Такая дружба меня пугает

      Глава VI. Трещины              Для учащихся школ, не сдающих экзамены, июнь ассоциируется с началом беззаботного времени и свободы. Три месяца вне учебы, которые можно провести как хочется – поздно вставать, не делать ничего полезного, поехать на море и просто жить в свое удовольствие. Раньше Ваня так же представлял себе лето. Но теперь, будучи студентом, июнь омрачился ужасающим словом, преследующим его еще с весны – «сессия».       Так уж вышло, что он совершенно не был к ней готов. Да, в течение года он выполнял какие-то задания, но ездил на учебу редко. Осенью он еще кое-как приезжал на пары, бывало, слушал, что говорили преподаватели, и вел конспекты. Поэтому зимнюю сессию удалось закрыть на «хорошо» и «отлично». Но после зимы интерес к учебе постепенно шел на убыль, он понял, что университет – это не так важно и страшно, как ему представлялось, и сконцентрировался на своем личном развитии как публичной персоны. Это в любом случае приносило больше удовольствия и выгоды. А между посещением пар и встречей с Сашей – выбор не стоял.       Запущенную ситуацию с университетом пришлось брать в руки. Ваня мог оправдать себя тем, что в потоке личных дел забыл об учебе, но он не забывал. Ему просто не хотелось готовиться к экзаменам. Благо, его одногруппники были очень добры и поделились с ним всеми необходимыми файлами для подготовки. Вечера перед сдачей он проводил в зубрежке материала и написании шпаргалок.       В университет пришлось ездить. Стены старого здания снаружи выложены песчаными плитами, от которых веет долговечной историей, вдоль них рядами стоят колонны. Но внутри атмосфера более скудная: паркет скрипит, а по болотистым стенам местами бегут трещины.       Перед экзаменом Ваня всегда одевался неприметно, чтобы на него не падал глаз, и клал в левый карман сделанные накануне вечером записи, а в правый телефон. К счастью, пожилые преподаватели то ли действительно ничего не замечали, то ли попросту не хотели замечать недобросовестности студентов – телефоны не изымали, шпаргалки не отнимали, студентов не выгоняли и даже за ними не следили. Хотя находились и более проворные педагоги, все равно большинство из них во время экзамена либо смотрели в окно, либо занимались своими делами, не поднимая головы. Собственно, благодаря этому Ване запросто удавалось списывать неизвестные ему вопросы с телефона, лежащего на ноге и скрытого под партой.       Помимо вуза Ване было еще о чем переживать. Он продолжал стабильно проводить трансляции раз в два дня, но количество зрителей постепенно снижалось. Его «онлайн» все еще был высоким в сравнении с другими коллегами по индустрии, но значительно ниже, чем на пике карьеры зимой. Хотя он был к этому готов, знал, что вечно держать по 40 тысяч зрителей будет невозможно, он не смог контролировать того, что спад расстроит. Сверху смурым слоем еще накладывалось то, что он почти не общался с Сашей. Ваня ему писал, но тот зачастую отвечал коротко и сдержанно. Иван списывал это на то, что оба заняты и, наверное, устают. Все-таки, у Саши тоже были и свои дела, и своя учеба. Тем не менее он все равно то и дело думал об их холодеющем общении. Желая обсудить происходящее, перед сном он перебирал фразы, которые хотел сказать.       В свободные вечера Ваня тоскливо складывал свои пожитки в коробки, готовясь к переезду. Большая часть одежды уже упакована, с полок сняты фотографии, грамоты и памятные вещи по типу школьных альбомов и подарков.       Квартира опустела, вдоль голых стен стоял ряд картонных коробок, на которые то и дело натыкаешься с непривычки. Чтобы почувствовать какой-то уют Ваня включил на фон трансляции Саши. Ему было приятно просто слышать его речь и отдаленный смех через динамики наушников. Складывая графический планшет и объективы от камеры, Ваня думал о запланированном стриме с Вовой Братишкиным, Ильей Мазелловым и Сашей. Уже завтра он его увидит.

***

      Ребята в полном составе встретились вечером в районе метро Смоленской. Ваня был рад видеть Сашу и еще сильнее был бы рад обнять его так, как обнимает наедине, но пребывание в обществе накладывает свои ограничения, которым он не противник.       Вова сразу же запустил вещание с телефона. Вести трансляцию с улицы города сложнее, чем из дома, нужно постоянно чем-то заниматься и развлекать зрителей, выдавливая материал из пустоты или из диалогов. Поначалу никакого забавного диалога между четверкой не клеилось. Вова и Илья держались уверенно в силу своей опытности и потому что уже были хорошо знакомы, а вот Саша был тих и, вероятно, чувствовал себя неловко. Иван уже начал переживать, не зря ли настоял на том, чтобы взять его на прогулку под камерой. Совместный эфир, как думалось Ване, даст его другу возможность сблизиться с Вовой и Ильей, в какой-то степени проявить себя и привлечь новых зрителей.       В общем, чтобы задать настрой эфира Ваня начал творить глупости. У здания вдоль бульвара велась отделочная работа, он, отыгрывая роль любопытного дурачка забежал в строительный карман, скрытый сеткой, и решил «как в Ассасине» взобраться на платформы, предназначенные для строителей. После он же зашел внутрь недостроенного помещения, увешанного фанерами. Маленькая глупость удалась, и ребята развеселились.       Как и обговаривалось заранее, компания побывала во «Вкусно и точка», еще недавно бывшей «Макдональдсом». Саша растопился и, преодолевая неловкость, мило общался с Вовой и Ильей, вкидывая и поддерживая шутки.       Яркой вспышкой по воспоминаниям ударило решение ребят прокатиться на электросамокатах. Ваня снова рассекал ветер и смотрел на ту же вечернюю Москву, прямо как в мае. Река и нескончаемые здания с оранжевыми огнями в окнах. И все было бы хорошо, если бы не отрешенность Саши, который ехал в стороне. За этот вечер они ни разу толком не поговорили, мельком проскальзывали шутки и пара фраз, касающихся бытовых вопросов, но связь между ними не задерживалась.       Ничего примечательного после поездки на самокатах по Москве не произошло – парни поужинали в кальянной, ведя беседы о малом. Внутренне Ваня готовился к разговору с Сашей после завершения трансляции.       Они вдвоем поехали на такси до родного района. Был поздний вечер, людей на улице не было, солнце совсем скрылось, и только фонари желтым светом освещали дорогу.       – Ну что, – спросил Саша, – Как твои сборы?       – Да, хорошо.       – Уже все упаковал?       – Конечно, уже завтра же переезжаю.       Они дошли до развилки, которая представляла собой небольшую аллею с детскими площадками. Сашин дом находился в севере от нее, а Ванин к югу. Не желая расходиться, Ваня присел на лавочку, и Саша покорно последовал его примеру. Не то чтобы ему хотелось разговаривать об их взаимоотношениях вот так – посреди темной улицы, позади детских площадок, сидя на лавке, но другого варианта не предоставилось.       – Я хотел обсудить… – скрепя сердце, начал Ваня.       – Да, – резко вставил Саша.       От неожиданности блондин поднял голос:       – Что да? Я даже не договорил! – диалог, о котором Ваня думал каждую ночь и так было тяжело начать. То, как Саша его перебил, не могло не пошатнуть спокойствие даже такого сдержанного человека как Ваня.       – Мне кажется, я догадываюсь, о чем ты хочешь поговорить…       В алее повисло неловкое молчание. Саша скрестил ноги и положил на них замок из ладоней. Отыскав подходящие слова, Ваня продолжил:       – Хотя ты просил это никак не называть, я все равно хочу понять причину, по которой в миг ты стал… – Ваня вскинул руки, – Не знаю… Холодным.       Брови Саши исказились в дугу:       – Воу, Вань, я и не думал, что для тебя это такое большое дело, – не зная, что ответить, он выпалил глупость.       – А что, это не важно? – Ваня почувствовал, как внутри него оборвалась нить, на которой держалась надежда. Она рухнула камнем, приведя руки в дрожь.       – Стой, стой. Подожди… Извини. Сейчас я соберусь с мыслями и постараюсь все объяснить.       Повисла еще одна пауза, но на этот раз она не напрягала. Ваня был настроен решительно, больше всего ему хотелось услышать правду, доказать себе, что их близость не была выдумкой. Поэтому он смиренно ждал, позволяя другу привести мысли в порядок. В окружающей тишине было едва слышно стрекотание кузнечиков. Ваня его понимал, самому тоже было сложно говорить, но, видимо, в отличие от Саши, Иван хотя бы готовился к диалогу.       Посидев раздумьях и потрепав волосы, Саша наконец-то заговорил:       – Просто… Правда, я сам не до конца понимаю, что наделал. Я был тебе так благодарен за все, что ты для меня делаешь: помогаешь мне в развитии, постоянно поддерживаешь, в конце концов раны мои обрабатываешь… – он сглотнул слюну и продолжил, – Вань, ты не просто мой лучший друг, но ещё и самый близкий человек. И такое ощущение, что… Меня будто переполняла благодарность, а я не знал, как ее выразить. И все вылилось в то, что вылилось.       – У меня дома?       – Да.       – А сейчас… – предательский голос Вани задрожал, – А сейчас что?       – Боже, я… Я правда и не думал, что тебя так заденет. Я совсем не хочу портить нашу дружбу. Хотя кажется, уже все испортил… В этом месяце, пока мы общались меньше обычного, я наконец-то задумался о том, что происходит, задумался о нас и о том, что сделал… Я понял, что это было лишним. Я не так вижу наше общение, – он тяжело выдохнул, – Ну все-таки мы общаемся уже сколько лет? Знакомы лет семь, а общаемся с десятого класса… За такое время не обойтись без глупых поступков, – в попытке сгладить напряженную обстановку Саша улыбнулся.       Ответная улыбка на лице Вани не появилась. Губы смогли вымолвить только два слова:       – Ладно… Окей       От темноты был хоть какой-то толк. Тень от фонаря падала так, что скрывала лицо. Ваню это утешило, когда на глаза внезапно навернулась влага. Он почувствовал боль в ладони – все это время в нее впивались ногти. Истерзанный заусенец на большом пальце кровоточил, и в ушах стоял звон. Ваня будто был в тумане. В какой-то степени такое состояние сыграло на руку. Он не собирался держать все в себе и заканчивать безвольным «Окей». Отчаяние подобралось к горлу и вылилось потоком:       – Нет, нихера не окей! Зачем ты вообще тогда ко мне лез?! Что это за глупость? Если хотел меня «поблагодарить», – пальцами Ваня изобразил кавычки, – Мог бы остановиться на «спасибо». Мне бы этого хватило. Сначала ты такой весь из себя добрый и светлый, а потом до тебя не достучаться. А я сиди и думай, что не так. Что за тупизм?       От такого напора дыхание Саши заметно участилось. Он лихорадочно протараторил:       – Вань, я знаю, знаю! Я понимаю, что ты злишься, но не могу сказать ничего путного. Я не знаю, что на меня нашло. Я придурок. Прости меня.       – Да пошел ты.       Ваня вскочил со скамейки и почти бегом дошел до дома. Оказавшись в квартире, он рухнул в кровать. «Что это было?». Он без конца прокручивал события мая и их диалог. Горечь придавливала к матрасу. Неужели для Саши все это было какой-то «глупостью»? И как Ваня мог поддаться чувствам, поверить в искренность, надумать себе что-то большее, наслаждаться тем, что для другого было безрассудством?       С пары зеленых глаз скатилось две слезы. Они дали о себе знать только когда прикоснулись к губам, и Ваня ощутил солоноватый вкус. Он утер щеки и шепотом произнес:       – Да что за бред?       В эту фразу вкладывалось и возмущение слезам, которые незаметно пролились, и недоумение от той чуши, которую нес Саша.       Лежащий рядом телефон загорелся от уведомления. Саша написал.       Вань, я не хочу, чтобы этот день заканчивался на такой ноте. Поэтому пишу. Еще раз хочу сказать: прости меня. Если бы я мог нормально объяснить почему осмелился приблизиться к тебе больше обычного, я бы объяснил. Но я не нахожу слов. Мне правда стыдно за то, что произошло тогда и за то, что произошло сейчас. Я надеюсь, мы сможем общаться как раньше? 00:22       Ваня не стал ничего отвечать и лишь отбросил телефон в сторону. Он знал, что долго не сможет заснуть.