шутливо обнимает его. Утыкается холодным носом в родимое пятно-звезду. Куджо практически неощутимо вздрагивает, однако это не скрывается от внимания Нориаки.       Накрапывает ненавязчивый дождик. Капли звонко ударяются о мелкие блестящие листья стоящего близ мирта, создавая тихую барабанную дробь. Художник ежится, складывая руки в замок на чужом торсе. Прикрывает глаза, стремясь абстрагироваться от всего и сразу и сполна ощутить текущий момент.       Джотаро накрывает рукой руки Какёина, улыбается. Стряхивает пепел в пепельницу. Делает очередную затяжку.       Из комнаты ведет монолог первая часть серенады для струнного оркестра в до-мажоре. Ее вполне хватает для общения этим двоим, особенно по мнению Нориаки.       Когда второй бычок падает в пепельницу, Куджо думает о том, что руки художника становятся слишком холодными и пора возвращаться в комнату. Однако парень сзади остается неподвижным.       — Нориаки? — морской биолог поворачивает голову, утыкаясь носом в чужие мягкие и чуть влажные волосы.       — Извини, ДжоДжо, — не сразу произносит в ответ Какёин, лениво расцепляя руки и отстраняясь. — Кажется, я немного задремал.       — Пора возвращаться. Ты замерзаешь.       Художник проводит ладонью по лбу, морщится, пытаясь отогнать такую настойчивую сонливость.       — Идем. Мне еще часа два, осталось немного.       Джотаро недовольно фыркает, прикрывая за ними дверь балкона. Смотрит на часы. Уже половина третьего. Когда Какёин успевает спать с его режимом?       — Если ты закончил со своим, можешь ложиться. Не обязательно сидеть рядом со мной прямо до момента, пока я не завершу работу. Мне достаточно твоего присутствия в комнате, это действительно каким-то образом благотворно влияет на мое творчество, — художник улыбается, глядя на Джотаро, и снова усаживается на свое место.       — Материала всегда хватает. Мне есть, чем себя занять, — морской биолог занимает место рядом и третий раз за ночь берет в руки одну и ту же тетрадь.       Нориаки поворачивается к холсту и замирает на некоторое время, напряженно вглядываясь в одну точку. Куджо пару секунд молча наблюдает за этой картиной, а затем поднимается.       — Я сделаю нам кофе. Лишним не будет, — студент удаляется в сторону кухни. Юноша у мольберта может только благодарно смотреть ему вслед. Надо экономить силы.       Морской биолог возвращается спустя минут десять с двумя ароматными горячими чашками. Какёин увлечен работой настолько, что даже не замечает его возвращения.       — Нори, — негромко произносит Джотаро, стремясь отвлечь художника, но не напугать.       Тот, дернувшись, резко поворачивает голову.       — О, ты уже вернулся. Спасибо. Я ведь даже не сказал, где у меня кофе, извини, — он тихо и устало смеется, принимает кружку из чужих рук.       — Осторожно. Горячо.       — Ты очень заботливый, Джотаро.       Куджо фыркает.       — Ну и ну. Не отвлекайся, прольешь еще на картину свою.       Они возвращаются к работе.       Через час морской биолог снова уходит курить. Художник трижды проходится по комнате и хрустит всеми возможными костями.       — Черт возьми, Джотаро, ну почему мы не могли разобраться со всем этим раньше? Возможно, тогда бы мне не пришлось заканчивать все в последнюю ночь. Я идиот, — Какёин разочарованно стонет, останавливаясь у мольберта. — Я так устал.       — Нориаки, еще немного. Сдашь эту чертовщину и устроим выходной, — вернувшийся с балкона Куджо подходит ближе, заключает парня в объятия. Целует в лоб. Стирает следы краски с лица.       — Кажется, за последнее время я совсем распустился. Надо возвращать былую дисциплину и прекращать эти жалобы на все подряд.       — У тебя был сложный период. Не вини себя.       — Я не виню, просто… просто не привык.       Какёин с трудом моргает, чуть отстраняется от морского биолога. Встречается с ним взглядом.       Молчание. Возвращаться к делам не хочется.       Куджо сдается первым.       — Нориаки, можно я…       — Можно, — перебивает его художник, отводя взгляд.       Ну, по крайней мере, это точно поможет взбодриться.       Джотаро скользит пальцами по линии чужой скулы так аккуратно, точно под его руками самый хрупкий фарфор. Нориаки неловко уворачивается, сам того не желая, но не в состоянии это предотвратить. Берет себя в руки. Сжимает в ладонях майку на спине Куджо, закрывает глаза, опускает голову. Морскому биологу приходится приложить много усилий, чтобы все-таки добиться этого поцелуя.       Струнные звучат вне пространства, пульсирующе ярко. Капли, стекающие по листьям на балконе, перестают падать на пол и шумно разбиваться, как было секунду назад. Не слышно тиканья часов. Какёину кажется, словно Джотаро только что остановил время. Нориаки приоткрывает глаза, чтобы убедиться, что они не оказались где-то за гранью Реального, и натыкается на чарующий взгляд голубых глаз напротив. Взгляд из-под полуопущенных ресниц. Парень краснеет, чувствует, как Куджо прижимает его к себе сильнее, обнимая художника крупной рукой за талию. Какёин теряется, перемещает руки со спины морского биолога на его шею. Вновь закрывает глаза.       Стук зубов.       Нориаки распахивает глаза, моментально отстраняется, едва ли не отталкивая Джотаро. Последний позволяет увеличить расстояние между ними, но парня из рук все же не выпускает.       — И-извини, я… — лицо Какёина по цвету напоминает смесь распустившихся маков и красных астр, и Куджо находит это невероятно милым.       — Все нормально, Нориаки. В этом нет ничего страшного. Успокойся, все хорошо, — Джотаро с трудом сдерживает улыбку, пока успокаивает страшно смущенного Какёина.       Они оба признаются себе: все предшествующее определенно стоило случившегося только что.       — Надо… Надо возвращаться к работе, — через некоторое время произносит Нориаки, и морской биолог вынужденно размыкает объятия. Художник не спешит отстраняться.       — У тебя полчаса. Я жду в кровати, — Куджо выпрямляется, наблюдая за тем, как Какёин вновь усаживается за мольберт.       — Джотаро! Подбирай слова тщательнее! — отзывается Нориаки, и его шея краснеет.       — Я и так выразился прямее некуда.       Майка Джотаро падает на стул рядом.       Художник оборачивается. Замирает.       Что ж, теперь Какёин думает о том, что, в общем-то, ему и не очень нужно в Лувр. Одного экспоната оттуда рядом вполне хватит.       — Нориаки? — голос морского биолога прерывает немой восторг. — Что-то не так? — направляющийся к кровати Куджо останавливается, наблюдая за парнем.       — Нет. Мне нужно еще двадцать минут, — Нориаки снова отворачивается к холсту.       И правда, через обещанное время художник покидает рабочее место. Гасит свет. Слышится шуршание одежды.       — Нориаки? Что ты там копошишься? — сонно интересуется Джотаро, разворачиваясь на кровати к источнику звука.       — Я переодеваюсь, — невозмутимо отзывается Какёин.       — Переодеваешься? Во что?       — В пижаму.       — Какая, к черту, пижама, Нориаки? Это принципиально? Тебе спать пару часов осталось.       — Принципиально. Ты голый.       — Я не голый. Я в штанах.       — Заткнись, ДжоДжо.       — Нориаки, мы встречаемся.       — Что? И что с того? Подвинься.       — Ну и ну, — Куджо ухмыляется, ощущая, как Какёин ложится рядом, задевает его ноги своими. Забирает вторую подушку. Нащупывает одеяло и укрывает их обоих. Отворачивается. Уместиться вдвоем сложно, но можно.       — Спокойной ночи, Джотаро.       Морской биолог ничего не отвечает, только обнимает юношу со спины, притягивает ближе к себе. Художник из приличия протестует против ласки что-то около трех секунд, затем успокаивается, сворачивается калачиком и сам прижимается спиной к Джотаро. Куджо прячет улыбку в карминовых волосах. Засыпая, Какёин думает о том, что, возможно, если бы каждый человек испытывал такое счастье регулярно, то на нечто негативное у людей попросту бы не оставалось сил.       За рекордно малое количество часов Нориаки удается выспаться необычайно хорошо.       — ДжоДжо! — настойчивый шепот и осторожные прикосновения к плечу. — Выпусти меня! Мне нужно вставать!       — Мы ведь только легли, — Куджо хмурится, открывая глаза и вглядываясь в лицо лежащего рядом. Чуть ослабляет хватку объятий.       — Уже восемь. Мне пора, — Какёин приподнимается, опираясь на локоть. Убирает чужую руку со своей талии. Вздыхает. — Но я никуда не хочу.       — Нориаки, — все еще сонный Джотаро возвращает руку на талию художника. Сверлит взглядом его сиреневые глаза. Медленно моргает.       — Да? — парень поправляет локон, а затем ворот пижамной рубашки.       — Я люблю тебя.       Тишина. На улице чирикает какая-то одна-единственная птица.       Нориаки Какёин бледнеет, затем краснеет. Но взгляда не отводит.       — И-и я тебя, Джотаро. Но мне пора в ванную, — он поднимается с кровати, оставляя морского биолога одного под одеялом. Ежится. Оборачивается. Ловит на себе пронизывающий взгляд.       Возвращается к постели. Наклоняется. Медленно и осторожно целует Куджо. После чего поспешно удаляется в ванную.       Джотаро Куджо, подремав еще несколько минут, отправляется на кухню заваривать две чашки кофе.       За окном расцветает новый день.