Важное

Колчеку не спалось. Лежа все на том же диване, где он чуть концы не отдал, смотрел в окно – на улице снова начал лить дождь. Он думал, что уехал от него подальше, оказавшись в ебаной Саванне. Даже город такой не знал, пока в нем не оказался. Все лучше, чем Техас. Попади туда Джейсон опять, сошел бы с ума. Теперь уже окончательно. Хорошо, что информация о его родном доме не пошла дальше Пэррис-Айленда. Даже Рейчел не могла знать откуда лейтенант родом. И хорошо что не знала. Где-то в два часа ночи ему захотелось пить. Не просто хлебнуть стакан в 250 мл, а выпить целую тару – литра 5, не меньше. Это в нем говорило обезвоживание. Обычное дело для наркомана, он к такому привык. И все же боль в мышцах, которая до сих сковывала движение, оказалась слабее желания пить. Хоть воду с унитаза. Хоть собственную мочу. Гостиная была рядом с кухней. И Джейсон поперся туда, старался пореже наступать на скрипящий пол. Еще всех тут перебудит. Заставит спуститься со второго этажа и принести ему сраный стакан воды. Как будто ему мало унижений. Не заходя на кухню, прислушивается – вроде на втором этаже все тихо. Салим слабо, но все-таки похрапывает, что заставляет сердце Джейсона сделать сальто. Как бы ему хотелось сейчас налакаться воды, или даже холодного молока, и вернуться в постель – только к Салиму. Прижаться к нему сзади и воспроизвести один из своих снов. Самый пошлый. Джейсон берет открытое молоко в холодильнике, наливает себе в стакан и садится за стол. Одно такое путешествие длиною в пару метров для него уже достижение. По крайней мере сейчас. Нужно хорошенько отдохнуть перед тем, как возвращаться на диван. Слышит звуки. Все-таки кого-то из этих двоих удалось разбудить. Салим тихонько спускается вниз, боясь в свою очередь разбудить Джейсона. Но тот встречает его опустошенным взглядом, еле-еле держась на стуле, чтобы не упасть со стаканом молока на пол. — Не спишь? Я тоже люблю ночью побродить. Садится рядом, берет с корзины на столе яблоко и маленький нож. Если Джейсон встает по ночам чтобы попить, Салим оказывается идет ночью на кухню, чтобы пожрать. — А я думал ты будешь шугаться темноты. После всего того, в пещерах, — наблюдая за мужчиной, говорит Колчек. Салим усмехается. Чего-чего, а темноты он сейчас боится меньше всего. Взглянув на Джейсона, он застыл на мгновение, пока Колчек не схмурил брови и не спросил об уже его состоянии. — Все нормально. Просто не ожидал тебя вот так вот резко увидеть. Отрезает наконец-то себе дольку яблока. Протягивает вторую Джейсону. Тот ее принимает. — Я тебя тоже. Надеюсь, не слишком помешал? — Совсем не помешал. Оставайся здесь сколько захочешь. А можно остаться навсегда? — Боюсь я не смогу так долго спать на диване, — ухмыляется Колчек. Наблюдает за реакцией Салима. Тот и хотел бы его пригласить к себе, наверх. Но смущается. — Через несколько дней Зейн вернется обратно в университет, в Лондон. Своего мальчика я теперь увижу только в рождество. Так ведь это совсем скоро, думает про себя Джейсон. Когда он в последний раз праздновал рождество? Вспоминает казарму. Как Джоуи, проникшийся духом этого праздника, решил отметить его как следует. Как дома. Собрал со всех морпехом по носку, повесил их у каждого на перекладине кровати, а внутрь сунул конфеты, какие нашел. Мужики тогда угарнули с него, но все-таки поддержали. Мервин даже изобразил Санту, напялив на себя все красное, что нашел в казарме. А Джейсон пообещал ему ни разу, за все празднование рождества, не бурчать, не материться и не поносить всех подряд на чем свет стоит. Джоуи. Опять этот сраный Джоуи. — Можешь занять его комнату, — продолжает Салим. Первое яблоко кончается, он принимается за второе. — Спасибо. У меня есть дом. — Дом? Или так, временное пристанище? Опять личные вопросы. Слишком часто их слышал в свой адрес Колчек в последнее время. Аж неуютно стало от того, что каждый, кого он видит, норовит залезть к нему в душу. Да поглубже. — Какая блять разница. Большая, хотел бы ответить Салим. Но вместо этого отрезает Колчеку еще одну дольку яблока. И протягивает. На его следующий вопрос он может и не ответит, если не огрызнется, а от еды сейчас точно не откажется. Джейсон Колчек, которого посетила ебанутая идея, берет и получает дольку яблока из рук Салима прямо так, губами. Ими же слегка касается его пальцев, совсем немножко с точки зрения блядской вселенной, и ахуеть как множко с точки зрения этой сраной кухни. Из его рук это яблоко чувствуется во рту слаще, вкуснее. И Джейсон это списывает на банальное стечение обстоятельств. — Могу я спросить как ты сейчас себя чувствуешь? Нахуя спрашивать? Уже ведь спросил. Джейсон не находит что ему ответить. Правду? Тогда Салим одними яблоками не ограничится. В очередной раз соврать? Сказать, что какой-то бомжара в переулке схватил его и засунул в рот экстази? Звучит тупо. Но больше в голову ничего не лезет. И Джейсон, как блять и всегда, выбирает второе. Салим катится со смеху от его рассказа. Сначала хватается за живот, а затем закрывает рукой рот, чтобы не разбудить Зейна. — А ты все еще смешной Джейсон. Все такой же смешной. Колчек не знает, комплимент это или совет измениться. После тридцати это не так-то легко и сделать. Если вообще это имеет смысл. — Завтра сможешь спать хоть до победного. Зейн с утра уйдет, его все еще ждут друзья в Вашингтоне. Посмотреть на ваш этот «Президентский дом». Последнюю фразу Салим говорит уже вставая со стула. Вытирает нож мокрой тряпкой. И, собираясь вернуться в холодную и слишком большую для него одного постель, оглядывается на Колчека. — Ты это... правда... оставайся. Столько, сколько влезет. Здесь так одиноко, когда Зейн уезжает. Мне становится не по себе. Слишком большой у нас дом. От последнего предложения сердце Джейсона снова скручивается. Да так, что не находись Салим рядом, Колчек бы давно за него схватился. Возможно это была очередная паничка. А возможно сейчас он получил очередную возможность провести малую, но все-таки, часть своей жизни рядом с тем, с кем и мечтать о таком и не мог. Блядские яблоки.