Adios, ich gehe in die Wand

      — Рихард, прекрати! — крикнул Тилль, хватая руку гитариста.       — Тилль, этот последний, — улыбнулся Рихард, отнимая руку и вводя шприц под кожу.       — Стой! — закричал Линдеманн, его очень раздражала и пугала эта зависимость. Да, он сам по молодости баловался травой, но не так же…       Рихард, глядя в полные страха глаза напротив, надавил на упор штока.       Двойная доза метадона. А ведь он создан для лечения от зависимости. -       — Хочешь фокус? — спросил Рихард, чувствуя, что улетает.       — Нет, не смей ничего делать больше!       Круспе не послушался и, наклонившись к столу, почти затянул дорожку кокаина. Тилль помешал.       — Я тебе что сказал?!       — Отстань, пожалуйста. Дай я тебе просто кое-что покажу…       — Нет!       Рихард встал со стула и грозно посмотрел на Линдеманна.       — Уйди. И если не хочешь смотреть — вали!       Линдеманн схватил Круспе за плечи и попытался что-то сказать, но Рихард резко подался вперёд и ударил Тилля головой в нос.       — Уëбок! — взвыл тот.       Гитарист, ещё ощущая себя в комнате, подошёл к Линдеманну и, положив руки ему на согнутую спину, прогладил вдоль позвоночника, а потом ударил в живот коленом, наступил солисту на ногу, пнул в берцовую кость. Тилль упал на колени, поскуливая, Рихард схватил его за волосы и ударил головой о колено, делая всё молча.       — Уходи! — приказал Круспе. Он терпеть не мог, когда ему мешали. Тем более сегодня был необычный день. Вечер.       Линдеманн поднялся, содрогаясь в немых рыданиях и вышел из гримёрки.       Вынюхав дорожку, Рихард большими глотками залил в себя какую-то алкашку.       «Антисептик по вкусу…» — скривился он.       Через несколько минут по телу разлилось тепло, мысли улетели далеко-далеко. Никакой бывшей жены, никаких разногласий с этим тупым Ландерсом, который никогда не понимал Круспе и даже не пытался делать это, никаких самокопаний, переживаний, ни-че-го. Время исчезло, тело исчезло.       — Тилля нет… Прости меня, я ведь не хотел драться… А почему ты меня не побил? — спрашивал он у потолка.       В своей гримёрке вокалист писал новую песню. Про наркотик, про эти приятные чувства, но опасности и риски. Он не мог ничего сказать Круспе, может быть песня помогла бы?       «Добавим её в следующий альбом. Чтобы он не забывал!»       Тилль думал, что всё будет хорошо. Что он ушёл, но Рихард будет в порядке. Он ведь умный, хороший, правильный. Самый лучший.       А Рихард бился в судорогах, задыхаясь, раздирая ногтями кожу на груди, пытаясь вырвать сердце из груди, пока не выблевал его сам.       — Боже, пожалуйста… — гитарист задыхался, не зная, что происходит.       Он не так хотел уходить из жизни. Не так жалко и убого…       Он бы задумался над этим, если бы мог.       «Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!!!»       Задушить себя не получалось, вскрыться было нечем, прыгать некуда, утопиться негде. Ничего не сделать…       «Стены. Стены. Стены. Стены» — носилось в пустой гудящей голове.       Боль пронзила бы всё тело, заполняя сознание, но метадон с коксом и этилкой объединили разум с бесконечностью. Ничто не смогло бы заполнить его болью.       Убивая себя, Круспе не заметил, как в комнату вбежал Тилль.       «Кто эт?.. Тилль?!»       И лишь его взгляд в последний момент жизни смог причинить жуткую боль.