Важное

Джейсон не мог вспомнить ходил ли он когда-то на свидания. Что вообще можно было бы назвать свиданием? Быстрый ужин по акции в дайнере и сразу в кровать? Или, если не терпелось, в туалет? Это свидание? Нет. Звучит же дерьмово. Какое нахуй свидание. А это? Когда он сидит в очередной кафешке и ждет Салима. Это свидание? Да нет бля, скорее встреча, которая расставит все по своим местам. Рядом сидящая женщина просит его быть потише. Джейсон не понимает, и она указывает на его ногу. Та уже какую минуту дергается под столом. Морпех кладет на нее руку. Пытается успокоить. Лучше уж, как всегда, покусывать себя внутрь за щеку или что-то теребить в руках: сахарницу, салфетку, что угодно. Страх того, что его в любой момент скрутят и повезут в психушку, потихоньку отпускает. Мутиа, с которой он разговаривал сегодня утром, сказала, что так никто не делает. Если Джейсон не психанет и не полоснет кого-нибудь ключами, то никто его не тронет. Ей удалось записать его в программу для ветеранов. Выбить место для первого в ней морпеха с Ирака. Даже записать на первичный прием к врачу, который назначит таблетки. Это оказалось так просто, хотя еще в Пэррис-Айленде ему говорили, что никто морпехам слюни после войны не подтирает. Даже если ты потерял там не только душу, но и ногу в придачу. Особенно, если ты потерял ногу – все, в утиль. Перед глазами все также стоит сержант из учебки, который брызжет слюной и орет в лицо Колчеку. — Ты, сын, толстозадой шлюхи, и недели у нас сука не продержишься. Мои ребята будут с наслаждением соскабливать твою раздавленную мошонку с унитаза, твои разжиженные мозги с учебников. Ты че думаешь, раз такой упертый, то тебе все можно? То тебе какая-нибудь соска погоны меж своих булок принесет? Ты – рекрут, и на большее в этой жизни не годишься! Тяжелая рука хватает его за затылок, рывком хреначит об ближайшую стену лбом. Рассекается бровь, слышится тихий ахуй в шеренге, тело морпеха опускается на колени. — Я тебе приказ садиться не давал! Еще раз так сделаешь – сядешь уже на бутылку! Встает. Поднимает голову. Пытается проморгаться, когда кровь застилает обзор. А еще унять дрожь в челюсти. Не эмоциональную, физическую. Эмоции Колчек отключил уже давно. Еще задолго до приезда в Пэррис-Айленд. — Привет, — слышит Джейсон знакомый голос сзади и вырывается из своих воспоминаний. Оборачивается. Сзади стоит Салим. Такой же радушный и охуеть какой привлекательный как и тогда, когда Джейсон его впервые увидел. Полтора года назад. Когда он также подкрался к нему сзади. — Привет, — отвечает ему лейтенант и тянет руку для пожатия. Выглядит это крайне странно: они здороваются как незнакомцы или совсем давние приятели. Неуклюже садятся напротив друг друга. Салим заказывает чай, а Джейсон понимает, что его кофе, к которому он так и не притронулся из-за ебанных нервов, уже давно остыл. — Как тебя занесло сюда? — спрашивает его с улыбкой Салим, отчего у Колчека засасывает под ложечкой. Он на него не злится. — Да здесь раньше Джоуи жил. Я тебе про него рассказывал. — Да. Тот солдат, которого я сам чуть не застрелил, — отвечает Осман, понимая, что не с того начал разговор. Пытается быстро придумать новую тему. — А Зейну понравился город? — Не очень. Сказал что не любит все это убра...урбра... — Урбанистическое? — Да! Именно это слово. Салим фыркает. Смотрит в окно – а Джейсон опять сел именно у него – и говорит. — Он дико скучает по дому. Пытается найти его отголоски в Америке. — Пусть тогда скатается в Техас, — усмехается Колчек, вспоминая все пустыни в Америке. — На твою родину? Блять. Этот мужик пришел все пару минут назад, а уже успел два раза поставить в тупик лейтенанта своими высказываниями. — Все-то ты знаешь, — опускает глаза Джейсон, водя ложкой по дну кружки. — Нам не обязательно говорить об этом, — вдруг выдает Салим. — Что? — Нам не обязательно говорить о твоем прошлом, — Осман поджимает губы. — Обо всем, что с тобой было раньше. Джейсон улыбается. Догадывается, о чем успел ему на днях рассказать Зейн. — А о чем ты хотел тогда поговорить? — О будущем. — Мое будущее предопределено. — О нашем будущем. Осман касается его руки. Так быстро, что Колчек аж одергивает свою. Прячет под стол, чтобы никто не увидел. На дворе блядский 2004 год. — Извини, — поднимает руки ладонями вверх Салим. Ему как раз в этот момент приносят чай, который иракец хватает тут же, прямо с подноса, и подносит к своим губам. Обжигается. Но лучше так, чем смотреть в глаза Колчеку после этого. А Джейсон даже и не думает отрывать от него взгляд. Понимает, что сам накосячил, и готов сделать все что угодно на свете – пусть хоть ему выльют кипяток на голову из чашки Салима – лишь бы мужчина вернул свою руку. — Все хорошо, — говорит он. — Со мной все хорошо. — Прекрасно. — А с тобой? — Тоже. Выдыхает. Мир вокруг Джейсона как будто замедляется. В идущей медленно официантке от столика до кассы, в неспешно читающей девушке напротив, даже в стрелках на часах, которые снова издеваются над морпехом. — Ты все еще хочешь, чтобы у нас с тобой было будущее? Теперь своим вопросом Джейсон ставит в тупик Салима. Иракец и не догадывался, что тот осмелеет и начнет говорить о чувствах открыто. Значит не зря Зейн сюда приезжал. Не зря было все, что успело случится. — Да, я хочу. Но еще я хочу, чтобы ты понимал: я не могу любить тебя, при этом ненавидя себя. Я так уже делал и поверь — это ничем хорошим не закончилось. В этот раз Салим не касается его руки, чтобы донести свою мысль. Хотя и очень хочет. — Я не могу любить тебя, если ты не любишь себя. Джейсону Колчеку хотелось убежать из этого ебаного кафе в ту же минуту, как Салим произнес ему эти слова. Хотелось сорваться, разлить по пути холодный кофе, выбежать на дорогу и бежать, пока не отнимутся ноги. Но когда он поднял глаза и встретился ими с глазами Салима, то понял – ему не надо больше никуда бежать. И ни от кого убегать. Похоже впервые в жизни кто-то хочет, чтобы он остался, а не исчез из этой жизни. На этом свете существует человек, который не считает Джейсона Колчека ошибкой. — Красный код, — внезапно выдает он, отчего иракец хмурит брови. — Что за красный код? — Ты что, не смотрел «Несколько хороших парней»? — Нет. — Бля, я на этот фильм даже в кинотеатр ходил. Не думал тогда, что смогу сам стать морпехом, — усмехнулся Джейсон, вспоминая Деми Мур в охуенно красивой черной форме. — Красный код – это что-то типа наказания, если ты не соответствуешь стандартам морского пехотинца. Джейсон сжал губы, вспоминая то былое время. Самое ужасное и самое прекрасное одновременно. Ад для тела и рай для души. — Я не соответствовал. Спал на унитазе, прибегал последним. В основном из-за того, что тогда только-только бросил... пить, курить, употреблять. Тупо не хватало выносливости. Салим слушал его с полуоткрытым ртом от удивления. Уж кого-кого, а Джейсона язык не повернется назвать «невыносливым». — В учебке на это старались не обращать внимания, но вот в школе пехоты... там никто терпеть мое отставание не стал. Поднял глаза вверх. То ли от того, чтобы накопившиеся слезы не потекли вниз, то ли от того, что эти воспоминания пришлось доставать из очень глубоких недр памяти. — Меня избили до полусмерти, когда я шел спать. Оставили лежать зимой на улице, сняли куртку. Чтобы я окочурился за ночь, а утром мое тело забрали. Осман слышал о дедовщине в американской армии. Да и у них самих в Ираке такое было нормой. Но не до такой степени. — Меня спас Джоуи, наши койки стояли тогда рядом друг с другом и он просто не мог заснуть один. Пошел меня искать. В ебучую сука зиму. Тащил мою дрожащую от обморожения тушу аж до самого корпуса, пока ему на помощь не прибежал всей душой тогда ненавидящий меня Никки. Колчек усмехнулся. Знал бы он тогда, что Никки, в конце концов, станет его последним другом. Последним из команды. — С тех пор мы втроем прикрывали спины друг другу. В Ираке к нам присоединился Мервин. Иракец вспомнил этого добряка. Который сразу же начал кидать белый фосфор в его напарников и обзывать всех вокруг пидарасами. — А я Джоуи не спас, — грустно улыбнулся Джейсон, — хотя мог. Должен был. Одинокая слеза быстро скатилась с глаза и коснулась ямочки на щеке. Вторая коснулась его улыбки, которую он и не планировал прятать. Больше нет. Салим не сдержался. Мигом встал со стула, даже не дождался, пока Джейсон также молниеносно поднимется со своего, прильнул к нему и так крепко обнял, что Колчек почувствовал каждое свое ребро и позвоночник. В этот раз он не стал отлипать. Не стал убирать руки, которые тут же обвили талию Салима, хотя присутствующие в зале явно обратили на них внимание. А потом, увидев, что эти двое просто обнимаются, вернулись к своим привычным делам, вернув и время на свое законное место. Иракец и американец стояли посреди вечно спешащего куда-то Питтсбурга и обнимались. Слишком мало для них обоих. Слишком долго для всего остального мира. Ну ничего сука. Потерпит.